Раздался грохот, и следом за отцом Нацуки из дверей показался еще один мужчина в такой же униформе. Пониже и помоложе, судя по виду, едва тридцатник разменял. За собой он волочил каталку, здорово похожую на тех железных монстров, которые до сих пор в наших больницах используются. Только выглядела она посовременнее, что ли. Подойдя к нам, высокий остановился и сделал жест спутнику.
— Ну что, пострадавший где? — спросил он коротко.
— Вот он, — указала на меня Моника. Ей что, так не терпится отправить меня в палату?
(с мягкими стенами)
Папаша Нацуки нахмурился и посмотрел на меня.
— Правда? Это вот он был без сознания? С травмой головы?
Услышав про травму, я машинально ощупал свою многострадальную черепушку. Убедился, что никакого особого урона она не понесла, и обрадовался. Мало ли что — упал я довольно звонко, стеллаж вполне мог бы прямо на меня рухнуть и тогда все, геймовер. И ачивка за бесславную смерть на могилку.
— Да ерунда, — ответил я, — я и вырубился-то всего на пару минут, не больше.
Эта пара минут оказалась неприятной, мягко говоря. Только подумаю об этом булькающем голосе из тьмы, так поджилки трясутся. Что-то подсказывает, что он еще навестит меня во сне. Не один раз.
(и поделом тебе, не будешь крипипасты по ночам читать)
— На сотрясение его проверь, — посоветовал мужик с каталкой.
— Да че тут проверять? Щас доедем до больницы, а там уж все посмотрят. Позвони пока Хагельману, пусть никуда не уходит. А ты, — обратился он уже ко мне, — руку вытяни.
Я послушался.
— Теперь глаза закрой и до носа дотянись.
Так, а разве не при инсульте такие методы, кхм, диагностики применяют? Или там по улыбке определяют как-то? Если честно, понятия не имею. Но, как в одном славном совковом фильме говаривали, меня терзают смутные сомнения. Не очень-то папаша Нацуки тянет на квалифицированного спеца. Просьбу его я все же выполнил, после чего он удовлетворенно кивнул.
— Ладно. Зрачки у тебя тоже вроде бы в норме.
Я обрадовался.
— Говорю же, ерунда, даже суетиться не стоило…
— Не так быстро, — остановил меня мужик, — рентген все равно надо бы пройти, а по-хорошему — и КТ с МРТ сделать. Так что собирайся.
— Гару и вчера тоже сознание терял, — вклинилась Моника, — мы хотели вызвать врачей, но он отказался.
Твою мать, нахрена она это делает? Хотя я не особо удивлен, это вполне в характере. Кажется, глава нашего клуба из той породы людей, кто все время после пары задерживает душного лектора своими архиважными вопросами или напоминает про домашнее задание, если препод вдруг забудет его дать. Не очень мы таких любили, если честно. Так что ей капец как повезло, что она смазливая.
(не ну ты загнул. смазливая это про Саёри. А Моника прям ГОРЯЧАЯ)
Как угодно, спорить не буду, хех.
Откровения Моники мужику не понравились. Он хмыкнул, почесал заросший подбородок и уставился на меня тяжелым, усталым взглядом.
— Вот как, значит? И нахрена ж ты, сынок, геройствовал?
Сначала я хотел по привычке ответить что-нибудь в духе «сынка в зеркале увидишь, черт». Но вовремя сообразил, что это было бы не очень уместно. Тем более какой-то ощутимой злобы от него не исходило.
— Да я думал, что просто перенапрягся, и оно само пройдет, вот и не стал.
— Думал он. Вот живете на чипсах и энергетиках, сутками на ногах, а мы потом вас привозим с кровоизлияниями в мозг. Головой соображать надо, а не только бургеры в нее забрасывать, — проворчал папаша Нацуки, — собирайся, поедем. Документы при себе?
Тут до меня и дошло, что за все время в этом мире я даже паспорта своего пока не видел. Наверное, это дико, но как-то получалось обходиться без него. В комнате Гару я его не находил, так что хрен знает, а сгенерировался ли этот документ вообще, учитывая, что у ГП даже файла своего игрового не имелось. Играю по хардкору, блин, за бедного родственника.
— Если честно, нет. Дома оставил.
