— Это тебя, — произнес начальник отделения розыска и протянул мне трубку телефона. Я вопросительно посмотрел на него. Но он молча передал мне трубку.
— Абрамов, — произнес я в трубку. — Слушаю.
— Зайди ко мне, есть серьезный разговор, — произнес начальник управления уголовного розыска МВД Костин.
Я положил трубку и вопросительно посмотрел на своего начальника.
— Что смотришь? Тебя приглашают, а не меня. Так что давай, топай. Начальство не любит ждать.
Я встал из-за стола и молча направился в кабинет начальника управления. Осторожно постучав в обшитую дерматином дверь, вошел в кабинет.
— Здравия желаю, Юрий Васильевич. Прибыл по вашему приказу, — произнес я.
— Абрамов, давай завязывай с этими армейскими делами. Здесь не армия. Работаешь в управлении два года и все привыкнуть не можешь.
— Простите, больше такого не повторится, — произнес я.
Он устало улыбнулся.
— Давай, Виктор, присаживайся, есть серьезный разговор.
Я сел за стол и приготовился слушать. Он встал из-за стола и подошел к окну. Приоткрыв штору, он молча посмотрел в окно и, задернув штору, повернулся ко мне лицом.
— Вот, что Виктор. Меня очень беспокоит рост количества пропавших женщин в городе Казани. Я хочу поручить тебе провести детальную проверку всех этих розыскных дел, заведенных по факту их исчезновения. Дела на мужчин можешь не изучать.
Закончив говорить, он внимательно посмотрел на меня.
— Вопросы есть?
— Юрий Васильевич, насколько я владею статистикой, количество пропавших без вести женщин находится на уровне прошлых лет. Вы же знаете, сейчас лето и людей тянет на природу.
— Ты меня не понял, Абрамов. Я хочу, чтобы ты разобрался в причинах исчезновения. Если это сезонный рост, Бог с ним. Однако причины, побуждающие женщину бросить своего ребенка и исчезнуть, наверняка не связаны с наступившим летом. Так, что разберись и подготовь для меня обзор по всем этим исчезновениям.
— Можно еще один вопрос? Может, мы просто запросим подобную справку из УВД города? Пусть поработают немного.
— Мне их справка не нужна. Я просто знаю, что они в ней напишут. Мне нужна объективная справка, с выводами и предложениями. Понял?
Я молча кивнул головой.
— Каковы сроки, Юрий Васильевич?
— Чем быстрее, тем лучше. А так — месяц.
— Что мне сказать своему начальнику отделения?
— Ничего. Я сам ему скажу об этом задании. Если больше вопросов нет, тогда можешь идти, я тебя больше не задерживаю.
Я встал из-за стола и молча направился к двери. Идя по коридору, я размышлял о порученном мне задании. Я хорошо знал Костина, поэтому вполне серьезно относился ко всем его поручениям. Если он, что-то поручал кому-то, то это было вызвано каким-то его вторым и пока не совсем понятным мне чувством.
Я открыл дверь и вошел в свой кабинет. Сев за стол, я открыл журнал регистрации розыскных дел и стал выписывать фамилии пропавших женщин и номера розыскных дел.
— Что, опять новое задание? — ехидно спросил меня начальник отделения.
— Угадали, — коротко ответил я ему.
— Я так и думал, — произнес он. — Жалко, что у нас в управлении нет должности офицера по особым поручениям начальника управления, ты бы точно занял эту должность.
— Вы не мне это говорите, а ему. Может быть, мне посоветовать ему подобные вопросы предварительно обговаривать с вами?
Он замолчал и, достав из ящика стола газету, углубился в чтение.
Сергеев Алексей Васильевич, 1943 года рождения, сидел на скамейке в привокзальном скверике и читал оставленную кем-то газету. До отправления электрички Казань — Нижние Вязовые оставалось чуть больше часа. Он достал из кармана пиджака пачку «Авроры» и вынул из нее сигарету. Похлопав себя по карманам, достал коробку спичек и прикурил. Выпустив струю голубоватого дыма в небо, про себя отметил, что не припомнит такой жары в самом начале мая.
Неожиданно его внимание привлекла молодая женщина двадцати трех — двадцати пяти лет, которая вела за руку плачущего ребенка. Ребенок не хотел идти и упирался своими ножками в асфальт.
— Ты почему не слушаешь свою маму? — грозно обратился он к ребенку. — Ты посмотри только какая красивая она у тебя. Мне стыдно за тебя!
Мальчик замолчал и испуганно посмотрел на незнакомого дядю, а затем перевел свой взгляд на мать. Женщина подняла его на руки и посадила его на другой конец скамейки.
— Спасибо вам, а то я просто не знала, как остановить его плач, — произнесла женщина, вытирая лицо ребенка носовым платком.
Она с интересом посмотрела на незнакомца, отмечая про себя его неплохие физические данные. Что греха таить, Бог сполна наделил его всем этим. Рост Сергеева был где-то под метр восемьдесят пять, он был широк в плечах, с развитой мускулатурой. Грудные мышцы рельефно выпирали из-под его рубашки. Лицо его было не столь симпатично, но и не столь некрасиво. А вот темные каштановые волосы и лучезарная белоснежная улыбка делали его лицо довольно привлекательным и интересным. Он хорошо знал, что нравится женщинам и часто использовал это в своих целях.
Он с нескрываемым интересом посмотрел на женщину. Почувствовав на себе его пристальный взгляд, она невольно засуетилась и покраснела оттого, что не знала, как себя вести под этим взглядом.
— Мужчина, вы что меня так рассматриваете? На мне нет узоров!
— Это кто вам сказал об этом? — сказал он и улыбнулся. — Вам никогда не говорили, что вы очень красивая женщина?
От этих слов она еще больше смутилась и покраснела.
— Вот видите, вы покраснели. Значит я прав, что вам про это еще никто не говорил.
Женщина подхватила ребенка и направилась в сторону пригородной платформы. Сергеев снова достал сигареты и закурил. Прикрыв глаза от солнца, он посмотрел в сторону удаляющейся от него женщины, отмечая про себя ее несомненные достоинства — красивую фигуру и длинные стройные ноги.
Он невольно вспомнил свое детство. В семье, где он рос, были практически одни женщины. Отец после его рождения оставил семью и ушел жить к соседке, с которой крутил любовный роман последние три года. Мать и три его сестры, карабкались в этой жизни, как могли. Он часто донашивал старые вещи, которые приносила откуда-то его мать. С этого времени он просто возненавидел женщин в лице круглой, словно шар, соседки. Ему тогда казалось, что все его трудности исходят именно от окружавших его женщин. Сестры заставляли его убирать квартиру, таскать из колонки воду, колоть дрова и выполнять другую тяжелую по дому работу.
Лишь поздно вечером, оказавшись в своей постели, он предавался своим сокровенным мечтам о том, как он отомстит им, когда вырастет. Он часто рисовал в своем детском воображении кровавые акты возмездия. Он словно наяву слышал их болезненные крики о помощи и видел кровь, обильно текущую по их телам.
В 1960 году, когда ему исполнилось семнадцать лет, его посадили за зверское изнасилование одноклассницы. Тогда он впервые в своей юной жизни почувствовал свое физическое превосходство над ней. Выбор его был не случаен. Он ненавидел ее с самого первого класса, когда молодая учительница посадила его с ней за одну парту.
— Мила, я очень тебя прошу, подтяни, пожалуйста, Сергеева. Ты же видишь, что он не вылезает из двоек.
Мила посмотрела на него сверху вниз, выказывая тем самым свое превосходство над ним. Этим взглядом она уже тогда подписала себе этот приговор. Все школьные годы он только и мечтал отомстить ей за эту обиду. Часто, ложась спать, он строил планы этой мести, которую впоследствии полностью и воплотил в жизнь. Он до сих пор помнил, как кричала она под ним, как он без жалости бил ее по лицу и другим частям тела. Он не убил ее только потому, что просто не успел это сделать. Кто-то из соседей услышал ее крики и вызвал милицию. Тогда ему дали семь лет.
Он как сейчас помнит эту камеру и двенадцать пар мужских глаз, встретивших его при входе в камеру. Он улыбнулся им, представился и направился к свободной койке.
— Так это ты, значит, вскрываешь «лохматые сейфы»? — спросил его один из осужденных.
Сергеев снова улыбнулся и бросил свой матрас на койку.
— Ну, раз так говорят, то, значит, это я — ответил он.
— Давай рассказывай, что ты сделал с этой девчонкой? — произнес все тот же мужчина.
— А вы что, не знаете, что делают с бабами? Может, эта не воровская хата, и здесь чалятся не воры и блатные, а целомудренные монахи?
Он вовремя успел увернуться. Чей-то запущенный в его голову башмак лишь коснулся его головы.
— Мужики, вы что творите?
— Мужики лес валят. Здесь нет мужиков, — сказал кто-то за его спиной.
— Вы что творите, как будто сами лучше меня, — стал оправдываться он.
— Нам здесь «лохматые взломщики» не нужны. Ломись, парень, отсюда, пока мы тебя не «опустили ниже плинтуса» — произнес все тот же мужчина. — Мне западло дышать одним воздухом с тобой.
Сергеев подошел к дверям камеры и начал в нее стучать. Дверь с грохотом открылась и в дверях возникла массивная фигура контролера.
— Чего стучишь? Что тебе нужно?
— Переведите меня, пожалуйста, в другую камеру, — попросил Сергеев.
— Ты что, забыл где находишься? Это тебе не гостиница! Здесь номера не выбирают, — ответил контролер.
— Но они мне угрожают, хотят меня «опустить», — чуть ли не со слезами на глазах произнес Алексей.
— Я им мешать не стану. Таких, как ты, не только «опускать» надо, но и убивать не грех, — сказал контролер и захлопнул дверь.
Сергеев обессилено сел за стол и с нескрываемой ненавистью посмотрел на сокамерников.
— Если кто из вас подойдет ко мне — убью, — произнес он.
Раздался дружный смех. Один из сокамерников соскочил с койки и, выставив перед собой заточку, пошел на него.
— Сейчас мы посмотрим, какая у этой твари кровь.
Вслед за ним с коек поднялись еще несколько человек…
Очнулся он под утро. Все тело его нестерпимо болело и каждое движение приносило физическую и моральную боль. Что лежит около параши, понял сразу. Сильный и противный запах выворачивал его нутро наизнанку.
— Вот и «петушок» очнулся, — произнес один из мужчин. — Однако почему-то не поет, не будит нас на завтрак. Эй, «петушок», прокукарекай подъем братве.
— Не буду.
— Что значит «не буду»? Ты знаешь, что бывает с теми «петухами», которые отказываются это делать? Все правильно, их забивают на суп. Так что, перед тем, как открыть свою пасть, педераст, немного подумай о последствиях.
Сергеев приготовился к тому, что сейчас может повториться то, что с ним сделали эти люди прошлым вечером. Он как затравленный зверь забился в угол. Немного подумав, встал на ноги и, взмахнув руками, как это делает петух своими крыльями, закукарекал. Осужденные схватились за животы, и тишину камеры потряс взрыв хохота.
— Запомни, «петушок», теперь будешь кукарекать каждый час. Пропустишь — ответишь.
Звякнула створка «кормушки». Дверца открылась, и в отверстии показалось сытое лицо «баландера».
— Давайте миски, завтрак, — выкрикнул он.
Сергеев хотел первым подставить свою миску под большой черпак, в котором была перловая каша с кусками какой-то рыбы, однако сильный удар в челюсть опрокинул его на бетонный пол.
— Куда лезешь, «петух гамбургский», ты у нас последний в этой очереди, — произнес сокамерник. — Ты не удивляйся, это опущенный, — пояснил он баландеру.
— Все понятно, — ответил разносчик пищи.
Сергееву он положил половину положенной ему нормы. Алексей хотел было возмутиться, но вовремя одумался. Он злобно посмотрел на баландера и, промолчав, направился со своей миской к столу.
— Ты куда прешь? Здесь обедают честные арестанты. Твое место у параши, — сказал все тот же арестант. — Если подойдешь к столу, вмиг отоварим.
Алексей поплелся к параше и, устроившись рядом с унитазом, стал с жадностью поглощать пищу.
После обеда его вызвал оперативник. Сергеев вошел в кабинет и остановился у двери.
— Осужденный по статье сто семнадцать, часть два Сергеев Алексей Васильевич, — произнес он.
За столом сидел молодой старший лейтенант внутренней службы и с интересом смотрел на него.
— Я слышал, что тебя опустили блатные?
Сергеев замялся. Он просто не знал, сознаваться ему в этом или нет. Он еще не разобрался в этом арестантском мире и сейчас боялся, что ответом может навредить себе.
— Чего молчишь? Или потерял дар речи после вчерашнего? Ты, Сергеев, не расстраивайся, не ты первый, не ты последний, с кем поступают так. Просто твоя статья не в почете у местной арестантской братвы. Я не стану тебя уговаривать, так как деваться тебе просто некуда. Ты «обиженный», и теперь это пятно на тебе будет до конца твоих дней. На воле ты можешь еще стать каким-то авторитетом, но стоит тебе переступить порог хаты, ты добровольно должен лечь у параши. Если ты это забудешь, то тебе обязательно напомнят.
— Ну и как мне теперь жить все эти семь лет? Они же меня убьют!
— А ты сам подумай об этом. Если ты поднимешься в зону, то драть тебя там будут каждый божий день. А это значит, что мы, то есть администрация следственного изолятора, являемся твоими защитниками. Но мы защищать тебя просто так не намерены, для этого ты должен помогать нам.
— То есть вы мне предлагаете…
— Ты все правильно понял, Сергеев, — произнес старший лейтенант. — Красивой и хорошей жизни я не обещаю, но могу гарантировать тебе жизнь. Это тоже много значит для тебя, Сергеев. Если пожелаешь, могу перевести тебя в другую хату, но там произойдет то же самое, но еще более жестко.
— А если я откажусь?
— Сегодня откажешься, а завтра сам приползешь ко мне на коленях и со слезами на глазах будешь просить меня о защите. Ты сам знаешь — я могу тебе помочь, а могу и не расслышать твоей просьбы. Без меня ты через месяц залезешь в петлю. Шансов выжить без меня у тебя практически нет.
Уговаривал он Сергеева недолго. Предложил присесть за стол и протянул ему чистый лист бумаги.
— Пиши. Я, такой-то, обязуюсь добровольно помогать администрации следственного изолятора, выявлять лиц, злостно нарушающих установленную законом дисциплину, сообщать об укрытых ими преступлениях. Написал? Пиши дальше — все свои сообщения буду подписывать псевдонимом… Придумай чего-нибудь сам.
Сергеев закончил писать и протянул ему обратно лист бумаги. Старший лейтенант прочитал и усмехнулся.
— А почему так грозно — Аллигатор?
— А потому, что я их ненавижу. Я бы их всех порвал на части и съел.
— Тогда все ясно. Запомни, Аллигатор, что сейчас твоя жизнь в твоих руках. Если проколешься, то они порежут тебя на маленькие кусочки и спустят их в унитаз.
— Я не маленький и все хорошо понимаю.
— Тогда попей чаю с конфетами и обратно в камеру. Если будут спрашивать, скажешь, что водили в санчасть.
— Понял, — коротко произнес он и налил в металлическую кружку крепкий чай. Он пил не спеша, смакуя сладкую и терпкую жидкость. Закончив пить, он отодвинул от себя кружку и поднялся со стула.
— Я все. Отведите меня в камеру.
Оперативник вызвал контролера и попросил отвести Сергеева в камеру.
Сергеев поднялся со скамейки и направился в сторону пригородной платформы. Протискиваясь сквозь толпу пассажиров, ожидавших электричку, он снова увидел уже знакомую ему женщину с ребенком.
— Извините, товарищи, позвольте пройти, — то и дело произносил он, протискиваясь в сторону женщины.
Когда до нее оставалось метра три, он вдруг увидел рядом с ней мужчину, который, жестикулируя, что-то говорил ей. Неожиданно он схватил ее за руку и потащил к выходу с платформы. Женщина пыталась вырваться, однако мужчина держал ее руку крепко и все ее попытки были тщетны.
Алексей схватил мужчину за руку и с силой сжал ее. Лицо мужчины побелело от боли, и он отпустил женскую руку.
— Ты кто такой? Ты что лезешь в чужую жизнь? — кричал он, стараясь освободиться из цепких рук Сергеева. — Я ее муж, а ты кто?
— Ты не муж, ты кобель. Если ты еще раз это сделаешь, я убью тебя. Ты понял меня или нет?
Наконец мужчине удалось вырвать свою руку. Он грубо выругался и, расталкивая людей руками, направился в сторону выхода с платформы.
— Спасибо. Я думала, что он меня сейчас потащит за собой.
— Кто он вам? Муж?
— Нет. Это бывший мой сожитель. Хочет вернуть меня, а я не хочу. Дважды в одну воду не входят.
— Сын-то от него? — поинтересовался Сергеев.
— Нет. Это мой сын.
Вдали показалась электричка. Пассажиры встрепенулись, и вся толпа хлынула к краю платформы.
— Давайте я вам помогу, — предложил он женщине и, подхватив ее сумки, направился к вагону.
Женщина взяла на руки ребенка и устремилась следом. Они вошли в вагон и сели напротив друг друга.
— Вы куда едете? — поинтересовался он у нее.
— В Васильево. Там у меня живет мать. Сама я работаю в Раифском зверосовхозе. А вы откуда?
— Сам я живу в Казани. Вернее, мать живет в Казани. А работаю охранником в садовом обществе «Каенлык». Платят мало, зато свободного времени выше крыши.
— Я случайно увидела у вас наколку. Вы судимы?
Сергеев сделал вид, что смущен. Немного подумав, он наклонился поближе к ее лицу и тихо произнес:
— Вы угадали. Я действительно судим. Но я не уголовник, я диссидент, то есть политический заключенный. Про нас еще говорят, что мы «узники совести». Раньше я работал в одном из институтов Москвы, но после того, как меня арестовало КГБ, сами понимаете, меня лишили всего, в том числе и возможности преподавать в институте. После второго ареста мне предложили покинуть столицу нашей родины, и я перебрался в Казань, где живет моя мать.
Он замолчал и посмотрел на женщину, стараясь понять, какое впечатление произвел его рассказ. Женщина, не отрываясь, смотрела на него.
— Сами понимаете, мне пришлось оставить в Москве все. Семья отреклась от меня. Я оставил им все — квартиру, дачу в Подмосковье и с пустыми карманами приехал в Казань. Попытался устроиться на нормальную работу, но мне везде отказывали. Пришлось вот пойти сторожем в садовое общество.
Достав сигареты из кармана пиджака, Сергеев поднялся с сиденья.
— Если вы не возражаете, я пойду покурю.
Выйдя в тамбур, он закурил и посмотрел в окно вагона. Впервые в своей жизни он не испытывал отрицательных чувств к женщине. Он невольно вспомнил этот неподдельный интерес к нему, к его придуманной биографии и ему вдруг стало смешно. Чтобы скрыть улыбку, он отвернулся от стоящего напротив мужчины и снова посмотрел в окно. Электричка, замедлив ход, остановилась. Он выглянул из открытой двери вагона. Поезд стоял на станции Юдино.
Теперь он знал, как зовут его попутчицу. Ею оказалась двадцатитрехлетняя Мадина Шарипова.
— Вы такой грамотный человек, наверное, пришлось вам много поездить по Советскому Союзу? — спросила его она.
Он посмотрел в потолок, словно вспоминая что-то.
— Вы знаете, Мадина, мне проще вам рассказать о том, где я не был. По крайней мере, начиная с мыса Золотой Рог и кончая Калининградом, я посетил все крупные города. Хабаровск, Находка, Комсомольск-на-Амуре, Омск, Томск — он продолжал перечислять города, о которых узнал из книг тюремной библиотеки. — Приходилось бывать в Париже, Берлине, Риме. Короче, в Европе.
— Да, красивая у вас была жизнь. А я вот окончила школу, родила, а затем соседка меня устроила в зверосовхоз, в котором работала сама. Нигде я не была и ничего такого не видела. Я даже в Казань выезжаю редко.
Мимо их вагона со свистом и грохотом пронесся пассажирский поезд. Она проводила его мечтательным взглядом и снова повернулась к Алексею.
— Кажется, приехали.
И словно в подтверждение его слов состав стал сбрасывать скорость, а затем дернулся и остановился.
— Я вам помогу.
Подхватив ее сумки с продуктами, он поспешил к выходу из вагона. Вслед за ним из вагона вышла Мадина, неся на руках спящего мальчика.
— Если вы не против, я бы помог вам донести эти сумки до дома, — галантно предложил он ей.
Румянец, выступивший у нее на щеках, сделал ее лицо еще привлекательней.
— Я согласна.
Они пошли рядом, бросая друг на друга взгляды.
— Алексей, расскажите мне еще что-нибудь о себе, — попросила она его.
— Можно, я вас буду называть на «ты»? Так проще и более доверительно.
Она молча кивнула головой.
— Ты знаешь, Мадина, мне однажды пришлось побывать в Австралии. Что меня там больше всего поразило, так это то, что там до сих пор едят человеческое мясо.
— Как так? — удивленно произнесла она.
— Не все конечно, но многие. Говорят, что вкус человеческого мяса чем-то напоминает вкус молодого теленка. Многие верят, что тот, кто хоть раз в этой жизни попробует человеческого мяса, приобретет иммунитет от многих серьезных заболеваний, таких как рак, болезни сердца и других.
