Глядя сквозь окно на черепичные крыши частных домиков я с легкостью могла представить, что никуда не уезжала. Такое же солнце, на закате заливающее улицы горячим оранжевым светом, таким интенсивным, что казалось, коснись — и останется ожог. Две сотни километров — так много для меня и так мало для природы — разделяли дом старый и дом новый. Похожие деревья — да и откуда взяться другим? Все те же птицы, стремительными росчерками пропадающие на границе взгляда, спешащие вернуться в родные гнезда до наступления темноты. Они были почти как люди, которые с закатом также высыпали на улицы, с радостью расставаясь с кондиционированными офисами.
Вена оказалась не таким плохим городом, как казалось вначале. Четыре месяца жизни здесь в конце концов успокоили и примирили душу со всем, что успело случиться. После смерти Паука и точки в истории с мафией пришлось разбираться со многочисленными последствиями. Первое и главное — полиция. Никто и не подумал снимать с меня обвинения в убийстве Дэни, разве что бандиты перестали лезть в это дело, что существенно поправило положение. Однако ничто не отменяло факта, что главная подозреваемая сбежала из-под надзора полиции и не смогла предоставить внятного оправдания. О Пауке я молчала, решив не поднимать эту тему. Отчасти было страшно сглазить — вдруг вернется? Отчасти же не хотелось влезать в расследование еще глубже. Паук мертв, справедливость восторжествовала, а мои мучения на допросах никого счастливыми не сделают.
Следствие все равно затянулось на несколько месяцев пока не закончилось моим полным оправданием и опустошением банковского счета в пользу адвоката. В течение этого периода я успела стать объектом безумной страсти репортеров, героиней пары десятков статей в желтых газетенках и, разумеется, почетной безработной. О возвращении в мир риэлторского бизнеса не могло быть и речи, поиски же новой работы кончились через пару недель, когда я поняла, что одно только имя уже заставляет потенциальных работодателей лихорадочно строчить письма отказа.
Спасение пришло как всегда оттуда, откуда его меньше всего ждут. «Центр поддержки женщин, оказавшихся в трудной жизненной ситуации», находящийся в соседней Австрии каким-то образом прослышал о моей истории. Письмо, пришедшее на емейл можно было выразить двумя предложениями: «Если нужна работа, ждем к нам. У нас есть сочувствие, деньги и печеньки». На фоне депрессии, отчаяния и всепоглощающей ненависти к самой себе я собрала чемодан тем же вечером. В конце концов, я люблю печеньки.
Пелену нахлынувших воспоминаний прервал звонок телефона. Так, пора заканчивать с осенней фрустрацией. Годовщина смерти Дэни еще не повод забывать о работе. Номер звонившего не высветился — скрытый. Кто бы это мог быть?
— Алло? — с некоторой опаской проговорила я, не вполне уверенная, как каком языке придется разговаривать.
— Это Ганс, — знакомый голос успокоил зародившееся было волнение. После всей этой истории с мафией и Пауком мои нервы походили на оголенный провод. Малейшее движение и я уже готова лезть на потолок от беспокойства. Надеюсь, это лечится. — Так что насчет сегодня?
— Да, конечно, — после небольшой заминки ответила я. — Только давай чуть попозже. Мария сегодня не пришла на работу, трубку не берет. Хочу к ней зайти, проведать.
— Позже? Во сколько?
— Часов в восемь.
Я быстро прикинула, что провести у подруги меньше пары часов вряд ли получится. Если совместить ее любовь к «поговорить» с истинной убежденностью, что гостя надо накормить обедом из трех блюд и добить десертом, то два часа это еще немного. Возможно, кому-то подобная общительность могла показаться странной, но я, знаю Машину историю, могла только удивляться, как этот удивительный человек не обозлился на весь свет и нашел в себе силы помогать другим. Именно она послала то самое письмо с предложением работы, фактически спасшее мне жизнь. До сих пор ума не приложу, как ей это вообще пришло в голову? Или же она всем оскандалившимся женщинам емейлы присылает?
