- В Будапеште поведу тебя в цыганский ресторан. На доллары. А я такая! Ты меня еще не знаешь. Смотри, гирла в отключке! - показала в окно на озарившуюся в машине Иби. - Делай с ней что хочешь. А со мной нет. Со мной такое не пройдет.
Завернула за спинку и упала на сиденье сзади.
Внизу Хаустов пригнул голову, сел рядом с Иби, отодвинул с сиденья ее руку с браслетами и сдержанно захлопнул дверь, при этом затемнившись. Шибаев махнул, машина уплыла. Пожав командованию руки, начальник направился к автобусу. Комиссаров шел за ним.
- Подъем, подъем, девчата! Время еще детское! - загремел Шибаев, поднявшись в салон. - Твой пионер? - ткнул пальцем в дауна, который спал на барабане.
- Не пионер, - сказал Комиссаров.
- А кто?
- Таким родился.
- Так значит? Ладно. Как говорится, в семье не без урода.
- Он не урод, - обиделся Комиссаров. - Он первоклассный ударник. Ритм чувствует нутром.
- Тогда молодец! - одобрил Шибаев. - Ау, девчата? Местечка не найдется?
Мимо Мамаевой прошел без комментария - как будто не заметил. Втиснулся к Нинель Ивановне и дал команду:
- Запевай! - И дурным голосом подал пример, пропев: "Он сказал, поехали, и махнул рукой!.." Эй, автобус? Не слышал, что ли? Он сказал: "Поехали!"
Автобус закрыл дверь и тронулся.
- Ну вот, - сказал Комиссаров. - Привел я козла в огород... А что с ним будешь делать?
Сзади Мамаева ответила:
- Я ему сделаю, не бойся. Раз и навсегда.
Комиссаров обернулся к проему между спинками:
- Мамаева, спокойно! Выступила ты - просто молодец. Теперь релакс. Расслабься.
- Дай закурить.
- Держи. И чтобы все обиды - ладно? До Москвы? Дай ей огня, Александр.
Бензиновое пламя озарило рот, челку и недобрый прищур. На ней еще были длинные концертные ресницы. Она подмигнула Александру и с сигаретным огоньком отпала в темноту.
Через полчаса поющий по-русски "Икарус" врезался в ночную тишину заграничного города. С популярной в те времена среди взрослых советских людей песенкой из детского мультика про Крокодила дядю Гену. По настоянию Шибаева ее пели уже в который раз.
Прилетит вдруг волшебник
В голубом вертолете...
И внезапно покажет стриптиз,
с неожиданным остервенением подхватил Комиссаров, меняя официальный невинный текст на "черный":
Крокодил дядя Гена
вынет член до колена
это будет
наш главный сюрприз!..
В общем хоре никто не расслышал. Только Мамаева сзади хохотнула зло.
* * *
За завтраком место Нинель Ивановны зияло отсутствием.
Затем их повезли на воды.
* * *
Плавки он предусмотрительно надел еще в номере; если в московской своей одежде (в бархатных французских джинсах, в черном вельветовом пиджаке made in England) он имел вид среднеевропейский, то, раздевшись, вообще стал гражданином мира - благо плавки были японские, а приобретенный в Дебрецене купальный халат в свободолюбивую сине-бело-красную полоску. Первым он выскользнул из раздевалки, сбросил халат на шезлонг и растворился в минеральных водах.
Бальнеотерапевтический центр Hajduszobaszto изнутри был не проще своего названия.
Лабиринт!
Накрытый стеклянным сводом.
Из подогретых вод системой каналов Александр выплыл под открытое небо, где и стушевался в уютном тупичке. Здесь пребывавшие венгры безмятежно приняли его за своего. Их было всего двое - инвалид и особа без лифчика. Старый лысый тюлень с жутковатой звездой крупнокалиберного ранения на правом плече и стриженая девушка с зауральскими скулами.
Возложив руки на кафельный бортик, он поднял глаза. Светло-серое небо над ним. Средневысокое. Бегущее над низменностью. Над Большой Средне-Дунайской.
Послышался гул вторжения.
Мадьярка выпрыгнула и поднялась, средневысокая, во весь рост. Ее нагота - за минимальным вычетом - естественно вписалась в светлое пространство. Она была сложена с экономной упрощенностью - ничего лишнего. Углы бедер, впадина живота. Он смотрел на нее снизу, а она смотрела в сторону вторжения. Проявил беспокойство и ветеран. Отовсюду над бортиками поднимались головы венгров: целебный источник вдруг загоготал. Иерихонской трубой возвращалось эхо: ПЕЦА-ЦА-ЦА ТЫ НЕ УТОНУЛ ТАМ-АМ-АМ ТАНЮХА-ХА-ХА ДАВАЙ СПИНКУ ПОТРУ-ТРУ-ТРУ СЕБЕ ПОТРИ-ТРИ-ТРИ ЧТО-ТО-ТО СКАЗАЛА Б ДА НАРОДУ МНОГО-ГО-ГО
Со вздохом оседая, ветеран послал Александру стоический взгляд:
- Orosz...*
Мадьярка повернулась и, легко ступая, унесла свою аскетическую наготу в сторону пониженных температур.
Александр снялся с места и, отталкивая дно, пошел вспять. Навстречу, подтягивая купальные трусы в сплошных фестонах, с визгами и брызгами неслись две "нетворческие" спутницы по поезду Дружбы - работницы сферы обслуживания. По пятам за ними ломили московские сатиры с завода "Серп и Молот", хваткие пальцы которых оставляли следы на плоти белой - сдобной ускользавшей.
В бассейне на глубоком синем месте под общий хохот рыдал, выныривая, и нырял обратно ударник: удалой прыжок вниз головой смыл трусы с бедняги. Не вижу ничего смешного.
Прочие "ребята" еще томились в волнующем тумане общих душевых. Некоторые заодно стирали свои носки, надев, как варежки; при этом выстиранные - при отсутствии на кафеле каких-либо крюков - находчиво вешались на члены. Загнанные в открытые кабинки видом моющихся венгерок, совершенно голых через одну, выйти "ребята" не могли просто физически.