— Не может быть… — испуганно произнесла она.
— Почему не может быть? Просто основная масса людей этого не знает. Ты только представь, что сейчас началось бы, если бы люди узнали об этом. Люди бросались бы друг на друга, убивали, а затем пожирали себе подобных. Ты знаешь, мне всегда было интересно, смог бы я это сделать или нет?
— Леша, мне стало страшно от вашего рассказа.
— Страшно? Это потому, что ты представила себе, что это тебя едят разные там люди. А ты представь себе совершенно другую картину, что это ты ешь их, а не они тебя.
Она посмотрела на него, и ей в этот момент показалось, что он уже пробовал человеческое мясо.
— Ты что так на меня смотришь, Мадина? Я еще никого не съел, но мне этого ужасно хочется, — сказал он и громко рассмеялся.
— Вот мы и дома.
Они остановившись у калитки небольшого деревянного дома.
Дверь дома открылась и на пороге появилась женщина.
— Наконец-то приехала! Что ты так долго делала в Казани? — стала она спрашивать у нее. — А это кто? Твой новый кобель?
— Мама, как тебе не стыдно! Человек просто решил мне немного помочь.
— Знаю я таких помощников. Сначала сумки донесут, а потом под юбку полезут.
Сергеев улыбнулся словам матери Мадины и, поставив сумки у калитки, направился вдоль улицы.
Я уже третий день сидел безвылазно в кабинете и изучал розыскные дела. Открыв одно из них, я увидел указания по делу, которые дал старший оперуполномоченный нашего отделения Козин.
— Валерий Михайлович, вы изучали розыскное дело на Милованову Ксению Андреевну?
Он оторвал свой взгляд от бумаг и посмотрел на меня.
— Да, изучал, — ответил он. — Я даже, насколько я помню, дал по нему указания. А что?
— Просто я сейчас изучаю это дело и хотел бы спросить у тебя, чем ты руководствовался, давая подобные указания. Судя по твоим указаниям, ты считаешь, что женщина могла просто так оставить ребенка у своей матери и ничего ей не сказав, куда-то уехать из города.
— А ты считаешь, что с ней что-то произошло?
— Пока затрудняюсь сказать что-то конкретное, но с твоими выводами по этому делу я не согласен.
— Это твое дело, и поверь мне, что мне абсолютно безразлично твое личное мнение по этому вопросу. Ты пока не начальник и не пытайся изображать из себя очень умного человека.
— Ты, что Валера? Прости меня, но я не хотел тебя обидеть. Я думал, что мы с тобой как-то обсудим эту проблему и совместно набросаем алгоритм наших действий.
Он ухмыльнулся.
— Ты на меня не переваливай свои проблемы. Это тебе, а не мне поручил Костин изучить эти дела. Вот ты и изучай. Время покажет, кто из нас прав.
— Все ясно, Валерий Михайлович, — ответил я.
Несмотря на данные указания, оперативник, осуществлявший розыск Миловановой, полностью их проигнорировал. Подшив в дело пару ни к чему не обязывающих ориентировок, он практически свернул работу по ее розыску. Я посмотрел на часы. До окончания рабочего дня оставалось еще сорок минут. Я встал из-за стола и сложив все свои документы в сейф, направился к выходу из кабинета.
— Ты куда? — спросил меня начальник отделения.
— Хочу заехать к матери Миловановой и поговорить с ней о дочери. Мы вот здесь копья ломаем с Козиным, а она вдруг дома. Оперативник был у матери всего один раз, после ее заявления. А с этого момента прошло более двух месяцев.
— Слушай, Абрамов. Я что-то не понимаю тебя? Есть оперативник в Кировском ОВД, есть целое отделение по розыску в УВД Казани, а ты едешь сам опрашивать мать. Тебе что, делать больше нечего?
— Что толку, что они опрашивали мать. В этом объяснении ничего нет. Вот я с ней и поговорю. А вдруг она мне расскажет что-то новое. Может, ее кто-то видел после исчезновения. Мало ли что?
— Ну, давай, вали. Если тебе нравится копаться в этом грязном белье, я тебе запретить этого не могу. Просто может выйти не совсем тактично. Ты что-то нароешь, а как быть другим, которые не сделали или не увидели это? Ты об этом подумай как-нибудь на досуге.
— Хорошо, я обязательно подумаю, — сказал я и вышел из кабинета.
— Здравствуйте, я из уголовного розыска. Можно с вами поговорить? — представился Абрамов.
— Что случилось, сынок? Неужели дочку нашли? — взволновано спросила женщина лет шестидесяти, пропуская его в квартиру.
Квартира, в которой ютилась семья Миловановых, была метров шестнадцать. Несмотря на то, что в квартире проживало четыре человека, комната сверкала чистотой. Абрамов снял обувь у порога и прошел в комнату.
— Вот сюда садись, — пригласила хозяйка.
Он присел на краешек дивана и, взглянув на хозяйку, которая примостилась на стуле, спросил:
— Анна Васильевна! Я сейчас занимаюсь розыском вашей дочери Ксении и хотел бы у вас поинтересоваться обстоятельствами ее исчезновения. Перед тем, как пойти к вам на встречу, я прочитал ваше объяснение. Если сказать честно, то оно меня не устроило, и я решил переговорить непосредственно с вами. Если вам не трудно, то расскажите мне все о вашей дочери. Меня интересует, с кем она встречалась в последнее время, адреса проживания ваших родственников и ее подруг.
Женщина заплакала, а затем, смахнув подолом фартука слезы, стала рассказывать.
— Ксения росла послушной девочкой. Она мечтала после окончания школы поступить в университет, хотела стать юристом. Мы с мужем всячески помогали ей, но поступить сразу ей не удалось. Проработав год на пороховом заводе, она снова попыталась поступить, но и в этот раз она не поступила, а вернее не прошла по конкурсу. Там, в университете, она познакомилась с пареньком. Гуляли они недолго, его вскоре забрали в армию. После армии он куда-то завербовался и уехал. Ксения не стала его связывать по рукам, она даже не написала ему, что родила от него девочку. После рождения ребенка она замкнулась в себе. Стала целыми днями сидеть дома. Как ни пытались подруги вытащить ее из дома, все бесполезно. Мы с отцом только качали головой, не зная, что с ней делать. Она все свое время проводила с дочкой.
Недели за две как уйти ей из дома, она вернулась домой из магазина сама не своя. Ее словно подменили. Она стала совершенно другой. Пошла в парикмахерскую, сделала себе новую прическу, покрасила волосы. Она по секрету рассказала мне, что познакомилась с мужчиной. Он бывший преподаватель. Сам москвич, но приехал и живет пока здесь у матери, в Казани.
Она дважды встречалась с ним, а в день исчезновения ей кто-то позвонил по телефону. Она стала быстро собираться и чуть ли не бегом выскочила из квартиры. Единственно, что она сказала мне, что придет домой часов в восемь вечера. Я тогда подумала, что она побежала на встречу с этим мужчиной и не стала ее особо расспрашивать. Хочу особо отметить, что дочь мне никогда не врала. Если она говорила, что придет домой в восемь часов, то всегда возвращалась к этому времени. Но в тот день она впервые не пришла домой. Мы с мужем стали беспокоиться. Он стал обзванивать все больницы, но ее нигде не было. На следующий день, мы пошли с ним в милицию, но у нас заявление не приняли. Дежурный офицер тогда посмеялся над нами и велел прийти нам дня через три, если дочь не вернется домой.
Мы все эти три дня искали ее по больницам, муж каждый день ездил в морг, но дочери по-прежнему нигде не было. Я целыми днями сидела дома с внучкой и все ждала, что она позвонит домой и объяснит причины своего поведения, но звонка от нее я так и не дождалась. Через три дня мы снова пошли в милицию. С нами переговорил оперативник, забрал у нас заявление. Мы рассказали ему, как она была одета в день исчезновения, а также указали все ее особые приметы. После этого к нам больше никто не приходил и не звонил.
Она замолчала и с надеждой посмотрела на меня.
— Анна Васильевна! Может, кто-то ее видел после того как она ушла из дома?
— Ее видела одна моя знакомая. И видела она ее на пригородном вокзале. Ей тогда показалось, что Ксения как-будто кого-то ждала.
— А она не могла ошибиться? Может, она обозналась?
— Нет, она не могла обознаться. Она ее хорошо знала. Да и одежду она описала довольно подробно.
— Вы хотите сказать именно ту одежду, в которой ушла ваша дочь?
— Вы правильно поняли.
— Скажите, а в какое время она ее видела?
— Говорит, около трех часов дня.
— Спасибо, — поблагодарил я ее и стал собираться.
— Виктор Николаевич! Скажите, она жива? Ведь прошло около года, как она пропала.
Я промолчал. Мне не хотелось обнадеживать мать Ксении, но и высказать то, о чем я думал, я просто не мог.
— Анна Васильевна, если мне будет нужна ваша помощь, могу я к вам обратиться? Давайте будем надеяться на лучшее. Если до сих пор не обнаружен труп вашей дочки, это говорит о том, что у нас еще есть надежда разыскать ее. Я вам могу привести десятки подобных случаев, когда люди просто не хотели сообщать о своем местонахождении своим родным и близким по различным причинам.
— Спасибо вам, Виктор Николаевич, что вы вселили в мое больное сердце какую-то уверенность. Вы не поверите, но мне стало намного легче после общения с вами. А в отношении помощи — можете обращаться в любое удобное для вас время, ведь вы разыскиваете мою дочь. Чем могу, тем и помогу, — сказала она, поднимаясь со стула.
Я вышел из квартиры и направился к ближайшей остановке троллейбуса.
Я пришел на работу в начале восьмого утра. Поднявшись к себе на этаж, я открыл ключом кабинет и занял свое рабочее место. Открыв сейф, я вынул из него два десятка розыскных дел и положил перед собой. Из всех этих изученных дел, я отобрал всего шесть. Все эти дела были заведены на молодых женщин, возраст которых колебался от двадцати до двадцати пяти лет. Все эти дела объединяло одно — все эти женщины никогда не высказывали желания уйти из дома. После их исчезновения родные находили дома их документы, что лишний раз говорило о том, что эти женщины не могли куда-то уехать, не взяв с собой необходимых документов и денег.
Я разложил перед собой фотографии пропавших женщин. Как ни странно, все исчезнувшие женщины внешне были довольно интересны, но еще более интересным был факт, что все они были блондинками, пусть и крашенными, но блондинками.
— Чего любуешься? Бабу себе выбираешь? — услышал я голос своего начальника отделения у себя за спиной.
— Угадали. Сижу и выбираю, — ответил я. — А какая женщина вам больше нравится?
Он взял в руки фотографии и стал их внимательно рассматривать.
— Мне больше нравится вот эта. Смотри, какая колоритная у нее внешность. Ей бы в артистки податься, запросто могла бы сделать там карьеру.
— Вкус у вас неплохой, товарищ подполковник.
— Когда она пропала?
— В ноябре прошлого года.
— А другие?
— Все остальные в этом году. Я вчера был у матери Миловановой. Она мне рассказала, что дочь в день исчезновения видели на железнодорожном вокзале, а если точнее, то на платформе пригородной электрички «Казань — Нижние Вязовые».
— Я что-то не понял тебя. Поясни.
— Не могу. Пока у меня одни лишь догадки и версии. Хочу отработать всех пропавших без вести. Мне кажется, что между ними существует какая-то связь, которую нужно выявить.
— Слушай, Абрамов. Не старайся быть умнее других. Я не верю, что во всех этих исчезновениях существует закономерность. Ты только посмотри, даты этих исчезновений разные. Одна пропала весной прошлого года, другая летом, третья в феврале этого года. Сами пропавшие проживали в разных районах города и ничего их не связывало между собой. Они не были знакомы, не дружили и даже не подозревали, по всей вероятности, о существовании друг друга.
— Вы знаете, вот это я и хочу установить. То есть проверить и выяснить какую-то закономерность в их исчезновении. Например, Милованова Ксения, пропавшая в том году, перед своим исчезновением познакомилась с мужчиной, который рассказал ей, что ранее преподавал в каком-то московском вузе. Это пусть хоть и маленькая, но отправная точка в этом деле. Может и в исчезновении других женщин тоже виноват какой-то преподаватель?
— Дело твое. Когда собаке делать нечего, она начинает что-то лизать. Попробуй и ты найти то, что не нашли другие.
— Вы не правы. Все эти дела, заведены в разных районах города и заводили их абсолютно разные люди, которые не обращали внимания на такие тонкости. А я постараюсь найти в них то, что их объединяет.
— Давай, дерзай. Может тебе и удастся сделать то, о чем ты сейчас говоришь.
Он достал из кармана пиджака новые газеты, которые только что купил в киоске и, устроившись в кресле, приступил к изучению последних мировых новостей.
— Алексей, ты дома? — постучал в дверь участковый инспектор Гараев.
Сергеев открыл дверь. Судя по его лицу, он был явно не рад своему гостю. Он вчера неплохо посидел с местными садоводами, и сейчас голова у него просто раскалывалась с похмелья.
— Проходи, лейтенант, — произнес он, пропуская его к себе в дом.
Участковый бегло осмотрел его жилище и присел за стол.
— Неплохо живешь, Алексей Сергеевич. Смотрю, в доме все убрано и чисто. Мужчина не может так хорошо и опрятно содержать свой дом. Наверняка женщину нашел? Кстати, ты что это небрит?
Сергей провел ладонью по лицу и улыбнулся.
— Тот, кто хочет отрастить красивую бороду, всегда сначала кажется небритым, — ответил он и присел напротив участкового инспектора.
— Ну, что у тебя, Алексей, нового? Ты Савельевых хорошо знаешь? У них домик триста шестнадцать.
Сергеев немного подумал. Перед его глазами отчетливо встала эта вечно ругающаяся пара.
— Да, знаю. Они вечно чего-то делят между собой и никак не могут поделить. Такой вредной бабы я еще не видел. И как только этот мужик живет с ней? Я давно бы закопал ее где-нибудь в посадках. А что за вопрос у вас к ним?
— Да вот вчера вечером ко мне в опорный пункт пришла ее соседка с заявлением. Жалуется на нее. Говорит, что нет от них никакого спокойствия, ну хоть дачу продавай и съезжай отсюда. Давай сходим вместе, поговорим с ними.
— Не, товарищ лейтенант. Вы сами сходите, без меня. Это же ваша работа разбираться с ними, а не моя.
— Ты что, Алексей, не понимаешь? Это работа не только моя, но и твоя. Ты за что, брат, деньги получаешь? Могу сказать — за охрану порядка в своем садовом обществе. В твои обязанности входит профилактика различных правонарушений, в том числе и краж из садовых домиков. А это значит, что ты, как и я, должен следить за общественным порядком. Если ты не хочешь этого делать, то я поставлю перед руководством отдела вопрос о замене охранника Сергеева на другого охранника, который будет следить за порядком.
Алексей пристально посмотрел на участкового и понял, что тот не шутит.
— Подождите минутку, я сейчас быстро приведу себя в порядок и пойду с вами.
Он вышел из дома, быстро умылся водой из водопровода, заскочил в сарай, где в укромном уголке он хранил бутылку водки. Налив себе полстакана, он опрокинул его в себя. Выйдя из сарая, направился к дому, около которого его ждал участковый инспектор.
Они медленно шли вдоль аллеи.
— Алексей, — обратился к нему участковый инспектор. — Я вчера вечером просматривал твои материалы. Ты знаешь, я был порядком удивлен тем, как тебя приняли на эту работу. У тебя же две судимости, первая, если мне не изменяет память, за изнасилование, а вторая — за грабеж.
— Кто из нас в молодости не ошибался, — произнес Сергеев. — Как сказал Христос, пусть бросит в нее камень, кто безгрешен, и ни один камень не полетел в Марию Магдалину.
— А ты из себя ягненка не изображай. Я тебя, Сергеев, насквозь вижу. Ты не ягненок, ты зверь в овечьей шкуре. Ты, наверное, понял, к чему я веду. Теперь ты каждую неделю будешь приезжать ко мне в опорный пункт и докладывать мне лично о том, что происходит у тебя на участке. Кто пьянствует, кто строит себе новый дом, используя при этом незаконно приобретенные строительные материалы и так далее… Если конечно хочешь остаться на своей работе, — как бы подытожил участковый инспектор.
Наконец они подошли к домику Савельевых. Участковый постучал в дверь. Из-за двери показалась голова женщины с неприбранными волосами.
— Ведьма, — успел подумать про себя Сергеев, прежде чем с ней заговорил участковый инспектор.
— Савельева? — спросил он ее, и, не дождавшись ответа от опешившей от неожиданности женщины, прошел в дом.
Следом за ним в дом вошел и Сергеев. Он выбрал место и, отодвинув в сторону грязную посуду, сел за стол. Участковый инспектор вместе с хозяйкой дома прошли в соседнюю комнату и стали о чем-то разговаривать. Прошло минут тридцать, прежде чем они вышли из комнаты.
— Вы знаете этого человека? — спросил он у Савельевой. — Это местный охранник, Сергеев Алексей Васильевич. С сегодняшнего дня он будет контролировать вас, и в случае нарушения вами общественного порядка сообщит мне. У меня рычагов воздействия на вас вполне достаточно. Я напишу вам на работу и попрошу ваше руководство разобраться с вами. Вы можете потерять не только тринадцатую зарплату, но и очередь на квартиру. Так что все в ваших руках, гражданка Савельева.
Они вышли из дома и направились в сторону дома Сергеева. Участковый инспектор попрощался с ним и отправился на соседний участок, разбираться по другому аналогичному заявлению.
Сергеев вернулся в дом и, не раздеваясь, лег на диван. Визит участкового напомнил ему, что он до сих пор находится под колпаком правоохранительных органов.
Он лежал на грязном бетонном полу, подложив под себя грязный матрас, и смотрел в потолок. Потолок, по всей вероятности, был побелен очень давно и сейчас на нем, словно на контурной карте, отчетливо проступали трещины, напоминающие очертания материков и островов. Отвратительно воняла параша, вызывая у него приступы тошноты.
— Сергеев, на выход, — крикнул контролер, открывая дверь камеры.
Он встал с пола и направился вслед за контролером по нескончаемому коридору, по обе стороны которого находились камеры с заключенными.
— Стоять, лицом к стене, — скомандовал контролер.
Он четко выполнил команду контролера. Тот открыл камеру и легким движением руки втолкнул в нее Алексея. В камере за столом сидел майор внутренней службы. Его редкие седые волосы были зачесаны назад, через них просвечивала лысина.
— Садись, Аллигатор.
Сергеев вздрогнул и беспрекословно сел на прикрученный к полу стул. Он внимательно посмотрел на майора.
— Что скажешь? Какая ситуация в камере? Чего смотришь на меня? Работать нужно, а не спать.
— Чаю хочу, гражданин майор. Что-то плохо себя чувствую.
— Били? — спросил Сергеева майор.
— Нет, гладили и ласкали, гражданин майор. Переведите меня в другую хату.
— В другую хату, говоришь? А кто будет работать с этими? Меня очень интересует Муравьев. Мне кажется, что он кроется, берет на себя только кражи. Опера из МВД считают, что за его плечами около десятка разбоев и грабежей. Присмотрись к нему внимательней, это еще та рыба.
— Хорошо. Я все понял, гражданин майор. Вчера между собой шептались Равилов и Шпакин. Равилов рассказывал ему о налете на магазин «Реал». Говорит, что им пришлось там замочить продавщицу. Якобы пришил ее его дружок по кличке Гусь. Получилось так, что эта продавщица узнала его. Он встречался с дочерью ее соседки, и она его не раз встречала в своем подъезде. Вот ему и пришлось ее порезать.
— Молодец, Аллигатор. Вот тебе бумага, пиши все подробно.
Он нажал кнопку на столе, дверь открылась и в дверях показалась фигура контролера.
— Леша! Будь добр, принеси мне горячий чайник, печенье и конфеты.
Контролер исчез за дверью и вскоре появился с чайником и двумя пакетами. Он поставил чайник на стол, положил пакеты и молча вышел из помещения.
— Вот ты мне скажи, Аллигатор, вроде ты мужик толковый, грамотный, можешь людей правильно развести по своим местам, как тебя угораздило второй раз попасть в тюрьму? Я понял, что первый раз ты залетел еще несовершеннолетним, ну заиграли в тебе гены, захотелось женского тела, ну а второй-то раз, сесть за грабеж? По-моему это не совсем нормально.
— Я, гражданин майор, дал себе слово, еще при первой ходке, что отомщу Никитину за то, что он опустил меня. Я это слово и сдержал. Я встретил его поздно вечером, он был пьяным. Вот тогда я по полной программе и разобрался с ним. Я думаю, что он надолго запомнил этот день. Он меня в камере опустил, а я его на воле. Не нужно было отбирать у него деньги, может тогда и не попал бы сюда. Ведь он, гражданин майор, промолчал, что я его «обидел».
Майор улыбнулся.
— Значит, «опустил» ты его, Аллигатор? Злопамятный ты человек, страшный.
— А за что мне его нужно было жалеть? Это у вас человек человеку друг, а у нас жизнь и понятия о ней совершенно другие. Вы читали Дюма? Почему мы все восхищаемся Дантесом? А потому, что он смог отомстить всем своим обидчикам. Я тоже всем им отомщу.
— Да, Сергеев, ты неисправим. Теперь я хорошо понимаю, почему тебя называют Аллигатором. Тебе нравится риск, тебя возбуждает беспомощность твоих жертв, а вид крови тебя просто завораживает.