Как бы то ни было, все сложилось так, как сложилось и за эти месяцы мы по-настоящему сдружились. Быть может, виновато то, что нам обеим пришлось пережить не самые лучшие времена, хотя моя история по сравнению с ее значительно меркла. Маше было чуть за двадцать, когда соблазнительное предложение работы за границей с огромной зарплатой заставило ее покинуть родную деревню в России и уехать в сказочные Эмираты. Вот только даже туда она не добралась, попав в руки работорговцев. Без документов и средств к существованию, являясь игрушкой для каждого подонка с деньгами, она жила на востоке, пока счастливый случай в виде спасательной операции не помог ей и остальным несчастным бежать. С тех пор прошло пятнадцать лет, но ощущение безысходности и унижения остались в душе на всю жизнь. Так появилась идея Центра, которая быстро обрела жизнь.
Обо мне Мария знала почти все. Даже историю с Пауком я ей рассказала, опустив многие факты и исказив имена. Если подруга и поняла, что здесь чего-то не хватает, то настаивать не стала. Пожалуй, никто кроме нее не мог понять меня лучше. И именно Мария озвучила то, что я не решалась принять и осознать сама: Паук навсегда останется в моем сердце. Кем бы ни был этот человек при жизни, для меня он останется самым большим соблазном и сожалением.
В общем, тема для разговора у нас с Машей всегда находилась. И если ради этого придется подвинуть свидание, значит, так тому и быть.
— Я сделал резервацию стола на семь, — голос Ганса звучал немного сердито. — Может, зайдешь утром?
— Прости. Просто так мне будет спокойнее, — в последнее время Мария часто болела. Видимо, любовь к походам на природу сказывалась. Осень не самое подходящее время для таких вылазок.
— Ладно, ничего страшного. Что-нибудь придумаю.
— Спасибо. Значит, в восемь у моего дома?
— Договорились.
Знакомство, начавшееся почти месяц назад в кафе все никак не могло перерасти во что-то большее, оставаясь на уровне переписки в телефоне и нескольких довольно романтичных емейлов. В конце концов, если бы Ганс сам не предложил, я бы вряд ли сделала шаг вперед. Не отрицаю, мужчина был красив: высокий, поджарый, с коротко стриженными светлыми волосами и пронзительными зелеными глазами. Просто картинка с обложки глянцевого журнала. Люба, увидевшая фото на моем мобильном, тут же заявила, что нашей дружбе настанет конец, если такой красавец останется за бортом. Не скажу, что люблю подобные формы шантажа, но в целом, рациональное зерно в этом было. В конце концов, сколько можно горевать?
О том, что происходило в тот период между смертью Дэни и моим триумфальным возвращением подруге известно не было. А потому она не могла знать, что я только-только перестала рыдать ночами в подушку вновь и вновь переживая смерть Паука. Встреча же с Гансом впервые заставила задуматься о возможности начать все сначала. В конце концов, впереди еще целая жизнь и провести ее в воспоминаниях о нескольких безумных днях с сумасшедшим маньяком было бы глупо.
Так что, как только Ганс предложил свидание, я согласилась без лишних раздумий. Одна встреча сменяла другую и через несколько недель пришлось признать, что у меня появился бойфренд. Мария, словно строгая мать, потребовала привести кавалера на смотрины и также осталась довольна. Так что в итоге дело оставалось лишь за сердцем, которое упорно молчало. И как решить эту проблему я не имела ни малейшего понятия.
Была еще одна трудность, которая с которой так или иначе придется разбираться в ближайшем времени. Ганс был приятен, галантен и определенно сексуален. Вот только мысль о том, чтобы допустить его в свою постель пока не вызывала энтузиазма. Поцелуи, легкие объятия вот и вся любовь. Слава богу, что и мужчина пока не настаивал.
Я села за стол, намереваясь проработать оставшиеся полчаса, но мысли все равно уходили в сторону. Стоило ли продолжать отношения с Гансом? Рациональная часть мозга голосовала «за», сердце же тревожно сжималось, не спеша открываться новому человеку. Мы знакомы всего месяц, слишком мало, чтобы что-то решать. Но мерзкий шепоток в душе вновь и вновь затягивал басенку о Пауке. Уж с ним то мне потребовались всего пара недель, чтобы влюбиться по уши. Дура. Нет бы возненавидеть, сейчас было бы в сто раз легче.
