Стас Теплов, тайком от загоравших рядом Вани с Леной, записал на клочке бумаги только что придуманное стихотворение и огляделся.
Он лежал на поросшем жесткой от зноя травой берегу небольшого пруда - здешнего Черного, Азовского и всех прочих морей (Леночка называла его «Северно-Ядовитым океаном») и наслаждался свободой. В жаркий день это было любимое место отдыха детей, уток и даже взрослых рыбаков, выуживавших в тени ив, под вожделенными взглядами кошек, небольших карасей.
С противоположного от дома места деревня выглядела совсем по-другому. Здесь была даже небольшая площадь с конторой, магазином и обелиском павшим на войне солдатам. И дома тут были богаче, каменные с красивыми заборами. А церковь – та вообще стояла рядом, слегка возвышаясь на пригорке. Отсюда была видна ее колокольня, без колоколов, срезанная не меньше, чем на треть, и вся испещренная надписями. Самая верхняя гласила: «Здесь был - Васька Голубев! 1964 год.»
Стас покачал головой, не представляя, как можно было по совершенно гладкой стене забраться на такую высоту… Он покосился на игравшую неподалеку в волейбол молодежь, среди которой самой красивой и ловкой была Нина. Сам он играть не стал, постеснявшись своего «московского» загара. И теперь его так и тянуло посмотреть на Нину, встретиться с ней глазами… Однако, она была так увлечена игрой, что ни разу не посмотрела в его сторону.
Стас вздохнул и закрыл глаза, подставляя лицо солнцу…
Ответа на свой главный вопрос он так и не получил - отца Тихона постоянно окружали люди. Но странное дело, на душе теперь было спокойно. Произошло это после того, как отец, на правах врача, отвел священника-монаха в сторону, а он, на правах его сына, пристроился к ним.
- Я долго размышлял над историей вашей болезни и пришел к единственному выводу, - задумчиво начал отец. - Хотя, может, это и противоречит медицине, и гнать меня надо за это из врачей, но вам нужно не в клинику, а срочно возвращаться туда, где у вас, как вы говорите, не было приступов – в монастырь. Так что собирайтесь! Я уже с главным врачом района поговорил и насчет санавиации договорился!
- Зря вы это затеяли, Сергей Сергеевич! – с виноватой улыбкой стал отказываться отец Тихон. – Никуда я отсюда не поеду! У меня тут, как бы вам это сказать, дела!
- Как врач, я обязан предупредить: они убьют вас! – сокрушенно качал головой отец. – А там вы не только поправитесь, но и проживете еще немало лет! Я почти… нет, видя вас, после таких нагрузок… абсолютно уверен в этом!
- Но… - как-то беспомощно развел руками отец Тихон.
- И никаких «но»! – отрезал Сергей Сергеевич. – Я пошел сообщать адрес, откуда забирать вас!
Отец Тихон хотел остановить его, но тот и слушать не стал, быстрым шагом направился к конторе.
- Отец Тихон, скажите… - видя, что к монаху снова двинулись люди, и сейчас он опять будет не один, торопливо зашептал Стас, и только хотел спросить: «А после жизни – не пустота, не мрак, не… нет ничего?» - как тот, даже не выслушав, вдруг ласково погладил его по голове и каким-то особенным, слабо-тихим и в то же время уверенным голосом сказал: - «Всё хорошо… Всё хорошо будет!»
Сказал, и странное дело - будто ответил на еще не заданный вопрос!
После этого Стас вместе со всеми, прямо с кладбища, отправился в дом бабы Поли на поминки. И что еще более странно, хотя здесь всё напоминало о смерти, всюду были приглушенные разговоры о ней, занавешенные зеркала, слёзы – ему ни разу не стало страшно.
К тому же ему досталось место прямо напротив Нины.
Ваня и Лена сидели рядом. Ваня, шмыгая носом, налегал на блины со сметаной. Лена как всегда смешно переиначивала слова, называя селёдку «солёдкой» и тропические фрукты в большой вазе – «бананасами». А Нина… Нина, как-то по-взрослому подперев щеку ладонью, слушала тосты, разговоры своих соседок, задумчиво кивала и ела одни пирожки. Стас тоже налёг на них. Однажды они одновременно потянулись к тарелке, и пальцы их встретились, от чего его словно опалило огнем. Хорошо, никто этого не заметил. И, в первую очередь, сама Нина…
Стас вздохнул и, слушая, как бьется поблизости мяч, перевернулся на живот.
… «Поминайте! Поминайте!» - то и дело повторяла Ванина мама, хотя взрослые гости и так дружно опустошали одно блюдо за другим, прерываясь только на время тостов.
Пили, не чокаясь, за доброту бабы Поли, за ее беззлобный нрав, удивлялись тому, что она за всю свою долгую жизнь не обидела ни одного человека и сама ни на кого не обиделась.
И так продолжалось до тех пор, пока слова не попросил отец Тихон.
Он встал, не торопясь, широко перекрестился, глядя на иконы, и сказал:
- Вот так почему-то всегда - когда мы в счастье и довольстве, то сами по себе. А как только горе или нужда – сразу вспоминаем о Боге!
- И то правда! Ох, верно!.. – начали вздыхать женщины. Мужчины тоже, хоть и сдержанно, но согласно кивнули. И только директор школы недовольно покачал головой и с вызовом уточнил:
- А как же тогда – на Бога надейся, а сам не плошай?
Отец Тихон посмотрел на него и улыбнулся:
- Говоря вашими же словами, Юрий… Цезаревич…
- Это не я – сам народ! Пословица! – снисходительно пояснил директор школы, не видя в монахе достойного для себя собеседника.
- Тем более! – неожиданно согласился отец Тихон. - Он говорит, не только не плошай, но и надейся! На Бога!
- Кто говорит? – сразу и не понял Юрий Цезаревич.
- Вы же сами сказали – народ! В своих пословицах и поговорках, которые, как известно, являются испытанными временем крупицами его мудрости!
Юрий Цезаревич озадаченно посмотрел на отца Тихона, а тот, словно ни в чем не бывало, продолжал:
- Так считали и лучшие представители народа: Ломоносов, Менделеев, академик Павлов…
- Они для меня не авторитет! Это - ученые мечтатели, одним словом, теоретики. А я практик, у меня школа. Я должен подготовить к жизни всесторонне развитых людей! И поверьте, делаю это на совесть. Учу ребят и мыслить, и спорту, да так, что мы регулярно занимаем первые места и на математических олимпиадах, и на спортивных! В масштабах района, разумеется…
- Допустим! – снова согласился отец Тихон. - А кто же все-таки тогда для вас авторитет?
- Ну, Сухомлинский, Макаренко, Горький!..
- А Ушинский?
- Спрашиваете! Конечно!!!
- А он, между прочим, однажды сказал: «Школа учит человека сравнительно недолго, церковь поддерживает и настраивает его от колыбели до могилы»!
- Откуда вы это взяли? – насторожился Юрий Цезаревич.
- В одном его издании. Дореволюционном, разумеется!
- Да?.. Не встречал… Но какая разница - я всегда был против вашей религии!
- Вашей? – удивленно переспросил отец Тихон.
- Да! И всегда боролся против нее! – горячо заявил директор школы.
- Всегда? – уточнил отец Тихон и испытующе посмотрел ему прямо в глаза.
Юрий Цезаревич словно споткнулся о его взгляд, но ответил уверенно:
- Конечно! И буду бороться!
- Продолжая работать в школе?
- Ну да!..