— Откуда вы про это знаете, гражданин майор?
— Из учебника о психиатрии. Там про таких как ты много написано.
Сергеев засмеялся и внимательно посмотрел на майора.
— Вы что, гражданин майор, считаете меня больным?
— А ты разве этого сам не замечаешь? Лечиться тебе нужно, Аллигатор, а иначе ты пожрешь всех, кто хоть покосится в твою сторону.
— Может вы и правы. Со стороны видней, гражданин майор. Не забудьте перевести меня в другую камеру, я здесь мерзну на полу.
— Хорошо. Отработаешь нормально, переведу.
Сергеев медленно поднялся из-за стола, подошел к двери и повернулся лицом к стене. Через минуту он снова шел по этому нескончаемому тюремному коридору.
— Привет, Абрамов, — поздоровался со мной Козин. — Скажи, это ты Апхалимова вызвал к себе? Зачем он тебе нужен?
— По работе вызвал, нужен он мне, — сказал я, оторвавшись от чтения материалов розыскного дела.
— Он не придет. У них сегодня рейд, и он задействован в нем, — сказал он.
— А ты это откуда знаешь, Валерий Михайлович?
— Я его сегодня с утра видел. Вот он и попросил меня передать это тебе.
— Спасибо за информацию.
— Ты, похоже, немного расстроился?
— Да не совсем. Просто планировал вместе с ним посетить адрес Семшовой.
— Что, она тоже входит в твой список? Да укатила она на юг со своим новым мужиком. Насколько я помню, она об этом рассказывала кому-то из своих подруг. Муж-то у нее настоящий алкоголик, как напьется, начинает ее гонять по квартире.
— А может, он ее и убил? Его кто отрабатывал на причастность к исчезновению или нет?
— Я писал об этом, только не знаю, закрывали они его или нет.
— Интересный ты человек, Валерий Михайлович. Даешь указания, а их исполнение не контролируешь. Да кто просто так будет это делать, если с него никто не спрашивает исполнение.
— А что? Ты все это держишь на контроле? Я имею в виду, что пишешь?
— Да. Вот я специально завел тетрадь, куда вношу все сроки исполнения своих указаний. Подошел срок — будь добр, доложи об исполнении.
Он усмехнулся.
— Ничего, поработаешь с мое, бросишь это дело. Я тоже, помню, начинал свою работу здесь с контроля. Прошло года два, прежде чем я понял, что это никому не нужно. Ну не выполнит он твое указание, что ты ему сделаешь? Объявишь выговор? Уволишь? Что молчишь? У него свой начальник уголовного розыска, свой начальник отдела милиции. Вот они могут его наказать, но только не ты. А они, как правило, никогда не имеют к нему претензий. Вот круг и замкнулся. Главное для тебя, чтобы в деле были твои указания, чтобы ты мог всегда прикрыться ими. Я, мол, писал и рекомендовал провести эти мероприятия, а почему они не проводили, это спросите у них. Да, я виноват, что не проконтролировал их исполнение, но там у них есть начальник розыска, начальник отдела, в чьи непосредственные обязанности входит контроль.
Я не стал с ним спорить, ведь он был прав. Однако согласиться с подобной постановкой вопроса я тоже не мог.
— Ты не прав, Валерий Михайлович. Я с тобой не согласен. Ведь за каждым этим розыскным делом стоит судьба конкретного человека. И здесь важно только одно — найдем мы его или нет.
Он снова усмехнулся и махнул на меня рукой.
— Поступай, как знаешь. Я посмотрю на тебя года через три. Сейчас ты просто находишься в состоянии эйфории. Да, ты смог раскрыть несколько громких убийств, замаскированных под безвестное исчезновение граждан. Ну и что дальше? Сколько людей уходят, а затем возвращаются обратно домой. Многие даже через год и более. Почему ты считаешь, что по всем ним мы должны пахать носом землю? Я вот с тобой в этом не согласен. Человек ушел, погулял и вернулся.
— Так вот в этом и заключается, по-моему, наша с тобой работа: чтобы отделить зерна от шелухи. Мы и должны выбрать из сотни дел тот десяток, где усматривается криминал в их исчезновении. Поэтому мы и должны давать подобные указания и контролировать их исполнение.
Он снова махнул в мою сторону рукой и прекратил никому не нужную, по его мнению, полемику.
Я ехал в троллейбусе четвертого маршрута и смотрел на разлившиеся воды Казанки. Воды в этом году было значительно больше, чем в прошлом, вода плотным кольцом окружила памятник погибшим при взятии Казани воинам, который в свое время стоял на берегу протекающей мимо него Казанки. Это уже потом, в середине пятидесятых годов, строители перекрыли старое русло реки и направили ее по новому руслу. О старом русле реки напоминает до сих пор сохранившийся мост, выходящий на улицу Гладилова.
Погода стояла великолепная, и я невольно задумался о предстоящих выходных. Дачи у меня не было, и мы с семьей часто выезжали на озеро Лебяжье, где можно было искупаться и хорошо отдохнуть на свежем воздухе.
Троллейбус остановился. Я вышел и, не торопясь, направился в сторону дома, где проживала пропавшая без вести Семшова Александра Викторовна. Дом оказался старым и покосившимся двухэтажным бараком. Я открыл входную дверь, и та так протяжно заскрипела, что мне стало даже жалко, что я ее потревожил. В доме пахло съестным и чем-то еще, кислым и противным. Судя по нумерации квартир, комната, в которой проживала Семшова, находилась на втором этаже. Я осторожно стал пониматься по скрипучей и покосившейся деревянной лестнице. Иногда мне казалось, что ступеньки не выдержат моего веса и проломятся подо мной. Вдруг из-под моих ног с визгом выскочила кошка и, чуть не сбив меня с ног, скрылась где-то внизу.
Я остановился около нужной мне двери. Судя по ее состоянию, ее несколько раз выбивали, а затем неумело устанавливали на прежнее место. Я прислушался, и, услышав за дверью мужской разговор, постучал в дверь. За дверью замолчали. Тогда я постучал второй раз, более сильно и настойчиво.
— Кто там? — услышал я из-за двери чей-то настороженный голос.
— Семшов, открывайте дверь, я из милиции.
— Как ваша фамилия? — спросил он меня.
— Моя фамилия Абрамов. Открывайте!
— Я вас не знаю. Откуда я знаю, что вы из милиции? А может вы бандит?
— Я последний раз вам говорю, открывайте дверь, или я ее просто вышибу. Вы поняли меня или нет?
Прошла еще минута, прежде чем он открыл. Я широко распахнул дверь и вошел в комнату. Кругом была грязь, валялись разбросанные по сторонам вещи. В нос ударил спертый воздух, насыщенный запахом пота, грязного тела и алкоголя.
— Ну и свинарник вы здесь устроили, гражданин Семшов. Свиньи и те живут в лучших условиях, чем вы.
Я вытащил из кармана удостоверение и сунул ему под нос, чтобы избежать лишних вопросов. В комнате, помимо хозяина, находились еще три человека — двое мужчин и одна женщина.
— А это кто? Друзья? — спросил я его.
Он молча кивнул головой.
— А что, не имеем права посидеть, пообщаться? — ехидно произнесла сидевшая за столом женщина.
— Заткнись — бросил я ей.
— Мужики! Вы что молчите? При вас этот ментяра оскорбляет порядочную женщину, а вы молчите?
— Я тебе сказал, заткнись, — повторил я. — Нечего здесь устраивать базар. А сейчас пошли вон из квартиры, я хочу поговорить с хозяином.
Компания медленно поднялась и, посматривая искоса на меня, направилась к двери. Оставшись вдвоем с хозяином квартиры, я присел на краешек стула и задал, наверное, свой главный вопрос, из-за которого я сюда приехал.
— Семшов, а где ваша жена? Я имею в виду Александру Викторовну?
Он на замялся, а затем совершенно спокойно заявил мне.
— Я не знаю, где она, она ушла от меня еще в прошлом году, летом. Как сейчас помню, утром она была дома, а когда я пришел с работы, ее уже не было. Куда она ушла, я не знаю.
— Ты мне не крути, Семшов, как это ты не знаешь, куда она ушла? Ты же в милицию не хотел даже обращаться, и только соседи заставили тебя это сделать. Почему ты не обращался в милицию? Ты что, знал, куда она ушла или ты убил ее и поэтому не хотел обращаться в милицию?
Он побелел. Руки его предательски задрожали. Заметив, что я обратил внимание на его руки, он спрятал их за спину.
— Почему вы так говорите? Я никого не убивал и не знаю, куда свалила моя жена. Она и раньше уходила от меня и неделями жила у своих знакомых.
— А вы ее искали? Ездили к ее знакомым или нет?
— Почему я должен ее искать? Я ее не выгонял из дома, она сама ушла. Может, нашла другого мужика и живет сейчас с ним? Вот и Райка говорила мне, что видела ее в Васильево, с каким-то мужиком.
— Это какая Райка, эта что ли?
— Да, она. Она ехала на электричке из Зеленого Дола и увидела ее на станции Васильево.
— А может она врет, и специально тебе это рассказала, чтобы ты не искал ее. Ты ей веришь?
Он молча кивнул головой.
— Она хоть и выпивоха, но не обманщица. Если она сказала, что видела, значит видела. Мы с ней даже ездили туда, искали ее, но не нашли.
— А где вы ее там искали?
— Походили по поселку, заходили в магазины, показывали ее фотографию, но ее никто не признал.
— Давай, тащи сюда свою Райку. Я хочу поговорить с ней.
— А если она не пойдет?
— Скажи, что увезу в милицию и там закрою суток на трое по подозрению в совершении преступления.
Симшов вышел из комнаты. Пока его не было, я тщательно осмотрел всю комнату. Однако следов борьбы или крови я не заметил, так как с момента исчезновения Семшовой прошло около месяца.
Услышав приближающиеся шаги, я сел на стул и сделал вид, что пишу что-то в своем блокноте.
Дверь открылась и в проеме показалась Рая. Она, с опаской взглянув на меня, прошла в комнату.
— Семшов, иди, погуляй. Я сейчас поговорю, а затем займусь тобой.
Он быстро вышел из комнаты, оставив меня один на один с Раей.
— Как твоя фамилия? — спросил я ее.
— Зачем тебе моя фамилия? Я ничего противозаконного не сделала и ты не имеешь права в таком тоне разговаривать со мной, — возмутилась она и с вызовом посмотрела на меня.
— Я что-то не понял тебя. Ты что, краев не видишь? Так я их тебе сейчас нарисую! Ты, «промокашка» хренова, решила здесь права покачать? Я тебе сейчас устрою курс юридического воспитания. Начну его с камеры. Тебя это устраивает, сучка зыковская? Еще раз заикнешься о правах, я их тебе предоставлю в лице твоего адвоката или еще кого-то. Что замолчала?
Она явно не ожидала подобного давления с моей стороны. Ее поведение вполне соответствовало поведению человека, отбывавшего наказание в местах лишения свободы.
— Я еще раз спрашиваю, твоя фамилия? — я с угрозой посмотрел на нее.
— Ты пургу не гони, начальник. Ну, перегнула я. Мне показалось, что ты «кадет» и ничего не понимаешь в нашей жизни.
Я молча посмотрел на нее.
— Вот, что Рая. Я тебя за советскую власть не агитирую и ничего тебе лично не шью. Я просто хотел с тобой поговорить, но если ты сейчас не готова со мной говорить, давай будем говорить в другом месте. Сейчас ты бухаешь на воле, но я ее могу быстро заменить на неволю. Думаю, что тебе не нужно объяснять, как я это сделаю. Если ты этого хочешь, то я сейчас отвезу тебя на «Чернуху», там и посмотрим как все это будет выглядеть. Я тебе задним числом нарисую административный надзор и найду людей, которые подтвердят, что ты его все это время нарушала.
Похоже, она быстро поняла, что со мной все ее блатные дела не прокатывают. Она с испугом посмотрела на меня и еле слышно произнесла:
— Не нужно шуметь, спрашивай, начальник, я все расскажу, что знаю.
— Фамилия?
— Богомолова Рая. Замужняя.
— Насколько я понял, ты судима?
— Да. Девичья моя фамилия Измайлова, была судима по статье сто сорок четыре часть два, осуждена на три года Кировским районным судом. Отбывала срок в ИТК в поселке Пановка.
— Вот что, Рая. Передо мной рисоваться не стоит. Меня сейчас ты не интересуешь, меня больше интересует Семшова Александра. Я хочу знать, где она? Ты меня поняла?
— Я не дура и все хорошо понимаю. Ты зря думаешь, что к этому причастен ее муж. Ты же сам видишь, что он за человек. Он мухи боится. Если ты хочешь повесить на него убийство, то бесполезно. Ты сам знаешь, нет трупа, значит, нет и убийства. Могу положить две руки, не убивал он ее. Она, курва, бросила его и смоталась с молодым. Она давно хотела уйти от него. Она мне часто говорила, что он уже давно не мужик. Ей же всего двадцать пять, ты же, наверное, видел ее. Она вся текла при виде мужика. Вот и нашла, наверное, того, кто мог ее удовлетворить.
— Значит, ты считаешь, что он непричастен к ее исчезновению? Почему же он обратился в милицию лишь тогда, когда на этом настояли его соседи?
— Слушай меня. Он не при делах. Просто эта сучка нашла себе другого мужика. Я сама ее видела тогда, в прошлом году, после того как она ушла от него. Она прохаживалась с этим новым мужиком по перрону в Васильево. Интересный мужик, высокий, красивый. Но он мне не понравился. Взгляд какой-то затравленный. Похоже, он ранее судимый.
— А что ты ее не окликнула?
— Так я ее видела через окно вагона. Я ехала из Зеленого Дола, а она шла по перрону с каким-то мужиком. Такой солидный, видный мужик. Она держала его под руку и что-то говорила ему. Мне показалось, что они давно знают друг друга.
— Когда это было? — спросил я ее.
— Когда, когда? Да не помню я, какое это было число, летом прошлого года. Я приехала в Казань и стала рассказывать Семшову про его жену, а он мне говорит, что ее вторые сутки нет дома. Я еще тогда подумала, что она правильно сделала, что свалила от него. Меньше будет размахивать своими руками и гонять ее по дому.
— Насколько я слышал, вы ездили с Семшовым в Васильево и пытались разыскать там его жену?
— Мы поехали с ним примерно через неделю после того, как она ушла от него. Он взял с собой фотографию, и мы, как «путевые», стали там ходить по улицам и спрашивать у жителей, видели ли они эту женщину. Мы показывали эту фотографию на станции, в магазинах. Только один мужик сказал нам, что он видел эту женщину в каком-то садовом обществе, в каком, он точно не помнил.
Я быстро записал ее показания и протянул ей лист бумаги.
— Вот здесь напиши, что с твоих слов записано верно и тобой прочитано. Теперь подпишись вот здесь и поставь дату.
Она старательно вывела все слова, поставила дату и расписалась. Я сложил лист бумаги пополам и сунул в карман пиджака.
— Ну, что будем делать дальше, Рая? — спросил я ее.
— Это вы на что намекаете? У вас, наверное, и без меня баб сколько хочешь, зачем я вам?
— Ты меня не поняла. Я не в том смысле, о чем ты подумала. Я говорю о работе.
— Это о какой работе вы говорите? — удивленно спросила она меня.
В ее глазах мелькнул хитроватый огонек, таившийся где-то в уголках ее глаз.
— Рая, ты женщина тертая, судимая, и поэтому я не собираюсь читать тебе здесь лекции. Или мы с тобой договариваемся по этому вопросу, или нет. Если нет, я сейчас установлю тебе административный надзор, и ты через неделю уедешь обратно или в Пановку, или в Козловку. Тебя подобный вариант устраивает?
— Только не надо меня пугать, гражданин начальник. Я зоны не боюсь, но и просто так туда тоже не рвусь. Что вас конкретно интересует?
— Все, Рая, начиная с квартирных воров и кончая убийцами. Я больше чем уверен, что с тобой общаются люди, находящиеся в розыске. Вот все они меня и интересуют. Возьми этот листок, там записаны мои телефоны. Буду ждать твоего сигнала. Крутить со мной не советую. Дважды я повторять тебе прописные истины нашей с тобой дружбы не собираюсь.
Она взяла протянутый мной листочек бумаги, свернула и молча сунула его в лифчик.
— Не потеряй, — я направился к выходу.
— Не потеряю, начальник. Скажите, как вас зовут?
— Там все, Рая, написано — и фамилия, и имя, и номер телефона.
Выйдя на улицу, я с наслаждением вдохнул полной грудью чистый весенний воздух.
Дойдя до остановки троллейбуса, я посмотрел на часы. Они показывали начало седьмого вечера.
— Может, заскочить к Лебедевым? — спросил я сам себя.
Лебедевы жили на улице Степана Халтурина. Еще немного подумав, я зашагал в сторону их дома. Семья Лебедевых проживала в большом доме сталинской застройки. Открыв входную дверь подъезда, я очутился в большом прохладном коридоре. Посмотрев на нумерацию квартир, я направился вверх по лестнице.
Поднявшись на третий этаж, я остановился около массивной деревянной двери. Нажав кнопку звонка, я стал ожидать, когда мне откроют.
— Вы к кому, молодой человек? — услышал я у себя за спиной.
Я обернулся и увидел пожилую женщину, опирающуюся на трость. Волосы женщины были седыми, и в полумраке коридора казались покрытыми серебром.
— Гражданка, меня интересуют Лебедевы, а если быть точнее, Зинаида Петровна Лебедева.
— Ее нет дома, — произнесла женщина и оттеснив меня от двери, стала ее открывать.
— А кем вы будете Лебедевой Зинаиде? — спросил я ее.
— Бабушка я ее, — ответила женщина. — А вы откуда, молодой человек?
— Извините, что не представился. Моя фамилия Абрамов, я из уголовного розыска МВД.
— Если вы из МВД, то проходите в квартиру, — пригласила она и первой вошла в прихожую.
Она включила свет и направилась в комнату. Вслед за ней последовал и я. Комната была большая. У одной из стен стоял коричневый кожаный диван. На комоде стояли слоники, модные в середине пятидесятых годов.
— Вы не стойте, присаживайтесь, где вам удобнее, — произнесла женщина. — Меня зовут Валентина Николаевна.
Я присел на диван и, достав из кармана пиджака свой блокнот, задал ей первый вопрос.
— Скажите, Валентина Николаевна, что предшествовало исчезновению вашей внучки? Может, вы поругались или еще какие-то веские причины? Вы сами подумайте, ведь люди просто так не уходят из дома и, тем более, не пропадают.
Она посмотрела на меня и, отвернувшись в сторону, смахнула с глаз набежавшую слезу.
— Знаете, молодой человек, это вечный конфликт между молодыми и старыми. Ей хотелось свободы, жить на широкую ногу. Она часто вступала со мной в спор, пытаясь доказать мне свою исключительность. Хотя мне, как и сейчас, непонятна эта ее исключительность. Она успешно окончила финансовый институт, устроилась на работу в торг. Появились деньги, новые друзья. Вышла замуж, но через полгода развелась. Потом снова вышла замуж и снова развелась. Затем пошли неприятности на работе. Управляющего торгом сняли и отдали под суд. В отношении главного бухгалтера возбудили уголовное дело за растрату. Зинаида вскоре уволилась с работы и стала пить. Сначала пила не часто, а затем стала пить чуть ли не каждый день. Вот с этого момента мы и стали сориться с ней. Как я ни пыталась ее поставить на правильные рельсы, она всегда съезжала в кювет.
За сутки до исчезновения она пришла домой выпивши. Я поинтересовалась у нее, что с ней произошло, так как она до этого не пила уже две недели. Мы снова с ней поругались. В тот вечер она мне рассказала, что познакомилась с одной женщиной из Васильево и якобы эта женщина пригласила ее к себе погостить.
Утром я ушла в магазин за продуктами, а когда пришла домой, то Зинаиды дома уже не было. Куда она ушла, я не знаю. В тот же вечер я пошла в милицию, но они даже слушать меня не стали. Говорят, что нагуляется и придет. Лишь на пятый день они приняли у меня заявление. Милиционер так, для проформы, поговорил со мной, что-то там записал к себе на листочек и велел мне идти домой. Вот я сейчас и думаю, не уехала ли моя Зинаида в это самое Васильево. Может, гостит там у своей подруги, а я все ночи напролет слезы лью по ней. Вы уж съездите туда, поищите мою внучку.
— Обязательно съезжу, Валентина Николаевна. Если она там, то я найду ее и привезу к вам.
— Спасибо, сынок, — тихо произнесла она и снова заплакала.
Я встал с дивана и направился к двери.
— Сынок! — остановила она меня.
Я остановился и вопросительно посмотрел на нее.
— Я тогда не сказала милиционеру о том, что у моей Зинаиды за правом ухом родимое пятно коричневого цвета размером в пятнадцатикопеечную монету.
— Хорошо. Спасибо вам за информацию, — поблагодарил я и вышел из квартиры.
Идя по улице, я не замечал идущих мне навстречу людей, спешащих домой после трудового дня. Достав из кармана сигарету, я, остановившись на минуту, закурил. Я пытался разложить полученную информацию «по полочкам». Однако как ни крути, все замыкалось на железной дороге, а если точнее, на поселке Васильево. Я решил не спешить и сказал себе, что отработаю еще три адреса пропавших без вести женщин, а уж потом буду делать какие-то выводы.