— Понятно, — фыркнул мужик, — такой же растяпа, как моя дочка. Она, кстати, в этой же школе учится. Ладно, а хоть что-нибудь, подтверждающее личность, у тебя найдется?
Я замялся, не зная, что наплести. Что я только-только эмигрировал и документы еще сладить не успел? Хреновая отмазка, не очень-то правдоподобная. Что кошелек со всеми документами вытащил карманник, пока я обедал в раменной? Тоже херня получится. К счастью, Моника пришла на помощь.
(ГАЕЧКА ВЫРУЧАЕТ СТУЛОЛИЦЕГО ЧИППЕНДЕЙЛА)
— Гару, у тебя же есть карточка ученика, — напомнила она, — она в сумке должна найтись. Наверное, забыл, из головы выпало. Подожди, я сейчас схожу за ней.
С этими словами она похлопала меня по плечу и исчезла за дверью клубной аудитории. Я вздохнул и прислонился к стене. Почему-то казалось, что сейчас завяжется какой-нибудь дурацкий смоллток, который я терпеть не мог, однако папаша Нацуки тоже предпочитал обходиться без него. Он молчал и со скучающим видом смотрел в потолок. Через некоторое время к нам присоединился его спутник, закончивший с телефонными переговорами.
— Кодзи, я договорился, — сказал он, убирая мобильник в карман куртки, — Хагельман задержится и сам молодого человека посмотрит.
— Отлично, — буркнул тот, — я б дежурному не стал доверять. Сегодня на смене Окаро, он без году неделю работает. Еще прощелкает чего, потом жалоб не оберешься.
— Так научится еще, — возразил собеседник, — он вроде ничего, не филонит.
— Просто не филонить нормально, когда ты в парикмахерской работаешь, — Кодзи сложил на груди руки, — а тут точность нужна, медицина ведь.
Забавно, что он упомянул парикмахерские, на самом деле. Точно помню, как читал где-то, что в старину цирюльники оказывали дохрена всяких услуг, в том числе и медицинские. И бороду сбрить могли, и зуб выдрать, и много чего еще. Правда, в качестве основного метода лечения эти суровые ребята предпочитали кровопускание, но это уже такая примета времени. Этот Кодзи тоже не больно-то на медика тянул, хотя, скорее всего, им и не являлся в полной мере. Так, фельдшер, который по вызовам ездит.
— Вот, — Моника наконец вернулась из аудитории с небольшим пластиковым прямоугольником в руках и протянула его мужику, — здесь все необходимые сведения.
Кодзи взял прямоугольник и придирчиво его оглядел. Потом достал из другого кармана куртки очки в пластиковой оправе и водрузил их на нос. Нам с Моникой оставалось только ждать. Я снова с досадой вздохнул — приуныть было от чего. Сейчас убью часы на бесполезную, мать ее, диспансеризацию, и остаток дня просто в никуда уйдет. А завтра уже пятница, надо будет готовиться к приходу моих великолепных одноклубниц. Хотя бы ту берлогу, которую ГП называет домом, немного прибрать, чтоб Юри и Нацуки не подумали, что я свинья, неспособная о себе позаботиться. Все это невероятно нервировало.
Видимо, свой внутренний бугурт я не удержал и расплескал его малясь, потому что почувствовал, как Моника сжала мою ладонь. Когда я перевел на нее взгляд, она улыбнулась. Тепло так, ободряюще. Чем дольше тут нахожусь, тем лучше понимаю, почему симпы Моники на реддите самые агрессивные. Под ее обаяние так же легко попасть, как под грузовик на оживленной автостраде.
— Сюдзинко Гару, значит? — наконец спросил папаша Нацуки.
— Все так, — отозвался я.
— То, что паспорта нет, это, конечно, паршиво, — признал мужик, — но и так обойдешься, ничего страшного. Так в базу занесут. Каталка понадобится или сам до машины доберешься?
— Дойду, — заверил я, — я как огурчик, чесслово.
(ага. знаешь, есть такое блюдо из азиатской кухни, называется «битые огурцы»? вот это ты)
Очень смешно, просто обхохочешься.
— Стэн, можешь складывать каталку, — скомандовал Кодзи, — он на своих двоих может.
Стэн покосился на старшего товарища.