Взглянув на часы я вздохнула. Сплошная хандра и никакого прогресса на рабочем месте. Что же, придется признать свое сегодняшнее полное поражение и идти с повинной к Марии.
Осенняя погода уже успела порадовать первыми заморозками. Застегнув пальто на все пуговицы и замотав горло шарфом, я бросила последний взгляд на себя в зеркало. Растрепавшиеся белокурые волосы, чуть бледнее, чем надо лицо, мерцающие глаза с темными мешками. Красавица. Надо бы взяться за себя всерьез. Тоска тоской, а в пугало превращаться тоже не стоит.
Дом Марии находился всего в нескольких станциях метро от офиса. Тщательно заперев все двери, я вышла на улицу. Порыв холодного осеннего ветра щедро поделился порцией желтых листьев с первыми каплями дождя. Небо над головой принимало угрожающий темно-серый оттенок, несмотря на то, что лучи солнца на горизонте просвечивали улицы насквозь. Зонт, как назло, остался дома.
Я поспешила к подземке, зябко кутаясь в теплое пальто. Многочисленные прохожие, такие же офисные служащие, ручейками стекались с маленьких улочек на проспект, образуя целеустремленную толпу. Отсутствующие лица, механические движения, топот ног, отголоски разговоров. Да, год назад мне бы и в голову не пришло, что придется променять свое уютное Брно с любимой работой на шумный, но безликий мегаполис в соседней стране. Скучала ли я по дому? Бесспорно. Но сил вернуться туда, где все оказалось в руинах, не было. Любимая квартира сдана, репутация потеряна. Просто нужно собраться и придумать, как жить дальше.
Когда метро выпустило очередных счастливцев из душного нутра, снаружи уже во всю барабанил дождь. Серо-желтые осенние улицы разбавили яркие проблески зонтов и дождевиков. С завистью покосившись на счастливцев, я кое-как намотала на голову шарф и поспешила к Марии. Коварная влага оказалась суровым противником. Капли падали с кончика носа, а пальцы, державшие концы шарфа успели покраснеть и закоченеть, когда мой путь, наконец, закончился в сухом тепле подъезда. Мысль о горячем чае вызывала почти экстаз, так что на кнопку дверного звонка я жала с истинным энтузиазмом.
По прошествии нескольких минут Мария все еще не открывала. Мобильный все также не отвечал, хотя мелодию было слышно сквозь дверь. Неужели подруга куда-то уехала, оставив телефон дома? Странно. На душе разливалось разочарование. Ну вот, ехала, под дождь попала, теперь еще обратно идти, снова мокнуть. Такими темпами и заболеть недолго. Напоследок, я дернула ручку двери, которая неожиданно легко поддалась. Секундное колебание закончилось победой беспокойства. Надо зайти. Вдруг что случилось?
— Маша? — нерешительно позвала я с порога, не решаясь пройти дальше.
Пустая квартира отозвалась лишь легким эхом. Ничто не нарушало тишину, кроме звука моего дыхания и легкого шуршания одежды. Эта безмолвность отзывалась безотчетно сильной тревогой в сердце. Предчувствие чего-то ужасного буквально захлестнуло душу, заставляя желудок судорожно сжиматься. Вделав глубокий вдох, я на секунду прикрыла глаза, справляясь с нахлынувшим страхом. Квартира пуста, дверь незаперта. Вещи вокруг выглядели нетронутыми, значит, вряд ли сюда забирались воры.
— Есть кто дома? — мой голос гулко отдавался в просторной гостиной.
Стерильный интерьер, выполненный в белых и серых цветах, в сочетании с металлическими опорами стеллажей всегда вызывал у меня ассоциации с больницей. Маша, также, как и я, любила пространство и свет в доме. Большой диван, пара стеллажей по сторонам и большой рабочий стол составляли всю обстановку. Пушистый серый ковер на полу немного смягчал впечатление пустоты, но не мог скрыть ее совсем.
Легкий запах ароматической смеси витал в воздухе, словно подруга только что жгла благовония. Мария любила иногда создать особенную атмосферу, главным образом по вечерам. Сейчас пахло лавандой, но что-то в ней было неправильным. Какая-то нотка, тяжелая и неприятная вплеталась в аромат. Этот запах вызывал острое неприятие, навевал воспоминания о чем-то плохом, о чем-то, что разум давно похоронил на самом дне. Дурное предчувствие скрутило внутренности в узел.