Сергеев проснулся от шума, который доносился с кухни. Он потянулся и, свесив ноги с кровати, стал искать голыми ногами домашние тапочки. Нащупав, он надел их на ноги и направился на кухню. Открыв дверь, он увидел Мадину, которая что-то готовила на кухне.
— Ты давно пришла? — спросил он ее.
— Минут сорок назад. Есть будешь? — поинтересовалась она у него.
Мадина уже вторую неделю жила в доме Сергеева. На той неделе ее уволили с работы за два прогула. Она не стала скандалить, молча забрала документы в отделе кадров, получила остатки зарплаты и поехала домой. По дороге домой она заехала в садовое общество «Каенлык», в котором работал охранником ее новый знакомый Алексей.
Она рассказала ему о своей проблеме и как бы между прочим сообщила ему о возможном скандале дома.
— А ты оставайся у меня. Живи, дом большой, места нам двоим хватит. Будешь заниматься хозяйством. Думаю, что с голоду мы с тобой не умрем.
Мадина сходила в магазин, купила литр водки, закуску и вернулась в дом, где ее ждал Сергеев. Она быстро собрала на стол, и они стали обедать. Через некоторое время, она почувствовала, что опьянела. Она стала много говорить, смеяться. Похоже, все это забавляло Алексея, он смеялся над ней, а затем, обняв ее за плечи, поцеловал в губы.
Она почувствовала, как у нее закружилась голова, и ей вдруг стало так хорошо и легко с этим человеком, что она сама стала его целовать, чувствуя, что начинает просто растворяться в его объятиях. Она не обратила никакого внимания на то, что пальцы Алексея уже расстегнули пуговицы ее кофты и начали нежно ласкать ее набухшие от неги соски. Она застонала от охватившего ее желания, глаза ее закатились, а дыхание стало частым и глубоким.
Алексей поднял ее на руки и понес на кровать. Она на какой-то миг почувствовала боль — это он заломил ей руки и привязал их к спинке металлической кровати. Ей нравилась необузданная грубая сила, с которой он овладевал ею. Она стонала от удовольствия и боли, которую испытывала во время близости. Она, словно заводная игрушка, все требовала и требовала этой боли и удовольствия. Когда он устал и лег рядом с ней, она впервые в своей жизни почувствовала всю прелесть секса. Лучше него у нее никого не было и возможно не будет больше никогда.
— Леша, развяжи мне руки, — тихо попросила она его. — Я принесу тебе воды. Я смотрю, ты сильно устал.
Он развязал ей руки. Она встала с постели и, виляя голыми ягодицами, направилась на кухню. Через минуту она вернулась, неся в руках ковш холодной воды. Он сделал несколько глотков и вернул ей ковш.
— Леша, мне нужно домой, — произнесла она.
— Я думаю, что тебе не стоит идти домой в таком состоянии. Может, ты пойдешь завтра, когда проспишься?
— Нет. Я хочу пойти сейчас. Мне все равно, в каком я состоянии, пьяная или трезвая. Я не школьница и мне глубоко наплевать, что подумают про меня соседи и мать. Я сама себе хозяйка и делаю то, что хочу.
Он смотрел на нее и впервые не испытывал к женщине никакого отвращения. Ему даже показалось, что это единственный на свете человек, который может понять его. Он встал с кровати и тоже стал одеваться.
— Погоди, я провожу тебя, — предложил он ей.
Они вышли из дома и, закрыв дверь на замок, направились в поселок.
Несмотря на позднее время, в доме Шариповых горел свет. Мадина открыла калитку и вошла во двор. Не успела она подойти к входной двери, как та открылась и на порог вышла мать.
— Ты это где шляешься? — с угрозой в голосе спросила мать.
— Зашла к знакомым, посидела немного, — ответила Мадина.
— Да от тебя за три версты водкой пахнет. Я тебе, шалава, покажу, как водку пить, — произнесла мать и, схватив первое, что ей попалось под руку — лопату, ударила дочь по голове.
— Ты что делаешь, мама! — закричала на нее Мадина. — Ты же убьешь меня!
— Ну и пусть! Лучше вообще не иметь никакой дочери, чем иметь дочь-проститутку. Одного в подоле мне принесла, хочешь принести и второго? Мне соседка все рассказала. Я все знаю, знаю, что тебя как прогульщицу уволили с работы. Ты думаешь, что я кормить тебя буду. Хватит мне одного твоего сына!
Она снова замахнулась на нее лопатой, но в этот раз Мадина увернулась от удара и бросилась бежать к калитке. Мать, размахивая лопатой, и громко ругаясь, устремилась за ней.
Мадина успела выскочить на улицу, прежде чем очередной удар лопаты достиг ее спины.
— Проститутка! Чтобы больше ноги твоей не было в этом доме. Где пила, туда и иди! — неслось ей в спину.
Она свернула за угол и увидела Сергеева, который стоял на другой стороне улицы и, поджидая ее, курил. Она бросилась к нему на грудь и зарыдала. Он нежно погладил ее по голове и поцеловал в губы.
— Я же тебе говорил, чтобы ты сегодня не ходила домой? Я так и знал, что все этим и закончится. Ты не переживай, все будет нормально.
— Нет, Леша, ты мою мать не знаешь. Если она сказала, что меня больше не пустит на порог, значит, и не пустит. Жалко сына не увидела. Да ладно, ему с бабушкой будет лучше, чем со мной.
Она перестала плакать и прижалась к нему всем телом. Она вдруг снова почувствовала охватывающее ее желание близости.
— Я хочу тебя, — тихо произнесла она. — Пойдем быстрее к тебе, а то я изнасилую тебя по дороге к дому.
Алексей был удивлен таким перепадом настроения Мадины. Еще секунду назад она горевала о том, что мать выгнала ее из дома, и вдруг у нее возникает неприкрытое желание близости.
— Я согласен, — произнес он, улыбаясь ей в ответ.
— Чего согласен? — спросила она его.
— Чтобы ты меня изнасиловала. Я люблю грубость, люблю смотреть, как плачут люди. В этот момент я испытываю какое-то необъяснимое чувство превосходства над другими людьми. Ты знаешь, когда я отбывал свой первый срок, то я перечитал практически всю тюремную библиотеку. Я понял, почему Джек-Потрошитель убивал женщин.
— Почему?
— Ему нужно было самоутвердиться в обществе. Ему хотелось славы. Заметь, он не трогал их, он просто их убивал и от этого, похоже, испытывал сильнейший оргазм, который не испытывал от обычной близости с женщиной. Я тоже хочу все это испытать. Пройти весь его путь, ведь его так и не нашли. Он оказался намного умнее всех этих полицейских, вместе взятых.
— Леша, мне страшно, — прошептала она и прижалась к нему.
— Ты не бойся, я тебя не убью, если ты будешь молчать и делать все, что я тебе прикажу. Если тебе страшно, то можешь прямо сейчас уйти от меня и бежать в милицию. Только что ты им там расскажешь?
— С чего это ты взял, что я побегу в милицию? Я от тебя, Леша, никуда не уйду. Ты можешь убить меня, если почувствуешь, что я тебя предала.
— Посмотрим, жизнь покажет — ответил он.
Они остановились около дверей дома. Алексей достал ключи и открыл дверь. Войдя в дом, они пошли на кухню, где на столе еще стояла недопитая бутылка водки.
Истекали сроки, отведенные мне начальником управления уголовного розыска на изучение розыскных дел. Однако сделать какой-то окончательный вывод по этим делам я еще не мог. Этому препятствовали многие внезапно возникшие обстоятельства.
Во-первых, три оставшихся на тот момент неизученных розыскных дела почему-то срочно запросила республиканская прокуратура. С чем все это было связано, я не знал, но мне пришлось направить эти дела в их адрес.
Во-вторых, неожиданно возникший, уже не первый раз, конфликт со старшим оперуполномоченным нашего отделения розыска Козиным, который обвинил меня в том, что я копаю под него и хочу занять его должность. Я, конечно, догадывался, откуда дует этот ветер, наблюдая за поведением начальника отделения. Он в очередной раз заявил, что собирается уйти на пенсию и хотел бы передать свое отделение в надежные руки Козина, но этому мешает моя активная работа, которая может склонить чашу весов в мою пользу.
— Слушай, Валерий Михайлович! С чего это ты взял, что я претендую на должность начальника отделения? По-моему, ты ее заслуживаешь больше, чем я. Я работаю в отделении всего полтора года, а ты более десяти лет. Вот ты сам и подумай, кого может назначить руководство управления на эту должность. С другой стороны, почему вы все решили, что наш начальник собирается уходить? Судя по всему, ему здесь вполне комфортно. Где он может читать газеты и получать за это деньги?
Этого, наверное, не нужно было говорить, но я почему-то не сразу это понял. Теперь мне приходилось обороняться уже от двух человек.
— Что ты из себя представляешь, что позволяешь себе такие высказывания? Ты всего полтора года в розыске. А уже возомнил из себя черт знает кого. Ты считаешь, что если тебе дает индивидуальные задания сам начальник управления, то значит ты намного лучше нас? Я, в отличие от тебя, двадцать пять лет проработал в системе уголовного розыска и насмотрелся на таких выскочек, как ты. Ты знаешь, все они плохо закончили свою карьеру, а я вот, в отличие от них, все еще работаю. И не тебе меня судить, что я делаю на работе, читаю ли газеты или играю в шахматы. Ты думаешь, что об этом не знает начальник управления? Он все знает, и если молчит, значит, его это вполне устраивает.
— Слушайте, Фанис Гараевич! Зачем вам этот скандал? Вы же сами его спровоцировали. Здесь нет дураков и все это отлично понимают. Судя по всему, вас палкой с работы не выгонишь, и вы специально делаете так, чтобы мы с Козиным перегрызли друг другу глотки. Вы же великолепно знаете о стремлении Козина занять вашу должность в случае вашего ухода, зачем вы лишний раз разжигаете в нем все это. Я же вам уже несколько раз говорил, что не претендую на вашу должность и никогда не стану подсиживать никого из вас. Но если мне предложат ее, отказываться я тоже не буду, так как руководству управления видней, кого назначить на эту должность, меня или Козина.
— Ты слышал, Валера? Вот оно, истинное его лицо. Сначала говорит, что его не интересует эта должность, а потом вдруг заявляет, что не откажется от нее, если ему ее предложат. Ты думаешь, почему он бегает к Костину? Нет, Валера, это не просто так. Просто так такие люди, как он, не работают. Ведь ты не ходишь в специальную библиотеку и не сидишь там, часами изучая труды американских психологов. Он просто хочет блистать своей эрудицией на нашем сером фоне.
Я сидел и молчал. Я уже давно усвоил, что спорить с руководством абсолютно бесполезно, прав тот, у кого больше этих прав. А прав всегда бывает больше у начальника, и спор лишь разжигает в нем желание подавить тебя в самом зародыше.
— Чего молчишь? — с вызовом спросил меня Козин. — Разве начальник не прав? Ты, наверное, не только получаешь от Костина указания, но и стучишь ему на всех нас?
Я невольно усмехнулся.
— Зачем мне на вас стучать, если руководство и так все знает о нас? Ведь только что начальник нам сам сказал, что руководство отлично знает, что он читает на рабочем месте газеты. Вот и делай выводы, если ты не такой уж глупый. Я просто не хочу с вами спорить и доказывать вам свою правоту. Как говорил мне в свое время командир в Афганистане, правда есть правда и ее не надо доказывать. Доказательства требуются лишь лжи, когда ее хотят выдать за правду.
Я встал из-за стола и направился к выходу.
— Ты куда? — строго спросил меня начальник отделения.
— Работать, — коротко ответил я.
Я вышел из электрички и, достав сигареты из кармана куртки, закурил. Быстро покурив и, бросив сигарету в урну, направился к зданию станции. Народу в помещении станции было не очень много. Увидев в углу помещения билетную кассу, я направился к ней.
— Девушка, я из уголовного розыска. Посмотрите, пожалуйста, вот на эти фотографии. Может, вы кого-то из них видели случайно здесь. Может, кто-то приобретал у вас билеты.
Она взяла в руки фотографии без вести пропавших женщин и стала их внимательно разглядывать. Через минуту она вернула их мне.
— Извините, но я никого из этих женщин здесь не видела. Мне очень жалко, что я не смогла вам помочь. Вы покажите эти фотографии бабушкам, которые торгуют у станции, может, кто-то из них и вспомнит их.
Я поблагодарил ее и направился к выходу их здания. Площадь около станции была небольшой, и я сразу же увидел группу старушек, торгующих солениями и свежими овощами.
— Здравствуйте. Я из милиции, — представился я, тем самым вызвав переполох среди них.
Многие из старушек стали быстро укладывать свои продукты в сумки и корзины и в спешном порядке покидать свои насиженные места.
— Вы куда, женщины? — удивленно спросил я их. — Я просто хотел с вами поговорить!
Я взял за рукав одну из них и, вынув из кармана куртки фотографии, протянул их ей.
— Вы случайно никого из этих женщин не видели здесь? — обратился я к ней. Посмотрите внимательней, я разыскиваю их.
Женщина освободилась от моей руки и осторожно взяла фотографии в руки. Через минуту фотографии пошли по рукам торговок.
— Валя? — обратилась одна из них к своей соседке. — Посмотри, пожалуйста. По-моему эта женщина покупала тогда у тебя соленые огурцы. Она еще стала с тобой скандалить, что огурцы у тебя полупустые. Помнишь?
Валентина взяла в руки фотографию и стала ее внимательно рассматривать.
— Нет. Это не она. Та была немного постарше и больше походила на алкоголичку.
— Да ты что, Валентина? Это точно она. Только здесь на фотографии она вся напомажена, а в жизни она немного помята. У меня хорошая помять на лица и я не могу ошибиться.
— Скажите, эта женщина была одна или с кем-то? — спросил я ее.
— Вот этого, молодой человек, я не помню. Могу сказать лишь одно, что подошла она к Валентине одна. С кем она была, сказать не могу.
— А вы случайно не помните, в какую сторону она направилась? Я имею в виду в поселок или на перрон?
— Не помню. Извините. Думаю, что она могла пойти только в поселок, так как мне тогда показалось, что она только приехала сюда на казанской электричке.
— Спасибо за помощь. Удачной вам торговли, — поблагодарил я женщину и направился в сторону поселка.
Я шел по улице поселка, абсолютно не ориентируясь среди маленьких деревянных домов и двориков. Лишь упершись в пустырь, я понял, что одному мне с заданием не справиться. Заметив идущего в мою сторону мужчину, я направился на встречу ему.
— Извините, вы не подскажете мне, где у вас здесь находится милиция? — спросил я его.
— Городская милиция или поселковая? Городская милиция в Зеленодольске, а поселковая вон за тем домом, — ответил он и показал мне рукой на двухэтажное здание.
— Спасибо, — поблагодарил я его и направился в указанном им направлении.
Я стоял около входной двери поселковой милиции. Отделение располагалось на первом этаже двухэтажного дома дореволюционной постройки. Входная дверь, растрескавшаяся от времени, была еще довольно крепкой и невольно вызывала к себе уважение. Докурив сигарету и бросив окурок в урну, потянул дверь на себя. Я очутился в большом коридоре с четырьмя дверями. Все двери были старыми и покосившимися от времени.
— Интересно, сколько прошло людей через эти двери? — подумал я. — Сколько они видели поломанных судеб и отчаявшихся в поисках справедливости людей.
Три двери оказались закрыты. Я потянул на себя четвертую дверь и оказался в небольшом помещении, где стояло три стола. За одним из них сидел молодой лейтенант и что-то писал в толстом журнале.
— Разрешите? — спросил я его, входя в кабинет.
Лицо лейтенанта исказила недовольная гримаса. Он отложил в сторону журнал и посмотрел в мою сторону.
— Что у вас, гражданин? — спросил он меня. — Не ужели не видно, что я занят?
— Почему вы так плохо встречаете гостей, лейтенант? Я из управления уголовного розыска, — я присел за свободный стол. — Где остальные?
Лицо лейтенанта покрылось краской. Он растерянно посмотрел на меня, пытаясь убрать со своего стола журнал, но сделал это как-то неловко. Журнал упал на пол и из него высыпалось несколько напечатанных ориентировок. Я поднял одну из них и положил перед собой. Эта была ориентировка по розыску без вести пропавшей Хасановой Гульнары Абдулловны, которую разыскивали сотрудники Советского районного отдела милиции. Как ни странно, но именно на нее указали мне торгующие на станции женщины.
Лейтенант поднял ориентировки и сунул их обратно в журнал. Положив журнал на соседний стол, он встал и представился мне.
— Участковый инспектор Гараев. Остальные сотрудники отделения находятся на своих участках.
— Значит, вы вроде бы дежурный по отделению? — спросил я его.
— Получается, вроде бы так, — ответил он мне.
— Вот что, Гараев. Я приехал к вам сюда по розыску женщин, пропавших без вести. Считаю, что их исчезновение как-то связано с вашим поселком. Одну из пропавших последний раз видели на железнодорожном вокзале Казани. Она садилась в электричку Казань — Зеленый Дол. Вторую видели на перроне вашей станции. Третья, со слов родителей, собиралась погостить в вашем поселке у своей подруги, после чего исчезла бесследно. А сегодня ваши женщины, торгующие на станции, признали на одной из фотографий пропавшую без вести Хасанову. Скажите мне, что ответили вы по всем этим ориентировкам? Без сомнения, вы ответили, что проведенными оперативно-розыскными мероприятиями установить их местонахождение не представилось возможным. На все эти ориентировки вы отвечали, не выходя из этого кабинета. Что, не так? А сейчас найдите мне начальника отделения. Я хочу с ним переговорить по всем этим вопросам.
— А где я его найду? — растеряно спросил он меня. — Я же не знаю, куда он ушел…
— Я тоже не знаю, где он, поэтому прошу вас найти его.
Гараев пододвинул к себе старый телефон и стал крутить диск. Прошло минут тридцать, прежде чем он нашел начальника.
— Товарищ майор! Здесь человек из МВД, просит вас срочно прибыть в отделение, — доложил ему Гараев. — Нет, я не в курсе. Похоже, его интересуют пропавшие без вести женщины.
Он закончил говорить и положил трубку.
— Он сказал, что минут через тридцать будет, — доложил мне участковый инспектор.
— Неплохо вы здесь живете. Полная свобода. Так, один раз в неделю отписался и снова тишина.
— Зря вы так говорите, товарищ капитан. Вы знаете, сколько мы садовых обществ и товариществ обслуживаем. Сейчас весна, и все горожане рванули на свои участки. Люди приезжают и видят, что за зиму их домики обчистили. Пишут заявления, а мы должны искать этих воров.
Я посмотрел на него и невольно вспомнил свой прошлогодний случай с задержанием садовых воров.
Утром мне позвонил мой осведомитель и сообщил, что вчера встретился со своими знакомыми, которые занимаются кражами из садовых домиков.
— Виктор Николаевич, что мне делать? Они зовут меня с собой на дело.
— Ни в коем случае не ходи. Найди хороший предлог и откажись. Ты мне лучше скажи, куда они хотят пойти конкретно?
— Я лучше вам скажу, где они хранят похищенные вещи. Поймите сами, я не могу их конкретно спрашивать, куда они пойдут, это может вызвать у них подозрение.
— Где они хранят похищенные вещи?
— Записывайте, — он назвал мне адрес.
— Слушай, Захар! Я тебе еще раз говорю, на кражу не ходи. Ты понял меня или нет?
— Все понял. Я лучше смотаюсь из города, так будет вернее.
Он положил трубку. Услышав короткие гудки отбоя, я положил трубку на рычаг телефона и взглянул на начальника отделения.
— Сейчас мне позвонил мой человек. Есть возможность взять воров из садовых домиков. Говорит, что группа состоит из пяти человек и что, по их словам, они нагрели около сотни домиков. Может нам самим их взять, а затем передать их ребятам из Кировского отдела милиции?
— Слушай, Абрамов! Ты человек новенький в розыске и все это для тебя в новинку. Мне твои садовые воры по барабану. Кроме головной боли, от них ты ничего не получишь, поверь мне, старому оперу. Я бы на твоем месте отправил эту информацию на «землю», пусть работают.
— Все дело в том, что мы их сможем взять с поличным. Пока я буду отправлять эту бумагу в Кировский отдел милиции, пройдет время, и они смогут перепрятать все это в другое место.
— Все может быть. Дело твое, хочешь задержать — задерживай. Я тебе мешать в этом не буду.
— Тогда я, с вашего разрешения, возьму с собой Мартынова и Семенова. Как вы на это смотрите?
— Приказать я им не могу. Это выходит за их служебные обязанности, они в конце концов не сотрудники по борьбе с имущественными преступлениями. Если согласятся, я не против, но приказывать им я не буду.
Услышав это, я обрадовался, ведь раскрыть около сотни краж из садовых домиков удается не каждый день.
Около восьми часов вечера я встретился с ребятами и мы, поймав такси, поехали в поселок Юдино. Сравнительно быстро доехали до Дворца культуры железнодорожников и, выйдя из машины, направились в сторону Белявского поселка. Минут через десять мы брели в полной темноте, так как электрического освещения здесь никогда не было.
— Виктор, далеко еще до адреса? — поинтересовался у меня Мартынов.
Я промолчал, так как сам тогда еще не представлял, где находится эта улица и дом. С неба посыпалась снежная крошка, неожиданно похолодало. Я поднял воротник пальто и невольно поправил шарф. Заметив одинокого мужчину, мы всей нашей небольшой группой направились в его сторону.