— Слышь, может, лучше перестрахуемся? Вдруг у него правда сотряс или что похуже? Лишних нагрузок не надо бы…
Я чувствовал, что о моем здоровье Стэн не очень-то сильно переживает. Наверное, ему просто было обидно от того, что пришлось каталку на второй этаж переть, а она даже не пригодилась. Впустую потраченные усилия.
— Г-гару, ты как, в п-порядке?
В коридоре показалась Юри. Любопытство перебороло социальную тревожность, и она присоединилась к нашей маленькой компании. Завидев папашу Нацуки и его напарника, Юри смущенно покраснела.
— З-здравствуйте, г-господин М…М-мурамото.
Мурамото? Вот и еще одна побочка моего пребывания в этом мире. У девчонок фамилии появились. Проклюнулись как ростки в цветочном горшке.
— Привет, Юри, — ответил мужик и даже выжал из себя кислую улыбку, — знаешь вот этого вот героя?
— З-знаю, к-конечно, — Юри очень нервничала, поэтому заикалась буквально на каждом слове. Что только усиливало нервозность, — это Г-гару, он у нас в клубе н-новенький.
— Вот ща свозим его на томограф и узнаем, насколько новенький, — пошутил Стэн, — а то еще окажется, что вовсе и не новенький, а подержанный.
— К слову, — заметил Кодзи, возвращая мне карточку студента, — не заметил у тебя здесь контактных данных. С кем связаться в случае чего? Есть номера родителей?
Навряд ли он дозвонится из этого мира моим родакам, хех. Хотя кто знает? Они остались, наверное, в своем районе единственные, у кого до сих пор есть дома подключенная домашняя линия. По крайней мере, из контингента моложе восьмидесяти. По ней, правда, никто не звонит, поэтому я считаю сущим дебилизмом отдавать Ростелекому за просто так четыре сотки в месяц. Но маму с папой переубедить сложно. «Вдруг когда-нибудь понадобится».
Однако пока что телефон почти всегда молчит. Так что если даже получится дозвониться, они сочтут это за дебильный розыгрыш. Русь богата пранкерами и мудаками.
— Нет никого, — сухо ответил я, — один живу.
Больше вопросов папаша Нацуки задавать не стал. И слава богам, потому что, кажется, и без него желающих будет хватать в ближайшее время. Если судить по тому, как на меня смотрит сейчас Юри, это стопроцентно гарантировано. С застенчивым сочувствием.
(мой тебе совет, когда будешь дома, продумай какую-нибудь душещипательную легенду, если получится убедительно, готов поспорить, она будет не прочь тебя утешить. девчонки любят всякую сопливую хрень)
— Пойдем, — Кодзи указал на выход к лестнице в конце коридора, — нечего тянуть.
Согласен, я бы тоже предпочел без всего этого обойтись и провести день более продуктивно. Но делать нечего, не буду же я в окно вылезать. Тогда вызовут еще врачей, но уже других, с сачками и транками, а с ними мне знакомиться неохота. Полагаю, и в этом мире интенсивный курс лечения может из мозга запросто сделать «агушу».
— До завтра, Юри, — махнул я рукой, — спасибо, что приглядела за мной!
Пунцовой краски с ее лица хватило бы на пару десятков питерских закатов.
— До завтра, Г-гару, — сказала она тихо, — б-береги себя, п-пожалуйста.
Я пообещал, что буду стараться. Но не был в этом уверен ни на ломаный грош.
Автомобиль «скорой» поджидал нас у самого входа. Симпатичный новенький микроавтобус, совсем не похожий на те рыдваны, которые периодически выезжают на вызовы в провинциальных городах нашей родины. Иногда, когда скроллю ленту, вижу фотки, на которых такая допотопная «буханка» ползет через жидкую грязь, и аж мороз по коже пробирает. Пыточный автомобиль — сам по себе неубиваемый, но и пассажир из него живым не выйдет. Но это ничего, люди у нас крепкие, ко всему привыкшие, черт возьми. Как тряханет на какой-нибудь колдобине, так сразу чувствуешь, что дух закаляется.
— Садись, — Кодзи указал на узкое длинное сиденье вдоль стены, — тут недолго, минуты четыре ехать.
