- Ну и везет же тебе, Юрка – тезка твой полетел!..
- Ничего, может, новый Василием будет!..
- Васька, стой! А кто кур кормить будет? Васька-а!..
- Тихон Иванович!
- Отец Тихон!..
Отец Тихон медленно открыл глаза.
Белые стены. Белый потолок. Белая больничная тумбочка. Капельница… И – две пары встревоженных глаз.
Доносившиеся откуда-то издалека голоса смолкли. Близкие продолжали звать:
- Отец Тихон…
- Тихон Иванович, вы меня слышите?
- Д-да…
- Меня зовут Сергей Сергеевич. Я буду лечить вас. А это – Валентина. Она будет помогать мне.
- Спаси Бог…
- Скоро вам будет лучше. А потом – совсем хорошо. Скажите, когда последний раз с вами такое было?
- Не помню… Давно… Много лет назад… Еще до монастыря.
- А в монастыре?
- Ни разу.
- Удивительный случай! С вашим-то сердцем?
- Да я уж забыл, с какой оно у меня стороны… - отец Тихон со слабой улыбкой положил руку на грудь и вдруг стал беспокойно ощупывать себя. – Дарохранительница… где Дарохранительница?!
- Тихон Иванович! Вам нельзя волноваться!..
- Как нельзя? Да вы что?! В ней же – Святые Дары!
- Не тревожьтесь, отец Тихон! Её дети мои с собой прихватили… Я видела у них вашу сумку! Черная такая, через плечо носится…
- Нет, Дарохранительница маленькая, из красного бархата…
- Ну, так, значит, она в этой большой сумке!
- Скорее… Прошу вас - немедленно пошлите кого-то за ней!
- Зачем кого-то? Я мигом, сейчас, сама!
- Ну вот, Тихон Иванович, а вы так встревожились...
- И буду тревожиться. Места себе не найду, пока она Дарохранительницу не принесет.
- Место ваше теперь одно – кровать! В клинику бы вас сейчас или еще лучше обратно в монастырь. Но вы – нетранспортабельны. Как бы это понятнее объяснить… Вам нельзя теперь ни волноваться, ни сидеть, ни ходить, а только - лежать, лежать и лежать!
- Дышать-то хоть можно?
- Да, но только спокойно и глубоко!
- После того, что я увидел в миру?
- Ну вот, вы опять за своё, даже пульс участился! Я запрещаю вам эти неприятные воспоминания! И со всей ответственностью заявляю, что в вашем случае они приравниваются к самоубийству, которое, насколько мне известно, сурово осуждает церковь.
- И правильно делает!
- Значит, договорились! А теперь, скажите, когда это у вас случилось первый раз?
- В двенадцать лет…
- После чего?
- Не могу… язык не повернется!
- Что сухость во рту?!
- Да нет, я о другом…
- А… вы все о Валентине! Да вот же она!
- И не одна – с вашей Дарохранительницей, отец Тихон!
- Ну, слава Богу! Спасибо, Валентина! Давай её скорее сюда…
- Держите, а я опять ненадолго уйду… Вы пока тут побудете, Сергей Сергеевич?
- Конечно! У нас тут еще – анамнез, диагноз… Как бы это понятнее вам, Тихон Иванович, объяснить… Одним словом, будем заниматься лечением!
- Надеюсь, до огня дело не дойдет?
- Это еще зачем?
- Ну, как это?