— Гражданин! — обратился к нему Семенов. — Вы не подскажите, как нам пройти к этому адресу?
Семенов назвал улицу и дом, чем вызвал у мужчины улыбку.
— Вы, ребята, шутите, что ли? — почему-то спросил он у нас. — То, что вы разыскиваете, находится на другой стороне улицы.
Мы удивленно посмотрели друг на друга. Как вывернуться из этой глупой ситуации, первым сообразил я.
— Ну, ты и молодец, Юра! Доверься тебе в следующий раз, — произнес я, стараясь придать веселость своему голосу. — Ты же сам утверждал, что хорошо знаешь поселок, и нам не придется там блуждать.
Юра сделал обиженное лицо и отошел в сторону.
— А вы, в принципе, кого ищите? Кто вам нужен?
Я на миг замешкался, не зная, что ответить на этот вопрос.
— Мой друг Володя пригласил меня в гости к своему старому другу. Сказал только адрес. Вот мы и рыщем по поселку, разыскивая этот дом.
Мужчина улыбнулся. Он, по всей вероятности, не поверил нам.
— Вот, что парень! Вы, похоже, из милиции, и поэтому я вам скажу честно, что в этом доме сейчас никого нет. Ушли они втроем, еще часа два назад. Хозяина дома зовут Разрывин Георгий. Думаю, что придут домой они не раньше десяти часов.
— Ты прав, отец, мы действительно из милиции, — произнес я и показал ему служебное удостоверение. — Это плохо, что мы не застали их дома. Придется, видимо, ждать.
— Вот что, ребята, заходите ко мне. Пока ждете, чайку попьете, телевизор посмотрите. Как они придут, вы сразу увидите и услышите.
Нам ничего другого не оставалось, как согласиться.
Мы сидели в теплой, чистой комнате и смотрели телевизор.
— Михаил Федорович, а где ваша супруга? — поинтересовался я.
— На работе, — коротко ответил он мне. — Она работает на станции диспетчером.
Он замолчал и, отодвинув в сторону занавеску, посмотрел на улицу.
— У них главным будет Женька Белоконь, они называют его Белым. Он раньше жил в нашем поселке, а потом его посадили за кражи из магазинов. Мать не дождалась его и умерла с год назад. Дом на себя оформил его младший брат. Он разошелся с женой, оставил им с сыном квартиру, а сам перебрался жить сюда. Когда Белый вернулся из заключения, между ними вспыхнул скандал, так как младший брат отказался прописывать его в дом матери. Скандалили они сильно, полпоселка сбежалось посмотреть на это. Женька тогда и порезал своего брата, правда тот не стал обращаться в милицию и сообщил врачам, что сам в темноте, в сарае наскочил на косу.
После этого скандала он поселился у своего старого товарища Разрывина, они с ним дружили еще со школы. Тот жил один и отказать в приюте своему товарищу не мог. Недели две они вместе пили: Разрывин, Белый и его друзья по зоне. Потом, похоже, взялись за старое, стали грабить квартиры. Все награбленное у них скупала Верка, продавщица из нашего поселкового магазина. Сейчас они перешли на кражи из садовых домиков. Тащат все, что попадет им под руку. Старые холодильники и телевизоры, посуду. Женька Разрывин все это куда-то возит и продает за бесценок. Об этом весь наш поселок знает, но все молчат, боятся Белого и его друзей. Вот и сегодня они, похоже, тоже направились на дачи.
Он замолчал и снова, отодвинув край занавески, посмотрел на улицу.
— Михаил Федорович, а почему вы решили, что они пошли грабить дачи? — задал я ему вопрос. — Они вам об этом, я думаю, не докладывали?
— А тут и говорить ничего не нужно. Раз взяли с собой тачку, значит пошли шастать по дачам. Сейчас их время. Людей на дачах нет, сторожей, как правило, тоже не бывает. Да и кто из сторожей будет умирать из-за чужого барахла? Никто! Так что бери, не хочу. Люди только весной поймут, что их домик ограбили, одни побегут в милицию, а другие нет. Все боятся, что жулики могут сжечь их дома. На это они и рассчитывают.
Я сразу же вспомнил слова своего начальника и невольно задумался: «Ну, сейчас мы их задержим с ворованными вещами, а что дальше? Где искать потерпевших? Ведь закон трактует, что если нет потерпевших, то нет и краж. Что тогда нам с ними делать? Придется извиняться и отпускать».
Мои размышления прервал хозяин дома.
— Вон идут, еле волокут награбленное, — произнес он и сплюнул на пол.
Я отодвинул занавеску и посмотрел на улицу. По улице шли три человека и толкали впереди себя тележку, на которой кучей лежали какие-то вещи. Мне удалось разглядеть лишь холодильник, который лежал на тележке с моей стороны.
— Спасибо, Михаил Федорович. Нам нужно уходить, — я пожал ему руку.
Он проводил нас до двери и пожелал нам удачи.
Они возились в большом гараже, не обращая никакого внимания на редких прохожих. Когда они закончили укладывать похищенные из садовых домов вещи, я тихо произнес, наставив на них свой пистолет.
— Ребята! Все, закончили свою работу?
Мой голос был подобен выстрелу, прозвучавшему в тишине. Двое мужчин безропотно подняли руки, сразу же сообразив, кто перед ними находится. Третий же, опрокинув на землю немного задумавшегося Семенова, бросился бежать в сторону темнеющего невдалеке леса.
— Вяжите их! — крикнул я и устремился за бегущим от меня человеком.
Бежал он первые сто метров неплохо. Бежать в лесу с такой скоростью, с которой бежал он, может не каждый человек, и поэтому я сразу же оценил его неплохие физические данные. Однако, пробежав метров триста, он стал заметно сдавать. Расстояние между нами заметно таяло.
Неожиданно для меня он резко свернул влево и побежал вдоль забора кладбища. Я на бегу достал из кобуры пистолет и взвел его. Словно прочитав мои мысли, он нырнул в проем забора и моментально исчез.
— Белый, выходи с поднятыми руками! Не заставляй меня в тебя стрелять!
— А ты меня сначала возьми, мент, а потом диктуй свои правила! — выкрикнул он и выстрелил в мою сторону.
Дробь, словно рой пчел, пронеслась над моей головой.
— Вот этого не нужно было делать! — крикнул я в темноту и, упав на живот, медленно пополз в сторону вспышки.
— Слушай, мент! Может, разойдемся по-хорошему? Зачем тебе я? Там двое есть, есть, кого судить, — выкрикнул он, перезаряжая свой обрез. — Чего молчишь? Скажи хоть слово!
Я молча полз на голос. Теперь между нами было метров десять. Неожиданно передо мной выросла могильная ограда.
«В какую сторону ползти?» — подумал я и решил обойти ее слева.
Однако, выбранный мною путь оказался неверным. Я вновь уперся в могильную ограду. Делать было нечего, мне пришлось развернуться и двинуться в противоположную сторону.
— Мент! Ты что молчишь? Отзовись, не играй со мной в прятки! Мне тоже не нравится, как и тебе, лежать среди этих могил!
Теперь он находился рядом со мной, буквально в метрах пяти. Я поднял сухую ветку и швырнул ее в сторону. Моментально последовал выстрел в то место, где упала ветка.
— Чего молчишь? Я случайно не нашпиговал тебя свинцом, а, мент? — выкрикнул он.
Я услышал, как он стал перезаряжать обрез и, используя эту внезапно возникшую паузу, я рванул вперед. Выскочив из-за ограды, я всем телом навалился на него. Он, похоже, не ждал нападения с этой стороны и растерялся на какую-то долю секунды. Как я и предполагал, он оказался крепким малым. Мы минуты две катались по земле между могил, прежде чем мне удалось его скрутить. Я с благодарностью вспомнил преподавателя рукопашного боя, обучавшего меня азам этого дела.
— Существует, Абрамов, множество всевозможных приемов захвата, но ты должен автоматически владеть лишь одним из них. Запомни это слово — автоматически, если конечно хочешь выжить в этой борьбе.
Я молча смотрел на поверженного врага, не испытывая к нему уже никаких чувств — ни чувства злости, ни чувства жалости. Именно автоматически проведенный прием позволил мне не только не дать ему выстрелить в меня, но и скрутить его.
Белоконь лежал на земле и тихо стонал. Я наклонился над ним и зажег спичку, чтобы хорошенько рассмотреть его лицо. Судя по внешности, ему было около тридцати лет. Редкие светлые волосы прилипли к его мокрому лбу.
— Чего смотришь? — процедил он сквозь зубы.
— Да так. Мне просто интересно. Сейчас твои сверстники головы кладут в Афганистане, а ты, гад, здесь по дачам шаришь.
— Скажи спасибо Богу, что тебе повезло. Я бы над тобой так не стоял и не смотрел на тебя. Чего уставился? Жалко, что я не попал в тебя!
— Я бы на твоем месте не стал так говорить. Зачем тебе лишние сложности?
— Ты думаешь, что ты меня испугал? Да мне глубоко наплевать на смерть, и тем более на тебя.
Я схватил его за шиворот, поднял с земли и ткнул в спину стволом пистолета, который я снова вытащил из кобуры.
— Пошел! Давай, быстрее. Сейчас мы посмотрим, боишься ты смерти или нет. Давай, вали!
Он сделал три шага и застыл на месте. Он медленно повернулся в мою сторону. Несмотря на темноту, я заметил, как заблестели его глаза.
— Ты что надумал, мент? Есть же закон, ты же не бандит!
Я снова ткнул стволом пистолета в его спину и приказал ему двигаться вперед. Видимо от страха быть убитым в спину, ноги не слушались его.
— Если хочешь, убей меня прямо здесь, — сказал он дрожащим от страха голосом.
— Хорошо, — ответил я и отошел назад еще метра на три.
— Нет. Я хочу жить, — закричал он что есть мочи. — Хочу жить. Вы не имеете никакого права расстреливать меня здесь.
— А я и не собираюсь, — тихо сказал я. — Я тебя просто убил при попытке сопротивления. Ты же стрелял в меня?
Он упал на колени и громко заревел. Он плакал так, как плачут дети. Крупные слезы текли по его грязным щекам.
Я демонстративно спрятал пистолет в кобуру и толкнул его ногой.
— Давай вставай. Я не собираюсь здесь на кладбище ночевать с тобой. Давай, веди меня к дому.
Мы возвращались обратно все тем же лесом, по которому бежали минут сорок назад. В темноте трудно было различить ветки деревьев, и они иногда сильно хлестали по лицу, норовя выбить или выколоть глаз.
«Как же я бежал по этому лесу и не выколол себе глаза?» — невольно подумал я, получив очередной удар веткой по лицу.
Я вспомнил Афганистан. Там я тоже неоднократно удивлялся тому, что делал. Если бы кто-то мне сказал на гражданке, что я смогу делать все это, я бы посчитал его ненормальным. Но, видимо, так устроен человек, что в экстремальных условиях он может творить своеобразные чудеса.
Я споткнулся и чуть не упал, зацепившись ногой за корень сосны.
— Слышь, мент! Ты действительно готов был убить меня, там, на кладбище? — спросил меня Белый. — Я что-то в это не верю.
— Я и сейчас могу это сделать спокойно. Скажу, что ты попытался от меня бежать и все. Если не веришь, то можешь попытаться сделать ноги. Спорю, что я тебя завалю третьим выстрелом.
— А почему третьим?
— А все потому, что перед тем, как убить тебя, я дважды выстрелю в воздух. Понял? Если нет, то давай, попытайся бежать.
— Я не дурак и не хочу испытывать свою судьбу дважды. Ведь ты меня мог завалить и в лесу, когда бежал за мной.
— Мог, но не стал этого делать. Ты мне живой был нужен. Ты давай, иди и не разговаривай. Мы с тобой там поговорим.
— Слушай, начальник! Зачем тебе я с моим обрезом? Что ты хочешь на меня повесить? Обрез? У меня его не было, а раз его у меня не было, соответственно, я и не мог в вас стрелять. Правильно я рассуждаю или нет?
Я невольно улыбнулся. Действительно, что я мог предоставить следствию? Обрез? Но на нем мои отпечатки, я и сейчас несу его в руке. Стрелял он в меня или нет — тоже трудно будет доказать. Если я его подожму оружием, то он скажет, что стрелял в воздух. Еще скажет, что он вообще не знал, кто я. Не исключено, что будет говорить, что я был в гражданской одежде, и он не знал, что я милиционер.
От этих мыслей, у меня испортилось настроение. Мало того, что я порвал практически новую куртку, извозил ее всю в грязи, но при всем этом я почему-то подумал, что Белоконь прав, и я едва ли смогу ему вменить покушение на работника милиции, а также хранение и ношение огнестрельного оружия.
Впереди показались огни поселка. Белоконь остановился и прижался к дереву.
— Давай отдохнем, — предложил он мне. — Ты знаешь, я не из тех людей, кто бегом бежит к своему сроку.
Я толкнул его в спину стволом обреза.
— Слушай, если ты еще раз остановишься, то я просто ради своего удовольствия прострелю тебе ногу. Надеюсь, ты меня понял?
— Не гони пургу, начальник. Если ты меня там не решился убить, то теперь ты меня уже не убьешь, я это точно знаю.
Я схватил его за шиворот и толкнул. Он сделал несколько шагов и повалился на землю.
— Слышь, мент? А я дальше не пойду. Можешь убить меня прямо здесь, но я дальше не пойду. Если я тебе нужен, тащи меня на себе.
— Ты смеешься, Белый. Еще никто и никогда не ездил на мне верхом. Не хочешь идти, стой здесь.
Я быстро снял с его правой руки браслет наручника, подтянул его к березе и снова заковал его таким образом, что береза оказалась меж его рук.
— Теперь можешь стоять до утра. Сейчас мы погрузим ваш товар, а затем заедем за тобой. Вот тогда я и посмотрю, как ты будешь выглядеть. Видишь, вышла луна, а это значит, что ночь будет довольно холодной. Придется тебе, Белый, как кавалеристу, скакать вокруг березы, чтобы не замерзнуть здесь, пока я хожу, а тащить тебя на себе — извини, уволь.
Я еще раз посмотрел на него и направился к поселку.
Как и предполагал мой начальник отделения, дело это развалилось. В ту ночь мы кое-как нашли машину и часа два грузили ее дачным барахлом. Когда мы закончили это делать, я связался со станции Обсерватория с дежурным по МВД и доложил ему о задержании дачных воров. Часа через два к нам подъехал заспанный наряд милиции из Юдино, и мы, забрав еле живого Белого, поехали все вместе в отделение милиции. Там нам снова пришлось это все разгружать в большой гараж, вытолкнув предварительно из него грузовую машину. Дежурный следователь часа три потратил на опись изъятых вещей. Лишь после того, как он нас допросил, мы поехали в город. Приехали мы в МВД к девяти часам утра, все грязные и измученные.
— Ну и как? — поинтересовался у меня начальник отделения.
Я доложил ему все подробно и устало сел на стул. Ужасно хотелось есть и спать.
— Могу поспорить, Абрамов, что дня через три всех твоих задержанных освободят.
Я не стал спорить. С начальниками лучше не спорить, это я усвоил еще в Афганистане. Я просто махнул рукой и поставил кипятиться электрический чайник.
— Ты знаешь, как это называется? — спросил он у меня. — Это называется так: «Дурная голова, ногам покоя не дает». Понял?
Я молча кивнул и посмотрел на него. Я тогда впервые понял, что такое жизненный и оперативный опыт. Мало поймать вора, нужно еще доказать, что он вор, а это довольно сложно.
Через два дня мне позвонил следователь из отделения поселка Юдино.
— Виктор Николаевич? Вы знаете, завтра истекает срок задержания Белоконя, Разрывина и их товарища. Что будем делать?
— В каком смысле? Вы следователь, вы и решайте. Насколько я знаю, Разрывин и Гильманов признались в кражах из садовых домиков.
— Это ничего не меняет. У нас нет ни одного потерпевшего. Вы это понимаете или нет?
— По-моему, этот вопрос не ко мне. У вас в отделении около десятка оперативников. Пусть свозят этих воров на место, те покажут дачи, а у охранника вы узнаете адреса собственников этих строений. Останется только их вызвать к себе и отобрать у них заявления. Не мне же вас учить, как нужно это делать.
На том конце провода повисла пауза. Было хорошо слышно, как чей-то голос упорно советовал переложить все это на меня.
— Виктор Николаевич, но это вы их задержали, а не наши оперативники. У наших оперативников и так работы очень много.
— Вы не обижайте меня. Можно подумать, что мы все здесь сидим без дела и бьем баклуши. Преступления совершены на территории обслуживания вашего подразделения и не столь важно, кто задержал этих преступников, мы или вы. Правильно я говорю или нет? А, если бы мы были из Москвы, что тогда?
— Формально вы правы, — произнес он. — Однако начальник отделения считает, что если задержание провели сотрудники центрального аппарата, то и возбуждать уголовное дело должно следственное управление МВД, а не мы.
— Я смотрю, умный у вас начальник отделения. Я не против этого, пусть он сам звонит начальнику следственного управления и разговаривает с ним на эту тему.
— Ну и что мне сейчас делать прикажете?
— Возбуждайте уголовное дело и расследуйте эти кражи. Кстати, как там Белоконь? Вы в отношении него возбудили уголовное дело? Я написал в заявлении, что этот человек дважды стрелял в меня при задержании. Обрез и патроны я передал вам лично в руки.
— Здесь тоже есть определенные сложности. Он утверждает, что впервые видит это оружие и утверждает, что никогда и ни в кого не стрелял.
— Странно слышать это все от вас. Сделайте смывы с его рук, на теле и одежде должны остаться следы пороха.
Снова возникла непонятная для меня пауза.
— Вы знаете, Виктор Николаевич, мы сразу этого не сделали, а сейчас это сделать практически невозможно. Прошло столько времени, он наверняка успел все это смыть с рук.
— А его одежда? — чуть ли не закричал я в телефонную трубку.
— К нему приходил брат, и мы разрешили ему поменять одежду. У нас поселок небольшой и все друг друга хорошо знают. Пришел брат и попросил помощника дежурного передать ему чистое теплое белье, чистый свитер и новую телогрейку. Все старые вещи он унес с собой.
— Понятно, — я положил трубку.
На следующий день они были освобождены из-под стражи.
Я вышел на улицу и закурил. Недалеко от меня остановился «Москвич-412», из которого вышел человек в милицейской форме и стремительной походкой направился в мою сторону. Он прошел мимо меня и, открыв дверь отделения, скрылся за ней. Я докурил сигарету и направился вслед за ним.
Входя в открытую дверь кабинета начальника отделения, я поздоровался.
— Моя фамилия Абрамов, я из управления уголовного розыска МВД.
Начальник поднялся из-за стола и молча протянул мне свою пухлую, влажную и холодную руку. Рукопожатие оставило неприятный осадок. Не знаю почему, но люди с подобными руками всегда вызывали у меня какую-то внутреннюю антипатию. Он молча указал мне на стул.
Я присел на стул и достал из кармана фотографии пропавших без вести женщин. Чем подробнее я ему рассказывал, тем мрачнее становилось его лицо. Когда я закончил говорить, он молча встал из-за стола и, отодвинув штору окна, посмотрел на улицу, где стоял ожидавший его «Москвич».
— Если исходить из вашей логики, то последним местом нахождения этих пропавших женщин является поселок Васильево? Ловко это вы придумали. Вы знаете, мало ли кто о чем говорит, где доказательства?
— А я и приехал сюда, чтобы собрать все эти доказательства вместе с вашими сотрудниками. Скажите, а почему вы это так болезненно воспринимаете? Вот например, мне рассказали торговки около станции о том, что они видели без вести пропавшую Хасанову. Она даже устроила небольшой скандал, когда покупала соленые огурцы у одной из торговок. А вы ответили на запрос по ориентировке, что вами не установлен факт пребывания этой женщины на территории поселка. Как это понимать, товарищ начальник отделения? Вам не кажется, что это немного смахивает на должностной подлог? А если эту женщину убили в вашем поселке, вы об этом подумали?
Он снова подошел к окну и посмотрел на улицу. Мысли его были явно в другом месте, и сейчас он просто думал, как отделаться от меня. Почувствовав на себе мой пристальный взгляд, он повернулся ко мне и спросил:
— Скажите, а что бы вы делали на моем месте? Исходя из того, что вы мне рассказали, я должен закрыть отделение и организовать тотальное прочесывание не только поселка, но и всех садовых обществ и товариществ. Вы хоть представляете, что это такое? Судя по всему, нет. А вы знаете, сколько у меня людей, товарищ капитан? Могу сказать: два оперативника и семь участковых инспекторов.
Он замолчал и посмотрел на меня, стараясь угадать мою реакцию на его слова. Я тоже выдержал небольшую паузу.
— Ну и что вы предлагаете? Сидеть в кабинете и подписывать ложные ответы на запросы? Насколько я знаю, каждый из ваших участковых обслуживает определенные участки, в которые входят садовые товарищества и общества. У меня один вопрос — они отрабатывали эти участки или нет? Судя по целой кипе ориентировок, которые находятся в одном из журналов, никто этого не делал. Вопрос — а почему? Потому, что вы им не поручали или потому, что вы у них не спрашивали, исполнили они это поручение или нет?