Я послушался. Стэн занял место водителя и приготовился уже заводить, когда дверца микроавтобуса снова отъехала в сторону.
— Позвольте поехать с вами, — произнесла Моника таким тоном, словно это и не просьба вовсе, а подтверждение уже свершившегося факта.
Кодзи нахмурился и посмотрел на главу нашего клуба взглядом Свиборга.
— Вообще-то не положено, если вы не родственники, — сказал он строго, — или ты ему сестра?
(а это был бы любопытный выверт для лора, скажи? что-то в духе бразильских сериалов эпизодов этак на восемьсот, которые до сих пор очень любимы всеми бабками страны)
Бля, надеюсь, нет. Иначе получится, что я в кладовке с сестрой сосался, а это кринж и мерзость.
(в ресторане, дома и в кладовке. считай, три в ряд выбил. пора переходить на новый уровень и хотя бы сиськи ей помять, а то че ты как девственник)
Я тебя услышал. Что довольно нездоровая хрень, если честно, неправильная.
— Не сестра, — ответила Моника, — однако мы близкие друзья. А поскольку я к тому же являюсь старостой класса Гару и президентом клуба, в котором он состоит, то вполне могу выступить в качестве его официального представителя…
Это, конечно, очень спорное заявление. Но подозреваю, что щас она бедного мужика своей официальщиной запрессует как монстр-трак какой-нибудь «фольксваген гольф». Язык у Моники подвешен так, что она в два счета уделает любого политика на его поле. Поэтому-то время от времени спускать ее с небес на землю — отличная идея.
Я искоса глянул на Кодзи. Взгляд у бедняги сделался потерянный и какой-то стеклянный. Словно его отходняки мучают. А такое вполне может быть. Я без проблем представляю, что после смены этот славный джентльмен затаривается в гастрономе какой-нибудь алкашкой копеечной, потом выжирает ее у себя в комнате и бродит бухой по дому, Нацуки гоняет.
С другой стороны… по первому акту он вроде абьюзивным чудищем не был, только строгим. А та Моника, которая в игре, могла и приукрасить действительность.
— … вдобавок медицинские услуги недешевы, Гару не располагает средствами, необходимыми для оплаты, поэтому…
— Да полезай уже, только замолчи, — отмахнулся несчастный мужик.
Моника одарила его сладкой улыбкой и приземлилась рядом со мной. Поглядела на меня с торжеством. Собой эта хитрая зараза была абсолютно довольна.
— Не переживай, теперь все будет в порядке, — успокоила она меня, — я рядом.
От того, как она это сказала, в голову снова закрались не самые приятные мысли. Вдруг она неспроста услала по домам Нацуки и Саёри? Да и от Юри смылись мы как-то уж очень быстро. Что если Монике хочется не хорошую концовку, а одиночный рут, просто действует она теперь тоньше?
(с добрым утром, дорогой друг. к другим новостям: снег белый)
Не всегда. Я ж помню у Фрэнка Заппы песню «Не ешь желтый снег». Неплохая такая вещица.
Микроавтобус неторопливо полз по благообразным улочкам. Домики за окнами постепенно сменились магазинными витринами (мы проехали мимо небольшого бакалейного, кофейни и музыкальных инструментов), но застройка все равно была редкая. Чисто пряничная страна. Особенно сейчас, когда солнце шпарит и зелень колосится, е-мое. Кто-нибудь из урбанистов полные штаны бы напускал от того, как тут все в городе организовано. Жаль, что увижу это только я.
(или не жаль. представь, как быстро атмосферка скатится в говно, если сюда массово понаедут всякие ребята вроде тебя)
Вот щас обидно было. Мы, айтишники, вообще-то поднимаем экономику всех стран, в которые релоцируемся, так-то.
— И чем вы занимаетесь там, в этом вашем клубе? — спросил Кодзи.
Моника приосанилась.
— Миссия нашего клуба — создать безопасное и комфортное пространство для тех, кто ценит литературу и желает найти единомышленников. Каждый может прийти к нам и, не боясь осуждения или насмешек, рассказать о том, что в огромном море литературы его увлекает, будь то проза, поэзия, или… — она чуть замялась, — манга.