Берясь за ручку спальни, я уже почти знала, что меня там ждет. Большая светлая комната была погружена в полумрак. Плотные шторы на окнах не пропускали свет заката с улицы, так что мне пришлось щелкнуть выключателем, чтобы зажечь свет. Первым, что выхватил взгляд, была Мария посреди кровати. Она лежала на спине, вытянувшись, словно по струнке. Зеленые глаза застыли распахнутыми от страха. Светлые волосы разметались по подушке, почти полностью окрасившись в алый цвет. На горле зияла страшная рана, вокруг которой запеклась темная корка. Простыни пропитались кровью, а в воздухе висел тяжелый запах крови. Восковая бледность кожи, остекленевший взгляд и ни признака дыхания.
Несколько секунд я просто стояла на пороге. Мозг отказывался осмыслить увиденное. Мария… мертва? Подойти к трупу, чтобы полностью в этом увериться у меня не было сил. Произнести что-либо также не получалось. Губы застыли, отказываясь подчиняться приказам мозга. Паника начала подниматься откуда-то из живота, заполняя внутренности, скручивая их в тугой комок. Перед глазами заплясали темные мошки, а в ушах пронзительно зазвенело.
Чтобы успокоиться, я сделала глубокий вдох. Ошибочность этого действия проявилась сразу же. Воздух, наполненный запахом смерти ринулся в легкие. Желудок совершил кульбит и мне едва хватило времени, чтобы выскочить из комнаты, так что весь ланч достался ковру в гостиной. Но даже когда жидкость в желудке закончилась, спазмы не утихали. Держась за стену, я тяжело дышала, чувствуя, как слезы текут по щекам. В душе царило опустошение, по венам циркулировал адреналин. Так, нужно взять себя в руки.
Однако решить было проще, чем сделать. Тело пробивала дрожь, а в носу все еще стоял запах застоявшейся крови. Хотелось расцарапать лицо, лишь он ушел, исчез, дал хотя бы вздохнуть. Вместо этого я принялась дышать ртом. Маленький вдох, такой же крошечный выдох. Вдох-выдох. Ни о чем не думать. Просто десять секунд спокойствия. Маленький тренинг действительно помог, так что через несколько минут способность двигаться вернулась.
Перебравшись на кухню, подальше от страшной комнаты, я дрожащими пальцами нашарила в сумочке телефон. Проклятый сенсор реагировал слишком оперативно, так что набрать нужный номер получилось не с первого раза. Не помню, что сказала диспетчеру, мозг словно включил собственный автопилот, но полиция была на месте уже через десять минут.
С появлением экстренных служб сонная тишина многоквартирного дома разбилась о гвалт многочисленных голосов, шуршания натягиваемой ленты, переговоров по рации. На шум вышли соседи, со смесью любопытства и ужаса наблюдавшие за происходящим. Для меня все происходящее было какой-то абстрактной картинкой, шоу на экране телевизора. Казалось, нажмешь кнопку и канал переключится.
После первых вопросов о случившихся меня отвели в коридор и попросили подождать освободившегося полицейского. Я не возражала, погрузившись в странное оцепенение. Мысли текли вяло, холод пронизывал тело до кончиков пальцев. Какой-то человек в форме помог мне подняться и отвел вниз. Полицейские задавали вопросы, на которые приходилось отвечать раз за разом. В конце концов, поток их иссяк и меня оставили в одиночестве на лавочке у подъезда, обещав отвезти домой на служебной машине. Добродушный водитель скорой было поинтересовался, не нужна ли помощь, но я только помотала головой.
Взгляд бездумно скользил по погрузившейся в вечерний сумрак улице, перескакивая с кустов на машины, когда из подъезда вынесли тело. Вид упакованной, словно кусок мяса из магазина, Марии подействовал словно ушат холодной воды, заставив вынырнуть из глубин ужаса и посмотреть правде в лицо.