— Вы знаете, чем отличаются сотрудники милиции, работающие на «земле», от сотрудников из МВД? Так я вам сейчас объясню. Вы теоретики, а мы практики. Вы говорите, что мы должны это делать, не представляя даже, как это делается.
Я усмехнулся.
— Извините, товарищ майор, но я не согласен с вами, по одной лишь причине. Можно не выполнить указание, сославшись на объективные сложности, отсутствие исполнителей и так далее, но докладывать в МВД заведомо ложные сведения о выполнении, не сделав практически ничего, нельзя. За это, знаете, наказывают.
— А вы попробуйте наказать меня! У меня свой начальник отдела, который в отличие от вас хорошо знает, как работать на «земле».
Он встал из-за стола и молча направился к выходу из кабинета. Дождавшись, когда я выйду из кабинета, он закрыл дверь и заглянул в кабинет, где сидел участковый инспектор.
— Гараев, предоставьте капитану схему садовых участков, а также списки охранников и председателей обществ. Если капитан желает, то пусть сам и обходит все эти общества.
Начальник отделения вышел из здания и, сев в ожидавшую его автомашину, куда-то поехал. Я посмотрел на притихшего участкового инспектора.
— Выполняйте указания вашего начальника. Я подожду, когда вы подготовите все эти документы.
Минут через сорок я вышел из отделения милиции и направился в сторону станции.
Вагон электрички был полупустым. Всего шестнадцать пассажиров, дремавших, удобно устроившись на деревянных сиденьях. Я сидел и пытался рассмотреть здания и постройки, проносящиеся за окном вагона. Часы показывали начало десятого вечера. Достав из кармана списки садовых обществ, я стал просматривать фамилии председателей и охранников.
«Нужно пробить охранников через информационный центр. Наверняка среди них есть и ранее судимые люди, — подумал я. — Может, с ними поработать, вдруг и выйду на кого-нибудь, кто мне подскажет причину исчезновения женщин».
Пришла мысль о ближайшем воскресенье, ведь я обещал сводить дочку в зоопарк. Вагон резко дернулся. Раздался скрежет тормозов, и электричка остановилась. Я вышел из вагона и направился в сторону центрального вокзала.
Сегодня я плохо спал. В голове крутились мысли о каком-то серийном убийце, который охотится на женщин, убивая их. Они были столь навязчивы, что я никак не мог от них отделаться. Я встал с постели и пошел на кухню. Разогрев чайник, я налил себе полный бокал чая и раскрыл взятую накануне из библиотеки книгу по психологии. Я пытался найти в ней характерные признаки серийных убийц и маньяков. Книга была довольно сложной, изобиловала медицинскими терминами и не все в ней было понятно мне. Отложив книгу в сторону и откинувшись на спинку стула, я задумался. Я был уверен, что нахожусь на верном пути. Однако связать все в единую цепь я не мог. У меня явно не хватало знаний по медицине, а также оперативного опыта.
«Завтра нужно зайти в специальную библиотеку. Может там есть какие-то научные разработки по этой теме. Ведь наличие в обществе маньяков и серийных убийц не обусловлено политической системой общества. Наверняка подобные наработки есть и у заграничных ученых и криминалистов», — подумал я.
Услышав шорох, я повернул голову и увидел стоящую в дверях жену.
— Ты что не спишь? Иди отдыхай! Я сейчас допью чай и тоже лягу.
— Смотри, Виктор! Сгоришь на работе. Стоит тебе сломаться, и ты станешь никому не нужным человеком. Я понимаю, ты хочешь кому-то что-то доказать. Не делай этого. Ты работаешь в коллективе, а коллектив таких, как ты, не любит, он не уважает людей, которые выше по своему развитию, чем вся основная масса. Чем и силен коллектив, так это сплоченной серостью. Звезды в коллективе не живут, их выдавливают.
— Ты не права. Я не хочу работать так, как работают они. Ведь за каждой бумагой, проходящей через мои руки, стоит чья-то судьба, чье-то горе или радость.
— Дело твое. Я просто боюсь за тебя. Тебя не сломал Афганистан со своей кровью и горем, но здесь все по-другому. Там были враги, которых ты знал. Здесь враги другие. Они мило улыбаются, пожимают тебе руку, но стоит тебе споткнуться, никто из них не протянет тебе руку.
— Да, брось ты! Я не верю и не хочу верить в то, что ты говоришь. А как же дружба, любовь? Может, их тоже нет на свете?
Она махнула рукой и вышла из кухни. Через пять минут я допил свой чай и направился в спальню.
Сергеев пьяными глазами смотрел на Мадину. Она молча поставила на стол сковороду с жареной картошкой и направилась в кухню.
— Тебя долго ждать? Так и водка может испариться из стаканов, — крикнул он и протянул руку к бутылке с водкой.
Он молча разлил водку по трем стоящим на столе стаканам и снова позвал с кухни Мадину. Дождавшись ее, он поднял стакан и, обращаясь к своему приятелю, произнес:
— Предлагаю выпить за наше безнадежное дело.
Стукнувшись гранеными стаканами, они выпили водку и потянулись вилками к горячей картошке.
— Теперь все будет зависть вот от этой женщины. Я очень рассчитываю на нее.
Его приятель Иван Хохлов пристально посмотрел на Мадину.
— Ты поняла? Все будет зависеть от тебя, — пьяно пробормотал он. — Главное, побольше натурализма. Плачь, бейся в истерике. Короче, так, как будто тебя должны убить. Ты поняла это?
Она молча качнула головой. Они допили бутылку и стали расходиться.
— Ладно, я пошел, Алексей. До завтра. Фотоаппарат с меня, — сказал Хохлов и пожал руку пьяному Сергееву.
К такси подошла молодая симпатичная девушка. Она нагнулась к открытому окну автомашины и, мило улыбаясь, поинтересовалась у водителя:
— Шеф, до Васильево не подбросишь?
Водитель окинул ее взглядом с ног до головы и, достав сигареты из кармана куртки, поинтересовался у нее стоимостью поездки.
— Поехали, внакладе не останешься — сказала девушка.
— Это в каком смысле? — спросил водитель.
— В самом прямом. Могу деньгами, а могу и натурой. Тебе выбирать.
— А пятьдесят на пятьдесят можно? — спросил он ее и сально улыбнулся.
— Как пожелаешь. Ну, что едем или нет?
Он еще раз окинул ее взглядом и, немного подумав, принял окончательное решение.
— Садись, поехали. Предупреждаю сразу, никаких попутчиков. Только ты и я.
— Я согласна, — девушка села рядом с водителем.
Машина тронулась и направилась в сторону Кировского района города Казани. Миновав район телевышки, машина набрала скорость и помчалась в сторону Зеленого Дола.
— Тебя как зовут? — поинтересовался водитель у девушки.
— Ира, — соврала она ему. — А, тебя?
— Андрей, — коротко ответил он ей. — Скажи, ты замужем?
— Как тебе сказать? По паспорту да, а по жизни нет. Я с мужем не живу уже второй год. Он у меня пьяница. Последние полгода до того, как я его выгнала, он ни разу не прикоснулся ко мне. Ему это не надо, а мне тем более. Что я, не найду что ли мужика провести ночь? Ты же тоже наверное не откажешься поваляться со мной часок?
Несмотря на наступающую темноту, она заметила, как покраснело лицо водителя после ее слов.
— Ты что молчишь, Андрей? А ты женатый или нет?
— Я нет, — коротко ответил он.
— Врешь ты. Я же тебя насквозь вижу. Все мужики лгуны и неженаты, когда рядом нет жены, — укоризненно произнесла она. — Да ты не красней, мне все равно, женатый ты или нет. Я к твоей жене не побегу и не буду ей жаловаться, что ты переспал со мной.
Она замолчала и стала что-то разыскивать, роясь в своей сумке.
— Ира! А ты где работаешь?
— Я? На заправочной станции около парка Горького. А ты где заправляешься?
— По-разному, где придется.
— А ты приезжай ко мне. Я тебя всегда бесплатно заправлю. Ты же знаешь, у нас всегда есть и бензин и деньги.
Он снова внимательно посмотрел на нее: «А она ничего. Надо будет поближе с ней познакомиться, удобная женщина по всем статьям».
— Эй, парень! Поворот на Васильево не проскочи, — предупредила она.
Водитель притормозил и, пропустив встречную машину, свернул налево.
Они проехали через поселок, и машина, сбросив скорость, медленно двинулась по грунтовой дороге. Кругом стояли белые от цвета яблони и вишни.
— Я что-то не понял, мы куда едем? — поинтересовался у нее водитель такси. — Ты же просила меня довезти до поселка Васильево?
— А это что? Разве не Васильево? Здесь у моего брата дом. Сейчас его дома нет. Чего так на меня смотришь? Может, передумал?
— Да, нет, — не совсем уверено произнес таксист. — Просто стараюсь запомнить дорогу. Я здесь ни разу не был.
— Дорога здесь одна. Поедешь по ней обратно, не заблудишься.
Они снова замолчали. Водитель уже жалел, что согласился ехать с этой женщиной и с каждой минутой это чувство росло в геометрической прогрессии.
— Вон видишь тот дом? — спросила она, указав водителю рукой. Около него тормози. — Это дом брата.
Машина, подняв облако пыли, остановилась около дома. Женщина вышла и направилась к дому. Открыв замок, она вернулась к машине.
— Ну что, Андрей, сидишь, пойдем или испугался?
Водитель в нерешительности посмотрел на фигуру удаляющейся женщины, не зная, что предпринять — идти за ней или плюнуть на все и ехать обратно в город. Он не мог даже представить, чтобы можно было отвезти так далеко пассажира и не взять с него плату. Это было не в его правилах. Более не сомневаясь, он вышел из машины и направился вслед за ней в дом.
— Ира! Время позднее, может, отложим все это до лучших времен? Ты сейчас рассчитайся со мной, и я поеду обратно в Казань.
— А как же я? Ты же сам был не против задержаться у меня на часок? Может, ты чего-то испугался, милый?
Она обняла его и стала страстно целовать. Через минуту он уже срывал с нее одежду, повалив ее на широкую кровать. Сорвав с нее лифчик, он стал целовать ее груди, а правой рукой расстегивать молнию на ее юбке.
Вдруг до его слуха донесся скрип входной двери. Он на секунду замер, услышав за спиной чьи-то уверенные шаги. Он обернулся и увидел двух стоящих у двери мужчин, в руках одного из них поблескивал топор.
— Ты что здесь делаешь, сука? — заорал мужчина с топором. — Хотел мою сестру изнасиловать?!
Водитель хотел подняться с кровати, но женщина крепко вцепилась в него двумя руками.
— Не делай этого, — прошептала она ему в ухо. — Иначе он убьет нас обоих. Это мой брат.
Второй мужчина, стоявшей немного в стороне, вдруг достал из-за спины фотоаппарат и начал фотографировать их обнаженные тела. Тот, что был с топором, заставил водителя встать с кровати и приказал ему раздеться.
— Я не буду, — отчаянно крикнул водитель, вскакивая с кровати.
Сильный и точный удар в челюсть опрокинул его на пол. Очнувшись от этого оглушительного удара, он попытался подняться на ноги, но мужчина с топором снова предложил ему раздеться догола и лечь в кровать, где, прикрывшись простыней, уже сидела раздетая женщина. Водитель снял с себя одежду и присел на кровать, не спуская глаз с топора.
— А теперь обними ее, но не просто так, а как прежде обнимал, — приказал он водителю. — Стесняться здесь некого.
Женщина отбросила в сторону простыню и крепко прижалась к водителю всем своим телом. В комнате снова защелкал затвор фотоаппарата. Их несколько раз заставляли менять позы и все время фотографировали.
Наконец мужчина приказал ему одеться. Водитель быстро вскочил на ноги и стал лихорадочно одеваться.
— Садись за стол.
Когда тот сел, мужчина потребовал у него документы. Списав с них его данные, он предложил ему выкупить у него эти снимки.
— Ты же не хочешь, Андрей, чтобы я отправил их твоей жене или в милицию с заявлением об изнасиловании моей сестры?
Водитель сидел и молчал. Судя по его внешнему виду, он был полностью подавлен. Если бы ему раньше рассказали подобную историю, то он бы никогда не поверил и долго бы смеялся. Однако сейчас ему было совсем не до смеха. Ему было страшно представить, что будет с его женой, когда она увидит эти снимки. Но еще страшнее было то, что эти люди могли направить заявление в милицию и обвинить его в изнасиловании. Сидеть лет пять в зоне ему явно не хотелось.
— Что вы хотите от меня? — спросил он мужчину с топором.
Тот улыбнулся, обнажив желтые крупные зубы.
— Это уже теплее. Я хочу, чтобы ты заплатил мне пятьсот рублей в виде моральной компенсации за попытку изнасилования моей сестры.
— Сколько, сколько?! — ошарашенно переспросил его водитель. — Я за квартал столько не зарабатываю!
— Я не спрашиваю тебя, сколько ты зарабатываешь, а сколько получаешь чаевых. Мне наплевать на это. Если мы сейчас с тобой не договоримся, ты потеряешь больше, а может, потеряешь и свободу. Ты знаешь, что там делают с такими как ты? Могу рассказать, если хочешь!
— Не надо. Я все это хорошо знаю. Сейчас у меня есть с собой сто пятьдесят рублей. Могу их вам отдать. Завтра завезу остальные.
Мужчина сделал вид, что раздумывает над его словами. Выдержав небольшую паузу, он произнес:
— Хорошо. Давай деньги. Остальные передашь завтра ей, — он показал на женщину. — Если выполнишь условия, то можешь просто забыть этот вечер, если обманешь — пожалеешь.
Водитель вытащил из кармана деньги и положил на стол. Мужчина взял их и, не считая, сунул в карман.
— Завтра она тебя будет ждать у железнодорожного вокзала.
— Где конкретно? Вокзал большой.
— Около пригородных касс. Смотри, обманешь — пожалеешь.
Он пристально посмотрел на водителя и вернул ему ключи от машины. Тот осторожно взял их, еще не веря в свою свободу.
— Ну, тогда до завтра, — он пулей выскочил из дома.
Через минуту с улицы донесся шум автомобильного мотора, быстро растаявший в ночной тишине.
Они всю ночь пили и радовались тому, как ловко они провернули это дело.
— Слушай, Хохол, — обратился к Ивану Сергеев. — Ты хоть бы для приличия пленку зарядил в фотоаппарат. Чего жмешься?
— Какая пленка, Леша? Фотоаппарат вот уже три года, как сломан. А ты говоришь, пленка. Ты видел, как он испугался? Ему все равно, была в фотоаппарате пленка или нет.
Они все дружно засмеялись.
— А ты молодец, Мадина. Сыграла как настоящая артистка, — похвалил Сергеев. — Тебе не в зверосовхозе работать, а сниматься в кино.
Мадина взяла в руки бутылку и разлила остатки водки по стаканам. Они выпили и стали расходиться по домам. Проводив Хохлова, Алексей вошел в дом. На кровати лежала обнаженная Мадина. Вскочив, она повисла у него на шее.
— Леша! Скажи, что меня ты любишь, — прошептала она ему на ухо.
Сергеев улыбнулся. Еще ни разу в жизни не говорил он этих слов.
— Ну, скажи, — капризно говорила она. — Я хочу услышать это от тебя.
— Давай спать. Я очень устал, — он выключил свет в комнате.
Утром они втроем поехали в Казань. Побродив по Центральному рынку и ничего, не купив, они направились обратно в сторону железнодорожного вокзала.
— Слушай, Леша, а вдруг он швырнет нас, — с тревогой спросил его Хохлов. — Это он вчера был ошеломленный твоим присутствием и топором, а сегодня вдруг возьмет и появится на вокзале вместе с милицией?
— Дурак ты, Хохол. Он мог это сделать и вчера, чего ему ждать утра. Нет, брат, он в милицию не побежит, это точно. Я про этот метод в книге читал, когда торчал в зоне. Им не одного человека ломали, там, за границей. Значит этот метод надежный и проверенный. Если он повелся, значит испугался. Сейчас у него мозги работают как у ненормального человека. Он боится, похоже, и жену, и милицию.
— Посмотрим, — тихо произнес Хохол. — Скажу тебе только одно, я к нему подходить не буду. Пусть это сделает она, а я посмотрю со стороны.
— Ты что, забыл, Хохол, что мы об этом еще вчера говорили? Пить меньше надо.
Впереди показался железнодорожный вокзал. Сергеев подозвал к себе Мадину. Она, покачивая бедрами, шла немного в стороне от них.
— Слушай, что я тебе скажу. Если увидишь этого водителя, сразу к нему не подходи. Убедись, что он один и никого с собой не привел. Подашь ему знак и выходи из вокзала на улицу. Мы с Хохлом будем тебя страховать. Возьмешь деньги и сразу же иди в здание вокзала, а оттуда — на платформу. Поняла?
Она молча кивнула. Посмотревшись в зеркало и поправив волосы, она вошла в здание пригородного вокзала. Остановившись около касс, сделала вид, что изучает расписание пригородных электричек.
Андрея она заметила сразу. Он осторожно вошел в здание вокзала и стал искать ее глазами. Поняв, что он ее заметил, она махнула ему рукой и вышла из здания. Он молча последовал за ней. Мадина ждала его у выхода.
— Ты что такой напуганный? — спросила она водителя. — Деньги принес?
— Да, — коротко ответил он. — Отдайте мне пленку или денег не получите.
— Вон оно что! — с угрозой в голосе произнесла она. — Очухался, стал коготки показывать? Вот что, милый! Дело твое. Это ты меня насиловал, а не я тебя. Окажешься на нарах или около параши, вспомнишь еще меня.
Она резко повернулась и направилась в сторону перрона. Он на какой-то миг растерялся, а затем бросился ее догонять.
— Погоди! Остановись! — крикнул он ей. — Давай поговорим!
Она остановилась и повернулась к нему.
— Где гарантии, что вы не пошлете эти фотографии моей жене или в милицию? — спросил он ее.
— Все будет зависеть от тебя. Мы не соцстрах и гарантий не даем.
Он на секунду задумался.
— Вот, возьмите деньги. Я верю вам.
Она взяла деньги и, улыбнувшись ему, как старому знакомому, направилась в сторону пригородной платформы.
— Ну и как все прошло? — спросил Сергеев Мадину.
— Все нормально. Просил у меня гарантий, но я не дала, — она расхохоталась.
— Жалко, что фотоаппарат не работал. Мы бы с него могли каждый месяц рублей по сто иметь свободно. Нужно это учесть в будущем. Человек пять поймаем на тебе и можно вообще не работать.
Он обнял ее за плечи и прижал к себе.
— Завтра опять попробуем провернуть это дело. Ты должна быть более активной с клиентом и не ждать моей команды. Главное в нашем деле — не ревновать. Что бы ни произошло, я все равно тебя ни на кого не променяю. Ты должна это хорошо усвоить и всегда верить мне. Поняла?
— Да, — ответила Мадина. — Я тебе верю.
— Слушай, Леша, а ты мне денег не дашь? Я же тебе помогал в этом деле, — поинтересовался у него Хохлов.
— Ваня, ты что, с головой не дружишь? Ты живешь за мой счет, жрешь, пьешь, и я тебе еще должен за это деньги платить? Похоже, ты краев не видишь!
— Ты что, разве я тебе не помогаю? Может, ты свой участок сам вскопал? Чего молчишь?
— Вот, возьми, я просто пошутил, — Сергеев протянул ему две купюры по двадцать пять рублей. — Доволен?
Хохлов аккуратно свернул деньги и сунул их в нагрудный карман своей рубашки.
— Леша, может быть обмоем это дело? Я не думал, что мы его так удачно провернем.
— Сейчас приедем домой, там все и решим. Завтра снова попробуем прокрутить это дело.
На следующий день все повторилось снова. Мадина остановила такси и попросила водителя отвезти ее в поселок Васильево.
— Далеко, — ответил водитель. — Что я оттуда повезу, воздух? Плати за оба конца, тогда поеду.
— Считай, что договорились.
Она поправила свою короткую юбку и села рядом с водителем. Они выехали за город, и когда машина набрала скорость, она поинтересовалась у водителя, женат ли он.
— Был, с полгода живу один. Просто не сошлись характерами. А ты замужем?
— Я тоже была. Сейчас только поняла, что лучше жить одной, чем иметь такого мужа.
— Что так? Пил что ли?
— Нет. Он оказался больным. Его не интересовали женщины, он любил мальчиков. Когда я об этом узнала, я сразу же подала на развод. Зачем он мне? Когда шла замуж, хотела семью, детей. И вдруг на тебе.
Она замолчала и отвернулась к окну. Водитель невольно удивился ее откровенности. С ним часто флиртовали женщины, которых он подвозил, но редко кто из них вот так откровенно делился с ним своими переживаниями.
— Не переживайте. Вы интересная женщина и вам ничего не стоит найти себе другого мужчину, который полюбит вас и оценит как женщину.
Она повернулась к нему и спросила:
— Вы уверены в этом?
— А почему бы и нет? Вы правда симпатичная и вам не составит труда найти себе достойного мужчину.
— Я не верю вам. Все вы, мужчины, одинаковы. Вы можете только обещать и говорить красиво. Вот вы бы могли меня полюбить? Чего молчите? Я не прошу вас жениться на мне. Я прошу лишь только немного тепла, пусть на час, но тепла и мужской ласки. Вам нечего бояться меня. Я не стану бросаться на вас посреди улицы и не посягну на вашу независимость. Мне просто хочется сегодня маленького женского счастья. Почувствовать, что я по-прежнему женщина и привлекательна для мужчин.