Зуб даю, за одну эту секундную заминку Нацуки бы прописала Монике классную двоечку в печень. Но надо отдать должное — душный корпорат-спич у главы нашего клуба неплохо так вкачан. Я как будто просмотрел рекламный ролик на ютубе. Непропускаемый.
— Ишь оно как, — впечатлился Кодзи, — безопасное пространство. Когда я школьником был, про такие штуки и не думал никто. Мы после школы тоже в клубы ходили. В Старкрафт там играли и в Анрил Торнамент…
Дорога под колесами микроавтобуса была ровная. А для человека, который привык к постоянным ямам и колдобинам, даже чересчур ровная. Но от этой фразы меня все равно тряхнуло. С языка чуть было не сорвалось приснопамятное «Чего, блядь?».
Какой Старик? Какой Анрил? Неужели папаша Нацуки тоже попал сюда, как я? Пока что никто так спокойно не дропал в разговоре вещи известные только в нашем мире. Интересно, просекла ли это Моника? Я покосился на нее. Нет, вроде ничего не изменилось, на лице все такая же вежливая полуулыбка, очень притягательная…
(соберись, твою мать)
Что если папаша Нацуки — как раз тот неведомый сумрачный гений, к коему теперь перешла консоль? Звучит как шиза параноидальная, сам знаю. Но если это так, то как говаривал инспектор Жавер из фильма «Такси», мы в дерьме. По уши, мать его. Потому что персонаж этот отнюдь не самый приятный и в каноне, даже без вранья Моники, а уж если его наделить властью… пиши пропало.
Я сглотнул и заерзал на сидении. Однако мужик не заметил моего стихийно прорезавшегося дискомфорта и продолжал спокойно вещать…
— … вот там уж никакого безопасного пространства. Желающих поиграть всегда находилось дохрена и не все они спокойно ждали своей очереди. Особо рьяные и из кресла выдернуть могли за милую душу. Правда, потом админы их штрафовать начали, а самым борзым вообще вход прикрыли. Но осадочек, как грится, все равно остался. Я-то не робел; когда ты покрепче, страх нарваться на быдло пропадает, а вот моего приятеля Синдзи постоянно шпыняли. Он, кстати, на тебя был чем-то похож.
— Ничего себе, — присвистнул Стэн, крутивший баранку, — отличная история, дед. Я в такие клубы не ходил никогда, родители компьютер сразу домой купили.
— Когда с деньгами напряженка, Стэн, приоритеты немного иначе расставляешь, — заметил Кодзи со вздохом, — я, бывало, счета оплачу, едой закуплюсь в сетемаркете, всякие бытовые да мыльно-рыльные принадлежности куплю, а потом смотрю на три купюры в кошельке и думаю — себе на новый дивиди-плеер отложить или малой на туфли в школу? Ты бы что выбрал?
— Ну, блин, если так вопрос ставить, то туфли, конечно, — сказал Стэн, но не слишком уверенно.
— Вот и я так же, — подытожил папаша Нацуки, одергивая куртку, — потому по клубам и шарился.
Звучало это вполне разумно — я вполне мог понять. Сам рос даже не в среднем классе (хотя хер его знает, что теперь у нас средним классом считается), поэтому подобные выборы моим родакам приходилось делать часто. Оч быстро маленькому Гарику пришлось уяснить, что нельзя одновременно разжиться и экшн-фигуркой Человека-паука, у которого все конечности двигаются, и большой шоколадкой «Пикник». Я всегда выбирал Человека-паука. И слава богу, а то вырос бы сейчас жиробасом. Хотя Гару не мешало бы чуть массы набрать. Свожу это тело в какую-нибудь бургерную, если время позволит.
(своди куда-нибудь Монику. или Юри. или Юри с Моникой)
Не выйдет. Вне умиротворенной клубной обстановки они наверняка поссорятся. Даже на почве пристрастия к разным напиткам — одна по чаю угорает, другая исключительно кофе хлещет.
(закажи водки. она примиряет всех. отвечаю)
— Моя-то дочка тоже в какой-то клуб после школы ходит, — продолжил Кодзи, — вы случайно не знакомы?