Конечно, полиция будет собирать улики и искать виновного. Вот только догадаются ли они сопоставить убийства в Чехии с произошедшим здесь, в Вене? Перед внутренним взором мелькали виденные когда-то фотографии в шкафу Паука. Двадцать семь жертв с идентичными ранами на горле. Если бы маньяк не погиб практически от моих же рук, я была бы готова присягнуть, что это сделал он. Сердце тяжело забилось, с трудом перегоняя по венам разом загустевшую кровь. Пугала сама возможность того, что Паук мог выжить, а тот факт, что я так или иначе имею отношение к его теперь уже гипотетической гибели ситуацию не улучшал. С другой стороны, с чего бы маньяку оживать? Его бездыханное тело еще недавно являлось в кошмарах, заставляя переживать этот эпизод вновь и вновь. Возможно ли, что произошедшее является лишь невероятным совпадением? Или же кто-то намеренно подражает стилю Паука? Сплошные вопросы и никаких ответов.
Как бы то ни было, Мария мертва. Моя замечательная, любимая подруга, столько раз помогавшая и вытаскивавшая из различных эмоциональных передряг теперь лежит в морге. И самое малое, что я могла сделать, это как следует подумать, кто же мог ее убить.
Через несколько минут подошел полицейский и предложил подвезти до дома. Пока мы ехали, я вспомнила о назначенном на вечер свидании. Ганс взял трубку со второго гудка, словно ждал звонка.
— Привет. Прости, но сегодня не получится встретиться, — контролировать голос оказалось трудно. После потрясения постепенно наступал откат и на глазах закипали слезы.
— Что случилось?
— Мария умерла, — слова дались с трудом и последний слог прорвался в судорожном вздохе. Горячая влага все же потекла по щекам, вызвав сочувствующий взгляд полицейского за рулем.
— О боже, — проговорил Ганс на том конце провода. — Как это случилось?
— Кто-то убил ее, перерезав горло, — слезы потекли по проторенным дорожкам непрекращающимся потоком.
— Боже, — повторил мужчина потрясенно. — Как ты? Может, мне приехать?
Это неподдельное участие вызвало волну тепла, впрочем тут же угасшую. Увы, но Ганс не был тем человеком, которому можно было бы доверить душевные переживания. Скорее уж Люба приедет из Брно.
— Нет, не стоит. Мне нужно побыть сегодня одной.
— Ты уверена?
— На все сто. Извини за испорченное свидание.
— Позвони, если понадобится какая-то помощь. Я готов приехать в любое время.
— Спасибо.
Телефон замолчал и я откинулась на сиденье машины.
— Хотите салфетку? — прервал молчание полицейский. — Возьмите в бардачке.
— Спасибо, не откажусь, — я достала пакетик с бумажными платками и промакнула глаза.
— Сочувствую вашему горю, — продолжил мужчина. Он смотрел на дорогу, но в голосе звучало истинное сожаление. Полицейский был невысоким, темноволосым мужчиной лет тридцати с небольшим. Довольно взрослый для стажера, но я могла поспорить, что именно им он и являлся. Проработавшие дольше перестают обращать внимание на слезы.
— Спасибо, — слова благодарности прозвучали очень тихо. В голову пришла неожиданная мысль, которую стоило опробовать. Раз уж мне повезло встретить сочувствующего стажера, то и информации из него можно вытянуть больше. — Кто же мог сотворить этот ужас?
— Будет проводиться расследование, — заученно ответил мужчина, не сводя взгляд с дороги. — Не переживайте, мы обязательно найдем подонка.
— Я не знаю, кто мог желать Марии зла, — совершенно искренне произнесла я, нервно комкая платок в кулаке. Слезы вновь подступили к глазам, но сила воли оказалась сильнее. Не буду плакать, только не так, в машине. — Что за зверь мог такое сотворить?
— У нас пока нет предположений, — произнес полицейский, сворачивая на подъездную дорожку дома. — Честно говоря, первый раз вижу такое. Но будьте уверены, что мы найдем того, что это сделал.
— Не сомневаюсь, — я слабо улыбнулась. Как и предполагалось, стажер проговорился. Если у них нет зацепок, это значит, что подобное убийство случилось в Вене впервые. Стоило над этим подумать. — Спасибо, что подвезли.
— Не за что. Если что-то вспомните касательно дела, сразу звоните в участок. Любая информация пригодится.
— Непременно.