Водитель отвернулся от дороги и посмотрел на женщину. Неожиданно он почувствовал, что у него на какой-то миг прервалось дыхание, а затем, оно стало настолько редким и глубоким, что казалось, что у него останавливается сердце. Он словно случайно положил свою правую руку ей на бедро и, поведя ее вверх, нащупал рукой край черного ажурного чулка.
— Давайте не будем в машине, для этого есть квартира. Подождите, скоро приедем, мне ведь тоже не терпится.
Машина съехала с асфальта и медленно поехала по грунтовой дороге.
— Вон за тем поворотом повернете налево, и метров через триста будет мой дом, — произнесла женщина.
— Вы и зимой здесь живете? Летом здесь хорошо, сады кругом, яблони. А зимой здесь наверняка скука. Я бы не смог здесь жить.
— Я здесь живу только летом. У меня в Казани есть квартира, так что зимую я в городе. Вот здесь прижмитесь к забору поближе и остановитесь. Вроде бы приехали, — женщина вышла из автомашины.
Через минуту она открыла дверь дома и махнула ему рукой. Водитель заглушил двигатель и направился вслед за ней в дом.
Он быстро разделся и нырнул в постель. Минуты через три в спальню вошла Мадина.
— Погаси свет, — попросил ее водитель. — Без света лучше.
— Ты что, стесняешься меня? — спросила она у него. — Может я страшная как Баба-Яга, и ты меня боишься?
Он улыбнулся и отбросил в сторону край одеяла. Она медленно сняла с себя ночную рубашку и осторожно легла с краю кровати. Он крепко ее обнял и начал целовать ее сначала в губы, затем в шею и когда его губы коснулись ее груди, в спальню вошел Сергеев с топором в руке.
— И как это все называется? Если у женщины не хватает денег расплатиться с тобой за оба конца, ты решил получить свое вознаграждение в натуральном виде? Ты, знаешь кто она? Это моя сестра и я сейчас отсеку тебе голову, — он направился к постели.
Из-за его спины показался еще один мужчина, который постоянно щелкал затвором фотоаппарата. Сергеев схватил водителя за волосы и стащил его на пол. Он хотел ударить его по лицу, но водитель оказался не робкого десятка.
От сильного удара в лицо Сергеев упал, выронив топор. Второй мужчина моментально куда-то исчез, оставив на столе фотоаппарат. Водитель схватил топор и ударил обухом по фотоаппарату, разбив его вдребезги.
— Ты сейчас, сука, ответишь мне за эту подставу, — разъяренный водитель направился к кровати, на которой, прикрывшись одеялом, сидела Мадина. — Я вас сейчас, гадов, всех здесь замочу.
Сергеев поднялся и бросился на водителя с кулаками. Однако силы были явно не равны. Водитель борцовским приемом бросил его на пол и когда тот попытался подняться, ударил его коленом в лицо. Алексей охнул и, схватившись руками за окровавленное лицо, снова рухнул на пол.
Водитель снова поднял топор и направился к Мадине, от страха трясущейся, словно осиновый лист на ветру.
— Не убивай меня. Это он заставил меня это сделать. Пожалей меня и моего сына.
— Живи, сука. Расписать бы твою рожу вот этим ножом, — сказал он и взял со стола нож. — Расписать так, чтоб на улицу не могла выйти.
Он подошел к лежавшему на полу Сергееву и дважды ударил его кулаком в лицо. Решив, что тому хватит, он направился к своей одежде, аккуратно сложенной на стуле. Он быстро оделся и молча вышел из дома.
Когда в ночной тиши смолк удаляющийся звук двигателя, Сергеев поднялся с пола. Шатаясь и опираясь об стену, он подошел к умывальнику и стал смывать с лица запекшуюся кровь. Умывшись, сел за стол. Под глазом его наливался цветом большой синяк, из сломанного носа беспрестанно струилась тонкая струйка крови.
— Чего смотришь? — грубо бросил он Мадине. — Найди что-нибудь, надо остановить кровь.
Пока она искала чистое полотенце, он налил себе полный стакан водки и молча выпил без закуски.
Я сидел в специальной библиотеке МВД, обложившись книгами и научными трудами по психологии. Некоторые труды были столь трудными для восприятия, что я не мог осилить и нескольких страниц. Я отложил в сторону очередную книгу и задумался.
«А с чего ты взял, Абрамов, что все эти пропавшие без вести женщины стали жертвой одного и того же человека? Ну и что, что последним их местонахождением являлась железнодорожная станция Васильево. А одну из них видели на железнодорожной платформе пригородного вокзала? Почему ты решил, что она направлялась в Васильево, а вдруг она сошла где-нибудь на другой станции, ну например, на станции Адмиралтейская Слобода или Лагерная?».
Я неоднократно задавал себе подобные вопросы, но не находил на них ответов. Какое-то внутреннее чутье, переросшее в убеждение, говорило мне, что я иду по верному следу.
Проверка, которую организовал я, показала, что из тридцати проверяемых мной председателей и охранников садовых обществ трое оказались ранее судимы. Среди них был и Сергеев Алексей Васильевич, дважды судимый за изнасилование и грабеж. Однако характеристика, которую дал ему участковый инспектор Гараев, была в целом положительная. Это еще больше насторожило меня.
Вчера я направил запрос в управление исправительно-трудовых учреждений по Сергееву. Меня интересовало все, начиная с его поведения в местах лишения свободы вплоть до его друзей как по воле, так и по зоне.
«Нужно обязательно встретиться с этим человеком и поговорить с ним лично. Все эти характеристики никогда не заменят личного контакта с человеком», — подумал я.
Из-за стеллажа вышла молодая женщина, работавшая в библиотеке, и вопросительно посмотрела на меня. Я вспомнил данное ей обещание и посмотрел на часы. Они показывали начало седьмого вечера. Я собрал все книги со стола и понес их к ее столику.
— Извините, что задержал.
— Не стоит извиняться. Приходите завтра.
— Спасибо, — поблагодарил я ее и направился к выходу.
Я пошел к себе в кабинет. Открыв дверь, я увидел у себя на столе лист бумаги. На листе крупными буквами было написано, что меня дважды спрашивал начальник управления уголовного розыска. «Интересно, зачем я ему понадобился?», — подумал я и направился к нему.
— Разрешите войти, Юрий Васильевич. Мне сказали, что вы разыскивали меня.
— Заходи, присаживайся, — он показал мне на стул.
Я сел и приготовился к разговору.
— Ну, как у тебя дела, Абрамов?
— Занимаюсь, Юрий Васильевич. Однако пока, кроме предчувствия и косвенных доказательств, ничего такого нет. У меня предположение, что все эти исчезновения связаны с одним человеком. Похоже, что мы столкнулись с маньяком или серийным убийцей. Он проживает где-то в районе Васильево. Пока у меня больше ничего нет.
— Ну, ты и загнул, Абрамов! Маньяк, серийный убийца. Ладно, я тебя хорошо знаю, а так бы подумал, что ты с головой плохо дружишь. С чего это ты все взял?
— Не знаю, Юрий Васильевич, но мне так кажется.
— Если, кажется, то нужно креститься, — проворчал он, явно недовольный моим ответом. Мы где живем? То-то и оно, что в СССР, а не в Америке.
— Вот в этом я с вами не согласен. Преступность она и есть преступность. Ведь все эти преступления совершает человек, а не политическая система государства.
— Ты еще это еще где-нибудь не скажи. Засмеют, и все. Запомни, у тебя осталась всего неделя. Мне нужен грамотный и вразумительный доклад по пропавшим без вести женщинам. Ты понял меня? Грамотный и аргументированный доклад. Мы его будем делать на совместной конференции прокуратуры и МВД. Я не хочу, чтобы над нами там смеялись.
— Хорошо. Я постараюсь аргументировать свои слова.
— Ладно, иди.
Я встал из-за стола и направился к двери.
— Погоди, Абрамов. Ты это серьезно заявил мне, что мы столкнулись с серийным убийцей или маньяком?
— Я так считаю, Юрий Васильевич. И чем быстрее мы это осознаем, тем меньше будет жертв.
— Ладно, иди.
Я вышел из его кабинета и, не заходя к себе, направился к выходу из министерства.
Я снова видел все тот же сон. Он преследовал меня уже третью ночь подряд. Я снова бежал по горам, скрываясь от моджахедов, которые преследовали меня с момента высадки с вертолета. Уходил от моджахедов я один, но почему я оказался один, я не знал. Я залег за камень и положил перед собой автомат. Магазин был последний. Я отстегнул его, вытащил патрон и положил его в карман куртки. Этот патрон — мой шанс не попасть к ним в плен. Тот, кто воевал в Афганистане, хорошо знал, что такое плен и предпочитал плену смерть.
Из-за камней показались бородатые лица преследовавших меня моджахедов. Расстояние между ними и мной сокращалось очень быстро. Подпустив их метров на тридцать, я дал первую очередь.
Как это бывает во сне, я стрелял, но ни в кого не попадал. Автомат сухо щелкнул — магазин был пуст. Достав из кармана патрон, я зарядил его в магазин автомата. Передернув затвор, я уткнул ствол под подбородок. Запах пороха ударил мне в нос. Прислонившись спиной к теплому камню, я посмотрел в бездонное голубое небо, держа палец на спусковом крючке автомата. Я ждал, когда из-за камней появятся бородатые, бронзовые от солнца лица моих врагов, но их почему-то не было. Кругом стояла мертвая тишина, разрываемая иногда стрекотом кузнечиков. Мой палец одеревенел, и я испугался, что он меня может подвести в самый нужный момент. Отложив автомат, я выглянул из-за камня. Однако врагов вокруг себя я не увидел. Я хотел встать, но ноги меня не слушались. Я снова испугался, теперь уже того, что я просто умру здесь, среди этих чертовых камней, и мое тело растащат дикие животные и вороны. Одна из этих ворон уже сидела на соседнем камне и бусинкой своего черного глаза наблюдала за мной. Я хотел закричать, но не смог. У меня не было голоса.
Я проснулся среди ночи, мокрый от пережитого страха.
«Что это? Что творится со мной? Меня просто преследует этот сон», — была моя первая мысль.
Всю оставшуюся ночь я провалялся в постели, не сомкнув глаз. Разбитый и невыспавшийся я поехал на работу.
— Абрамов, что с тобой? — спросил меня начальник отделения. — Ты себя в зеркале видел? В гроб и то краше кладут.
— Да, так. Я всю ночь не спал. Снится какой-то кошмар, уже которую ночь.
— Смотри, крыша поедет. Кажется мне, что ты плохо кончишь, Абрамов.
— Это в каком смысле? — поинтересовался я у него.
— В прямом, самом прямом смысле этого слова.
Я встал из-за стола и, взяв из тумбы стола папку, направился к выходу.
— Ты куда? — спросил меня начальник.
— Поеду в Васильево. Хочу встретиться там с одним интересным человеком. Может, он что-то прольет новенькое по этому делу.
Выйдя из здания МВД, я пошел на остановку седьмого троллейбуса, который шел на железнодорожный вокзал.
Я вышел из электрички и, осмотревшись по сторонам, пошел в отделение милиции. Недалеко от отделения мне навстречу попался участковый инспектор Гараев.
— Привет, — поздоровался я с ним. — В отделении кто есть?
— А кто вас интересует? Если начальник, то его нет.
— Скажи мне, кто обслуживает садовое общество «Каенлык»? Меня очень заинтересовал охранник этого общества Сергеев. Интересно, как он смог устроиться охранником? Он же дважды судим за тяжкие преступления.
Гараев вздрогнул и посмотрел на меня.
— Слушай, капитан! Зачем он тебе?
— Значит, это твоя зона. Я правильно понял тебя?
— Слушай, что тебя конкретно в нем не устраивает? Мы же его не в космос запускаем! Я понимаю, когда ранее судимого человека устраивают на работу в школу или детский сад. Там дети, а что здесь? Может, в этом «Каенлыке» какие-то секретные садовые домики?
— Ты давай не кипятись. Я прочитал твою характеристику и сразу понял, что он помогает тебе. Вот ты за него и вписываешься. А ты отбрось все это и посмотри на этого человека другими глазами.
Он засмеялся, но как-то натянуто и неестественно.
— Слушай, капитан! Ты что, подозреваешь его в убийстве женщин, которых ты разыскиваешь? Я тебе скажу прямо, не мог он этого сделать. Понимаешь, не мог! Я его вот так держу, — он сжал свой небольшой кулак. — Он каждую неделю приезжает ко мне и стучит на своих садоводов. Благодаря Сергееву я все знаю. Кто ворует, кто самогон гонит, а кто строит дачу из ворованных стройматериалов.
Я посмотрел на его пылающее от негодования лицо.
— Слушай, Гараев! Ты давай не шуми. Я предлагаю тебе съездить к нему. Давай посмотрим на его дом, участок. Поговорим с соседями, покажем им фотографии пропавших женщин. Может, кто-то из соседей что-то и вспомнит?
— Хорошо. Поехали. Только все это зря. Алексей не мог этого сделать!
— Мог или не мог, узнаем на месте.
Гараев вышел на дорогу и стал тормозить проезжавшие машины. Наконец одна из них остановилась. Он подошел к водителю и что-то сказал ему. Махнув мне рукой, он сел в машину рядом с водителем.
Машина свернула с асфальта и медленно поехала по грунтовой дороге. Всю дорогу мы молчали. Наконец Гараев попросил водителя остановить машину. Мы вышли и направились к дому из белого силикатного кирпича.
— Вот в этом доме и живет Сергеев. Место курортное, что не жить.
Он остановился около входной двери и несколько раз сильно стукнул.
— Похоже, никого нет.
— Может, посмотрим дворовые постройки? — предложил я ему.
— Неудобно без хозяина. Да и что здесь особенно смотреть? Сарай? Неужели ты думаешь, что если бы Сергеев убивал здесь людей, никто бы об этом мне не доложил. То, что он пьет, я хорошо знаю. Главное для меня, чтобы люди не жаловались, а они молчат. Это значит, что он никого не обижает и не тревожит.
Я было пошел к сараю, но тут из-за дома выскочил громадный пес. Он рвался с цепи, и мне тогда показалось, что еще секунда и он порвет эту металлическую цепь и вцепится мне в горло.
— Ну и что? Посмотрели? — улыбаясь, произнес Гараев.
— Здесь посмотришь. Того и гляди, этот зверь сорвется с цепи. Он волков давит, как щенят, не то что человека.
— Вот и я говорю, поехали обратно в поселок. Здесь нам делать нечего.
Мне ничего не оставалось делать, как последовать за ним к машине.
— Ты приглядись к нему получше, — сказал я Гараеву. — Чует мое сердце, что он как-то связан с этими женщинами.
— Да брось ты, капитан, волну гнать. Леха неплохой мужик, мне это лучше видно, чем тебе.
Всю дорогу мы молчали. Каждый из нас думал о чем-то своем. Машина остановилась около станции. Я вышел и простился с Гараевым. До прихода электрички оставалось минут двадцать.
Вечером, после работы, я заехал к матери. Мы сидели с ней на кухне, и я рассказывал ей о своем сне.
— Мама, скажи мне, что означает этот сон?
С лица матери исчезла улыбка, и оно стало каким-то грустным и тревожным.
— Нехороший сон ты видел, нехороший. Я не знаю, что у тебя произойдет на работе, но ты потеряешь прежнюю уверенность в себе. Тебя ждут большие испытания. Ты будешь на грани жизни и смерти, но в самый последний момент ты сможешь победить все это.
— Да, брось ты все это, мама. Все у меня хорошо и на работе, и дома. Я же не на войне, что со мной может произойти в мирное время?
— Ты меня спросил, я тебе ответила. А людям бывает плохо не только на войне, но и в мирное время.
Я засмеялся и сделал вид, что не придал никакого значения ее словам, хотя на душе заскребли кошки.
— Мама, ведь не все сны обязательно сбываются? Ты же сама мне не раз говорила об этом.
— Да, не все, ты прав, сынок. Многие сны не сбываются, может и этот не сбудется, Бог знает, но сон нехороший. Это тебя твой ангел-хранитель предупреждает об опасности. Я не говорю, что сон сбудется завтра или послезавтра, он может сбыться и через месяц или два. Будь осторожным и осмотрительным.
— Спасибо, мама. Я знаю только одно — ты мой ангел-хранитель и только благодаря твоим молитвам я выжил в Афганистане.
Мы еще посидели с ней часок, поговорили о жизни. Она всегда интересовалась, как я живу, какие у меня отношения с женой, как растет внучка.
— Ты что-то стал забывать меня сынок, редко приезжаешь.
— Проблем много стало, мама. Целыми днями на работе. Сейчас занимаюсь делом, связанным с исчезновением женщин. Все эти исчезновения почему-то связаны с железной дорогой, а именно с поселком Васильево. Пытаюсь угадать, что с ними случилось в этом поселке.
— Женщины, сынок, сложены Богом немного по-другому, чем мужчины. Если у них есть свой угол, они просто так мотаться не будут. Это мужика ничего не держит, женщин, как правило, держит домашний очаг, дети. Редко кто променяет все это на какой-то подвал или сарай.
— Не знаю, мама. Сейчас столько женщин бродяжничает.
— Это те, кому голову преклонить негде. Просто так женщина мотаться по улице не станет, нужна причина. Их, наверное, кто-то заманивает в этот поселок.
— Почему ты так решила? Это же не дети, которых можно поманить какой-нибудь игрушкой. Здесь взрослые люди и просто так их не заманишь.
— Я же тебе только что говорила, что женщины совсем другие по сравнению с мужчинами. Если мужчину больше интересуют материальные блага, то женщине намного дороже бывают какие-то чувственные стороны, ну например мужские ласки, общение с подругой и так далее. Ты вот с этой стороны посмотри.
Как ни странно, но мать словно читала мои мысли. Я уже давно задумывался над этим вопросом. Все правильно, если мужчину можно увлечь за собой бесплатной выпивкой, то женщину ею не завлечешь. Она может поддаться лишь на уговоры другой женщины.
«Интересно, а у Сергеева есть жена или подруга? Надо срочно все это проверить. Может этой приманкой и служит его подруга?», — подумал я.
Я попрощался с матерью и пошел домой. Всю дорогу до дома в моей голове, словно гвоздь, сидела мысль о возможной причастности к исчезновению женщин неизвестной мне женщины.
Прошло около двух недель, прежде чем с лица Сергеева сошли синяки. Однажды он встал рано утром и, не говоря Мадине ни слова, стал собираться.
— Это ты куда собрался, Леша?
— Тебе какое дело? Ты что, мне жена, чтобы я перед тобой отчитывался? — произнес он грубо. — В Казань мне надо.
— Ты случайно не завел там бабу? Ты на этой неделе уже в третий раз едешь в город!
— А хоть и десятый, тебе-то что?
Мадина укоризненно взглянула на него. Судя по выражению его лица, он явно что-то задумал. После того, как его сильно избил водитель такси, Алексей замкнулся в себе и уже не строил никаких планов быстрого обогащения. Глядя на него, она вспомнила, как он чуть ли не до смерти избил Хохлова, который в тот вечер, испугавшись разъяренного водителя, бросил свой фотоаппарат и сбежал из дома, оставив его один на один с водителем. Сейчас он тоже молчал, по всей вероятности, не хотел делиться своим планом с ней.
Больше книг на сайте - Knigoed.net
Он быстро позавтракал и, одев свой выходной костюм, направился к двери.
— Леша? Ты к обеду приедешь или нет?
— Не знаю, как получится, — буркнул он и вышел из дома.
Она подошла к окну и долго смотрела ему вслед, провожая взглядом его слегка сгорбленную фигуру до конца аллеи. Вскоре он свернул и пропал за высоким забором. Проводив его, она стала убираться дома. Закончив уборку, она села за стол и стала чистить картошку. Она часто спрашивала себя, что ее держит в этом доме? Любовь к этому человеку или что-то другое? Чем чаще она задавала себе этот непростой вопрос, тем сложнее было найти ответ. Она несколько раз думала о том, что ей нужно вернуться домой, где ждет ее мать и сын и каждый раз что-то не давало ей этого сделать.
Закончив чистить картошку, она положила ее в кастрюлю и залила водой. Немного отдохнув, она вышла во двор и стала окапывать кусты смородины. Услышав голос Алексея у себя за спиной, она выронила лопату из рук и обернулась. Алексей шел по аллее, ведя под руку миловидную молодую девушку. Она вытерла фартуком свои руки и пошла им навстречу, теряясь в догадках: «Кто она ему? Сестра, родственница?».
— Вот, познакомьтесь, — сказал он девушке, улыбаясь и поглаживая ее по спине. — Это моя сестра Мадина.
Девушка улыбнулась и протянула ей свою пухлую руку.
— Ксения, — представилась она. — Я просто очарована вашим братом. Он у вас такой начитанный, грамотный. Сейчас редко встретишь таких порядочных людей.
Сергеев неестественно засуетился и, поглядывая искоса на сожительницу, повел свою гостью в дом. Мадина поставила кастрюлю на газовую плиту и пока варилась картошка, стала накрывать на стол. Пока она возилась с закуской, Алексей развлекал девушку. Из комнаты часто доносились взрывы смеха, которые постепенно стали раздражать Мадину. «Неужели я ревную Алексея к этой девушке? Что случилось со мной? Неужели я полюбила этого человека?», — подумала она.
Накрыв стол, она пригласила гостью в комнату. Алексей достал из холодильника бутылку водки и поставил ее на стол.