Сейчас он вроде как расслабился, подозрительность с лица сошла. Не просто сошла — перетекла ко мне. Потому что я больше не мог не думать о том, что у него может быть доступ к консоли. А вместе с ним и все знания. О мире, его природе, о девочках и вообще. Сидел я сейчас как Питер Паркер перед Зеленым Гоблином на званом ужине. Одной только ошибки хватит, чтоб все к чертям полетело. Он свой прокол уже совершил.
— Может быть, — решил я ответить неопределенно.
Ответ по-хорошему требовалось развернуть. Однако меня спас Стэн.
— Приехали, — оповестил он, — давайте выгружаться.
Микроавтобус остановился перед четырехэтажным зданием из белого кирпича. Судя по яркости цвета, отстроенному совсем недавно. Больница, по традиции одаренная именем какого-то католического святого, то ли Бенедикта, то ли Марка, приветливо смотрела на нас множеством светлых окон. И вообще не было в ней какой-то фундаментальной угрюмости, свойственной реальному миру. Именно из-за этой угрюмости терпеть не могу все больницы и поликлиники. Суеверным или повернутым на магии никогда себя не считал, но все равно сидишь где-нибудь в очереди и поневоле закрадываются мысли, что здесь люди помирают. Может, даже в этот самый момент. Но у этого местечка вайб был вполне себе позитивный. Как в тайкуне комическом вроде Two Point Hospital.
Когда зашел в приемное отделение, этот вайб только усилился. Ничего роскошного, но вполне цивильно и на совесть отделанный холл. В углу телевизор висит с музыкальным каналом, транслирует клипы каких-то очередных корейцев. Забавно. И этот мир не избежал кей-поп безумия.
Интересно, жаждут ли узнать местные девчонки, чем пахнут члены группы БэТэЭс?
(а вдруг и твои подружки по литературному клубу не прочь были бы это выяснить)
Саёри и Нацуки — вполне возможно. Хотя у Сайки я никаких фанатских штук не видел, а ведь мерч как раз на таких вот девочек-припевочек и рассчитан. Моника, пожалуй, для корейщины слишком… рафинированная, а Юри наверняка угорает по какому-нибудь прогрессив-металу с песнями по пятнадцать минут. Или блэкухе, чем черт не шутит. Надо будет поинтересоваться при случае.
— Оформляй новенького, Кайри, — обратился отец Нацуки к девушке за стойкой, — подозрение на травму головы.
Та стряхнула со лба прядь волос (интенсивно-красных, опять очень анимешный оттенок, чтоб я грешным делом не забыл, где нахожусь) и щелкнула мышью.
— Кодзи, ты же знаешь, что в таком случае каталка нужна, если ЧМТ, то нагрузки им противопоказаны.
— Он от нее отказался, — спокойно парировал мужик, — я предлагал. Просто когда парень в его возрасте в обмороки хлопается, это не нормально. Лучше будет, если Хагельман посмотрит. Он мужик умный.
— А какой у него возраст, кстати? — спросила Кайри.
Вместо ответа я протянул ей свою карточку ученика. Девушка кивнула и принялась заносить сведения в компьютер. Делала она это не очень ловко, одним пальцем по клаве тыкала, прямо как моя мамка с новым айфоном. Наверное, недавно только на работу вышла, еще не освоилась. Мы втроем — я, Моника и Кодзи — терпеливо ждали, пока эта самка слоупока переборет наконец систему. В приемном, кроме нас, почти никого не было. Только какой-то мелкий пацан со здоровенным пластырем на щеке ползал по дивану рядом с усталым парнем в футболке с черепом. В руках у мальчика мельтешили две зеленые фигурки.
— Папа, мы огки, огки! — радовался пацан, изображая звуки ударов.
— Да-да, — покорно соглашался отец, — орки. И урук-хаи. Не упади только, чучело мое.
(как же нечеловечески он заебался, согласись)
Почти как я сегодня. Да когда ж эта альтернативно одаренная закончит уже заполнять мои документы?
Время продолжало тянуться. На экране телевизора корейцев сменило изображение ночного города с высотками и неоновыми вывесками. Под бодрый евробит на экране появилась заставка. «ТУРБО РАЙДЕР» — гласили яркие буквы.
Поподробнее узнать, о чем это шоу, я так и не смог — отвлекли.
— Кто ваш контакт в экстренных случаях? — осведомилась Кайри.
— Я, — встряла Моника, — вот номер, запишите. Имя Моника, фамилия Сальвато.