— Леша, а сухого вина у тебя нет? Я не пью водку, — капризно посмотрела на него Ксения.
— Вот вина у меня в доме нет. Чего нет, того нет. Так что, девочки, сегодня будем пить водку. Не побегу же я в магазин за вином, да и не уверен я, что в магазине есть вино.
Разлив водку, он поднял стакан и предложил выпить за эту встречу, которая чудесным образом перевернет существующий мир. Женщины поддержали тост, каждая вкладывая в него свой смысл.
Они сидели за столом больше часа. Мадина, хорошо изучив повадки Сергеева, практически не пила. Ксения же не пропускала ни одного тоста. Алексей сыпал ими словно из рога изобилия. Вскоре Ксения почувствовала, что опьянела. Она попыталась подняться из-за стола, однако у нее это плохо получалось.
— Леша, отвези меня домой, пожалуйста. Меня дома ждет мама, — повторяла она, обнимая и целуя его в губы. — Ну, пожалуйста, я очень тебя прошу.
Мадина, не отрываясь, смотрела на него, ожидая его команды. Она еще не знала, что он задумал.
Ксении удалось оторваться от стула, она вышла из-за стола. Сделав два шага, она упала на пол, сильно ударилась головой о ножку стола и застонала от боли. Сергеев взял ее на руки и понес в спальню.
— Леша, ты что, решил с ней жить? — поинтересовалась Мадина у него.
— Дура что ли? Мне и тебя достаточно для жизни. Я хочу ее съесть, — неожиданно для нее признался он. — Просто так, убить и съесть. Чего так смотришь на меня? Ты думаешь, что кто-то будет ее искать? Не бойся, ее никто и никогда не найдет. Теперь решай, ты со мной или нет?
Она не знала, что ответить ему. Его глаза были такими злыми, что от одного его взгляда у нее по коже побежали мурашки. Он смотрел на нее до тех пор, пока она не произнесла всего одно слово.
— Да.
— Вот и хорошо, — спокойно произнес он. — Тогда приготовь все необходимое.
Она вышла из дома и направилась в сарай. Достав с полки полиэтиленовую пленку, приготовленную для парника, и прихватив с собой топор, она вернулась в дом. Расстелив пленку на полу, она села за стол и налила себе полный стакан водки. Выпив ее, она стала закусывать.
В это время Сергеев в соседней комнате занимался любовью с Ксенией. Она была пьяна и по всей вероятности плохо себя контролировала. Закончив половой акт, Сергеев вышел из комнаты и виновато посмотрел на Мадину.
— Просто хотел, чтобы перед смертью она испытала оргазм. Но то ли она слишком пьяна, то ли не способна на это — ничего не получилось. Ты все равно лучше, чем она.
Она молча протянула ему топор, завернутый в тряпку.
— Ударь обухом. Смотри не испачкай постельное белье.
— Не учи. Не первый день живу на свете, — он направился в комнату. Через минуту из комнаты донесся глухой удар.
— Мадина! — позвал ее Сергеев. — Помоги мне, я ее один поднять не могу.
Она вошла в комнату и увидела неподвижное тело Ксении, лежащее на кровати. Под головой расплывалось алое пятно крови.
— Я же тебя просила, чтобы ты не пачкал постельное белье, — проворчала она.
— Меньше болтай! Бери ее за ноги и тащи в комнату.
Они выволокли тело Ксении из спальни и уложили на полиэтилен.
— Таз принеси. Кровь надо спустить.
Она быстро выскочила в сени и принесла оттуда детскую оцинкованную ванну. Сергеев приподнял тело девушки и полоснул ножом по горлу. Горячая струя потекла в ванну. Сергеев взял со стола эмалированную кружку и зачерпнул крови. Сделав несколько глотков, он протянул кружку Мадине.
— Пей, — приказал он ей.
Она сделала несколько глотков. Что-то внутри нее болезненно сжалось, она бросилась во двор, где ее вырвало. Когда она вернулась в комнату, он уже подвесил труп на крючья и приступил к разделке. Отрезая большие куски мяса, он бросал их в таз. Сердце и печень Сергеев положил в большой алюминиевый казан и попросил ее пожарить. Пока она возилась на кухне, готовя ему ужин, он расчленил остатки трупа.
— Мадина, — крикнул он ей. — Выйди на улицу, посмотри, есть ли там народ.
Она вышла из дома и осмотрелась. Аллея была пуста.
— Все нормально, никого нет.
Он вышел на улицу и прошел за дом. Собаки, увидев его, приветливо завиляли хвостами.
— Вот, жрите, — он бросил внутренности в большую миску.
Собаки с жадностью набросились на пищу и быстро все съели. Алексей взял из сарая лопату и стал копать землю около бочки с дождевой водой. Земля была влажной и хорошо поддавалась. Сложив остатки трупа в мешок, он вынес его во двор, уложил в выкопанную яму и забросал землей.
В доме вкусно пахло жареным мясом. Мадина замывала кровавые пятна на полу. Закончив уборку, она вымыла руки и подала жареное мясо на стол.
Набрав номер отделения милиции в поселке Васильево, я стал ждать, когда произойдет соединение. В трубке кто-то тихо завывал, что-то трещало, словно ломались сухие ветки. Наконец раздался громкий щелчок, и я услышал далекий незнакомый голос:
— Я слушаю вас.
— Здравствуйте. МВД, Абрамов. Позовите, пожалуйста, к телефону Гараева.
На том конце провода снова что-то затрещало, и сквозь этот треск я услышал знакомый голос Гараева.
— Да, я вас слушаю.
— Привет, это Абрамов из МВД. Скажи, пожалуйста, у Сергеева есть жена или сожительница?
— Похоже, есть, но я ее никогда не видел.
— А ты можешь это узнать точно? Мне нужна ее фотография. Хочу кое-кому ее предъявить для опознания.
— Обещать не буду, попробую достать, если она местная, я имею в виду из поселка.
— Заранее тебе признателен, — я положил трубку.
Я поднял глаза и увидел, что на меня в упор смотрит Козин и начальник отделения.
— Вы что так смотрите на меня? — обратился я к ним. — Так можно и испепелить.
Начальник отделения встал из-за стола и молча вышел из кабинета. Мы остались с Козиным одни.
— Все копаешь, Абрамов? Не надоело?
— Пока нет. В понедельник я должен доложить Котову по всем этим исчезновениям. После доклада все это может получить какое-то развитие. Или я буду копать дальше, пытаясь установить причину исчезновения этих женщин, или все заглохнет и вернется на круги своя. Насколько я тебя понял, Валерий Михайлович, тебя больше интересует второй вариант.
— Я что-то тебя не понял. Ты что, меня укоряешь в том, что мы ничего не предпринимали для того, чтобы разыскать этих женщин?
Я моментально понял, что он снова втягивает меня в ненужную дискуссию и попытку выяснения отношений.
— Если ты считаешь составление опознавательной карты и рассылку никому не нужных ориентировок работой по розыску этих людей, тогда конечно, мы работали. Но я считаю, что реально мы не сделали ничего, чтобы найти их.
— Понятно. Значит, ты их ищешь, а мы все здесь сидим и протираем штаны? Не строй из себя ангела. Если бы не приказ Костина, ты бы тоже ничего не делал, как ты говоришь, а занимался бы лишь чтением этих дел.
— Неужели ты, Валерий Михайлович, не понимаешь, что существующая система отчетности не дает нам возможности нормально работать? Любому достаточно грамотному человеку ничего не стоит сфальсифицировать этот отчет. Для того чтобы иметь хорошие показатели по розыску, достаточно объявить в розыск еще несколько человек и успешно найти их. Это не секрет, и все знают, как делают эти показатели в Ленинском и Вахитовском отделах милиции. Там сотрудники объявляют в розыск своих знакомых и через неделю прекращают их розыск в связи с установлением их местонахождения.
— Вот это размах мысли, — укоризненно произнес он. — Теперь оказывается во всем виновата сама система МВД? Ну, если тебе она не нравится, то почему ты работаешь в этой системе?
— Сам удивляюсь, — произнес я. — Работаю и живу в надежде, что эта система изживет сама себя. Но, кажется, это произойдет не так быстро, как я рассчитываю, и мне придется еще долго ждать этого дня.
— Тебе не кажется, Абрамов, что твои высказывания о системе МВД носят политическую окраску?
— Пока не кажется, если ты не побежишь в КГБ стучать на меня. Хотя можешь и бежать, я ведь высказываюсь не против существующего строя, а против системы отчетности, принятой в системе МВД.
— Вот я смотрю на тебя и думаю — плохо на тебе сказываются все эти американские авторы, которых ты читаешь запоем в специальной библиотеке.
— Наверное, ты прав. Эти учебники и научные статьи заставляют меня по-другому смотреть на мир.
В кабинет вошел начальник отделения и сел за свой стол.
— Я только что от Костина. Готовься, Абрамов, в понедельник ты должен отчитаться о своей работе. Вот там мы тебя и послушаем. Посмотрим, насколько ты разобрался в этой проблеме.
Я промолчал. Больше спорить мне не хотелось.
Я стоял на трибуне и смотрел в зал, где на стульях сидели сотрудники управления уголовного розыска, прокуратуры, заместитель министра. Все они внимательно смотрели на меня, ожидая, когда я начну свой доклад. Я откашлялся и, найдя глазами начальника управления, начал.
— Мной в течение месяца были изучены около двадцати розыскных дел, заведенных по фактам безвестного исчезновения женщин. В результате тщательного анализа этих дел мне удалось выделить определенную группу женщин, в исчезновении которых прослеживалась одна, для меня довольно важная, деталь. Этой деталью является железная дорога, а если точнее поселок Васильево. В качестве примера могу привести следующие показания лиц, видевших этих женщин в день исчезновения.
Так, пропавшую без вести Милославскую соседка видела на перроне пригородного вокзала перед отправлением электрички Казань — Зеленый Дол. Пропавшую Семшову Александру видела ее подруга на станции Васильево вместе с каким-то незнакомым ей мужчиной. Лебедева накануне своего исчезновения познакомилась с неустановленной женщиной и по приглашению этой женщины выехала в поселок Васильево. Пропавшую без вести Хасанову Гульнару вспомнили женщины, торгующие на привокзальной площади поселка Васильево и так далее. Все эти факты разбросаны по месту и времени, однако все они связаны, на мой взгляд, одной цепью.
Я посмотрел в зал. Заметив скептическую улыбку Козина, я продолжил.
— Если кто из вас не знает, то я поясню. Ученые, занимающиеся составлением научно обоснованных портретов убийц, подразделяют их на три категории. Первая — это убийцы, совершившие убийства более четырех жертв. Как правило, это преступление совершается в одном месте, например в клубе, школе или в других местах массового скопления народа. Ко второй группе убийц относятся люди совершившие убийство не менее трех лиц, но в двух разных местах. Этот общий эпизод растянут по времени. Преступник может переезжать с места на место, но все эти преступления он совершает как бы «на одном дыхании». Третий вид убийц — наиболее редкий и самый опасный. Этих убийц называют серийными убийцами. На их совести, как правило, не менее трех жертв. В трех различных эпизодах. Между ними у преступника наступают периоды эмоционального затишья, которое может составлять от нескольких дней, до нескольких лет.
Я снова поднял глаза и посмотрел в зал. В заднем ряду сидели несколько сотрудников из республиканской прокуратуры, о чем-то шепчась. То ли они уже знали то, о чем я докладывал, то ли им было неинтересно все это слушать.
— Иностранные ученые, в частности, американские, составили психологический портрет серийного убийцы. Им, как правило, является человек в возрасте от двадцати до сорока лет, занятый на «безобидной» и малозаметной работе. Ему нравится менять свою внешность, выдавать себя за совершенно другого человека. Да и выбирает он свои жертвы по некому идеальному образу, который часто включает в себя следующие признаки — пол, возраст, внешность. Он полностью контролирует себя, выбирает для совершения преступления удобное для него место и время. Одной из особенных черт этого человека является то, что он, как правило, рос в неполной семье, а следовательно, не получал достаточного тепла от отца и матери. Часто эти люди подвергались физическому, а возможно и сексуальному насилию и унижению. Поэтому он часто испытывает себя как бы в изоляции от общества. Эти люди часто мучили и убивали животных в период своего детства и, возможно, совершали попытки самоубийства.
— Послушайте, Абрамов. Мы здесь собрались, чтобы обсудить обстоятельства исчезновения этих женщин, а не психологический портрет серийного убийцы. Давайте ближе к делу, — произнес прокурор республики.
— А разве я говорю не о деле, уважаемые товарищи? Я хочу довести до вас то, чего вы не видите. В городе, а может и пригороде, появился серийный убийца, хотите верьте мне, хотите — нет. Он убивает женщин методически уже в течение года. Я предполагаю, что он живет или работает где-то в районе поселка Васильево, и сейчас я призываю вас, работников прокуратуры, возбудить по всем этим эпизодам уголовные дела и провести расследование исчезновений в рамках этих дел.
В зале повисла тишина. Было слышно, как бьется о стекло случайно залетевшая в зал муха. На трибуну поднялся прокурор республики.
— Я вот здесь послушал сотрудника управления уголовного розыска и невольно удивился. Получается, что вот он рассмотрел во всех этих исчезновениях то, чего не заметили десятки других сотрудников уголовного розыска и прокуратуры. Вам бы, товарищ Абрамов, я посоветовал пойти в церковь и стать там своеобразным пророком и уверять прихожан в близком конце света.
На самом деле, что мы имеем по всем этим делам? Все пропавшие женщины были неадекватны в своих действиях. Одна сильно пила, вторую бил муж, третья решила коренным образом изменить свою судьбу и связать свою жизнь с человеком, заметьте, преподавателем, насколько я помню материалы дела, поэтому и ушла из дома.
Вы только представьте, если по всем этим делам мы заведем уголовные дела? Что скажет Москва? Абрамов, по всей вероятности, позабыл одно — для того чтобы возбудить уголовное дело, нужны веские доказательства. Вот у меня по сравнению с Абрамовым таких оснований нет.
Он сделал паузу и посмотрел на заместителя министра, который внимательно слушал его. Затем его взгляд скользнул по лицу начальника управления.
— Может, я в чем-то неправ, пусть меня поправят присутствующие здесь начальники, но я никогда не соглашусь с выводами товарища Абрамова. Если следовать его выводам, то у нас действительно появился какой-то серийный убийца-маньяк, который охотится за женщинами. Но он ошибается, у нас пропадают не только женщины, но и мужчины.
Я думал, что он, я конечно имею в виду Абрамова, действительно сообщит нам что-то новое по всем этим делам, но я ничего вразумительного от него не услышал. Мне стыдно за него, он руководствуется в своем анализе не фактами, а эмоциями, которых я не разделяю. Вы все хорошо знаете, если нет трупа, то нет и убийства.
Закончив говорить, он взглянул на меня и сел на свое место. Его место на трибуне занял заместитель министра.
— Я не могу не согласиться с выводами прокурора республики. Если руководствоваться выводами Абрамова, то нам придется закрыть на замок министерство и всем выехать в поселок Васильево, чтобы проводить там войсковую операцию по прочесыванию местности. Я ожидал от него полного и развернутого анализа этих дел, но я его так и не услышал. Жалко. Хотел бы обратить внимание начальника управления уголовного розыска на слабую подготовку вашего сотрудника. Нужно было передать эту тему другому сотруднику, к примеру, Козину, он, я думаю, более грамотно подошел бы к освещению этого вопроса, чем Абрамов.
Он сделал паузу и отпил из стакана несколько глотков воды.
— Второй момент, на который я хотел бы обратить ваше внимание. Абрамов перепутал места исчезновения граждан. Он все ссылается на мнения иностранных специалистов. Он по всей вероятности забыл, в какой стране он живет. Я хочу напомнить ему, что все мы живем в Советском Союзе, а не в Америке. В нашем обществе нет социальных предпосылок к появлению серийных убийц. Все, что он говорил, это Америка, а не СССР. Поэтому, я разочарован в его анализе и считаю его ошибочным. А сейчас, если у вас нет вопросов, считаю нашу дискуссию по этому вопросу закрытой.
Дождавшись, когда все выйдут из зала, я встал со стула и медленно направился к выходу. Я был подавлен, а если сказать точнее, раздавлен всеми этими выступлениями. Я вошел к себе в кабинет и сразу же обратил внимание на довольные улыбки Козина и начальника отделения.
— Мне кажется, что ты выбрал не то место для своего выступления. Может, это все хорошо прокатило бы где-нибудь в научно-исследовательском институте МВД, но не здесь. Здесь нет теоретиков, здесь присутствовали практики. Люди, у которых громадный жизненный и оперативный опыт, — закончил свою отповедь начальник отделения.
Я сел за стол и стал доставать из сейфа розыскные дела. Сейчас мне было почему-то все равно, что думают обо мне эти люди. Я по-прежнему был убежден в своей правоте и не хотел менять свою точку зрения.
— Чего молчишь? — спросил меня начальник отделения. — Я бы на твоем месте пошел сейчас к Костину и попросил извинения за свой прокол.
— Когда будете на моем месте, тогда и решайте, что вам делать. Мне ваши советы не нужны, оставьте их для своей жены.
Начальник даже поперхнулся от этих слов.
— Это ты кому говоришь, салага? Ты знаешь, сколько лет я в розыске?
— Да мне глубоко плевать, сколько лет вы читаете газеты на рабочем месте, работая в розыске.
Этот удар был явно нанесен мной ниже пояса. Начальник на секунду потерял дар речи и чуть ли не с кулаками бросился в мою сторону.
— Ах ты, гад, — закричал он. — Да я тебя за твои слова…
Он не договорил. В кабинет вошел Костин и сразу же понял, что здесь произошло.
— Хватит скандалить, — сказал он и посмотрел на начальника. — Отчасти заместитель министра прав. Этот доклад должен был делать не Абрамов, а вы, как начальник отделения розыска. Поэтому сейчас не стоит сводить счеты с Абрамовым. Он в отличие от всех вас сделал свое дело, и я доволен его анализом. Если он окажется прав, то нас с вами нужно гнать из МВД метлой.
Он грозно посмотрел на меня и коротко бросил мне, чтобы я следовал за ним. Я встал из-за стола и направился вслед за Костиным. Я всей спиной ощущал презрительные взгляды Козина и начальника отделения.
Я вошел в кабинет Костина и остановился около двери.
— Чего встал, словно нищий, я не подаю. Проходи, присаживайся.
Я сел за стол и посмотрел на него. Внутренне я был уже готов получить от него взбучку, но он почему-то молчал. Прошло около минуты, прежде чем он задал мне вопрос.
— Скажи, Абрамов, это ты серьезно считаешь, что у нас появился серийный убийца или так ляпнул, от балды?
— Если честно, я в этом убежден. Жалко, что я не смог грамотно и аргументированно доказать собравшимся сотрудникам все это. Вы знаете, Юрий Васильевич, что учеными установлено два факта поведения этих убийц. Для одних из них важен результат. Это смерть жертвы, а не сопутствующее этому сексуальное удовлетворение. В этом случае само убийство совершается довольно быстро, без всяких мучений для жертвы. В другом случае происходит взаимодействие с жертвой, приводящее к ее смерти и возможным последующим манипуляциям с телом. Вот именно второй случай и является наиболее характерным для серийного убийцы. Убийца, как правило, испытывает при этом острые ощущения и по-своему упивается своей властью.
— Интересно, продолжай, — попросил он меня.
— Поведение убийц тоже разное. Одни серийные убийцы оставляют тела жертв, потеряв всякий интерес к ним после смерти. Другие же стремятся выставить их напоказ или наоборот — спрятать.
Он поднял на меня глаза, давая понять, что хочет задать вопрос.
— Насколько я тебя понял, ты считаешь, что наш серийный убийца прячет трупы своих жертв?
— Все правильно, Юрий Васильевич. Наш убийца не будет выставлять напоказ трупы своих жертв. Он для этого достаточно умен и осторожен. Я не исключаю того, что он ранее судим, возможно, тесно сотрудничал с правоохранительными органами, и поэтому хорошо знает их работу.
— Тогда чем ты объяснишь, что он убивает периодически? С чем это связано? Что по этому поводу говорят ученые мужи?
Я усмехнулся. Мне было интересно наблюдать за Костиным. Я не ожидал, что этот вопрос вызовет у него такой интерес.
— По признанию многих серийных убийц, после совершения очередного убийства они не испытывали какой-то эмоциональной разрядки. Многих, наоборот, охватывало чувство безнадежности и бессилия. Они следят за расследованием этих убийств, а некоторые из них нередко участвуют в операциях по поимке себя в качестве добровольного помощника. Но это не все, некоторые не интересуются расследованием, считая, что надежно спрятали тело жертвы.
— Ты знаешь, о чем я подумал сейчас, слушая тебя? Если ты окажешься прав, то нас ожидает не совсем хорошее будущее. Пока мы на него выйдем, он убьет многих ни в чем не повинных людей.
Он посмотрел на меня и, закурив сигарету, произнес:
— Я бы хотел, чтобы ты продолжал заниматься этой проблемой наряду с другой. Она сейчас достаточно актуальна, просто держи руку на пульсе.
— Я понял вас, Юрий Васильевич. Но я боюсь, что у меня возникнут большие неприятности с моим начальником отделения.
— Это не твое дело. Я сам решу с ним этот вопрос.
— Тогда я готов заняться этой проблемой.
— Вот и хорошо, а сейчас иди, работай.