— Какая у тебя подружка инициативная все-таки, парень, — заметил Кодзи.
— Ага, — машинально согласился я.
И только потом, когда Моника сцапала мою ладонь и сжала ее так, что могла бы сломать мне пару костей, до меня дошел смысл сказанного. Вот и все, кажется. Нагулялся свободным, начинаю себя закабалять.
(да к черту, ты и так на гарем выходить собираешься, можно уже начинать)
Тоже верно.
Наконец с забивкой инфы в компьютер было покончено. Кайри вернула мне карточку и сообщила.
— Повезло вам. Обычно доктор Хагельман в это время уже уезжает домой, однако сегодня по записи должен был прийти один постоянный пациент, который так и не явился. Поэтому вас ожидают. Офис направо и по коридору до упора.
Мы туда и направились. Перед самой дверью я взял Монику за плечи и сказал:
— Спасибо, Мони, дальше сам как-нибудь. Если я с тобой туда пойду, это будет инфантильно и кринжово. Сразу чувствую себя каким-нибудь лысеющим сорокалетним задротом, который до сих пор с мамой по врачам ходит. Брр, аж противно.
Моника усмехнулась.
— Надо же, Гару, не знала, что ты переживаешь из-за боязни показаться уязвимым. Я полагала, современных мужчин такое не особенно беспокоит.
Тебе-то откуда знать, а? Тяночка моя худенькая, нецелованная и далее по списку.
— Не знаю насчет остальных ничего, — заявил я, — но лично мне будет неловко.
Она поправила волосы и чуть наклонилась ко мне.
— Хорошо, Гару, тогда не стану ранить твою мужественность. Пойду решать вопросы с оплатой. Знаешь, нахожу удивительным, что это как раз тебя не задевает.
— Ничуть, — заверил я ее, — у нас с тобой блага несправедливо распределились при спавне, поэтому на такое я пойти готов. И даже всячески приветствую.
Она закатила глаза и буквально втолкнула меня в кабинет.
Доктор Хагельман оказался смуглым дядькой лет сорока пяти. Лицом он удивительно напоминал известного нынче актера Оскара Айзека. Запомнил я его, потому как по этому Айзеку что Ленка, что Милка кипятком ссались. Сам же к нему был равнодушен — мне больше по душе другой Айзек, тот шкет, что в подвалах всяких мерзотных чудовищ заплакивал насмерть.
(хорошо что ты в ту игру не попал, правда?)
Господи Боже, да.
Хагельман долго вокруг меня суетился, проверял рефлексы зачем-то, потом в глаза фонариком посветил. Я такое пару раз видел на матчах НБА после особо жестких падений, однако сам испытал впервые. Осматривал он меня весьма дотошно, но я предполагал, что этим все не ограничится. Так и оказалось.
— Пройдемте, юноша, — сказал Хагельман, указывая в смежную комнату, — сейчас проведем магнитно-резонансную томографию. У вас противопоказания есть? Кардиостимулятор, слуховой имплант, может, металлосодержащие элементы?
Да черт его знает, этого ГП. Может, он на самом деле как Терминатор, весь металлический.
— Да не должно быть, — сказал я неуверенно.
Доктор нахмурился.
— А медицинская карта у вас с собой?
Почти, доктор. В Москве лежит. Щас сгоняю, мигом.
— Нет у меня ее. В предыдущей клинике потеряли, — соврал я, — а электронного документооборота там не предусмотрено. Главврач упоротый ретроград, наверное.
Хагельман понимающе кивнул. С такими кадрами он явно сталкивался.
— Ложитесь. Процедура не самая комфортная, — пояснил он, — во время обследования будет много громких и резких звуков, поэтому, голубчик, постарайтесь не дергаться, хорошо? Вот вам наушники, наденьте. Как только начнем процедуру, я вам музыку пущу, и все спокойно пройдет.
Кое-как я залез на холодную поверхность и постарался устроиться поудобнее. Вышло с трудом — слишком уж жестко для моей костлявой спины. Но бывает и хуже — один знакомый с работы как-то делал снимок шейного отдела. Чел он достаточно габаритный, килограмм сто двадцать в тушке будет, так в клинике его в аппарат сперва еле засунули, а потом еле достали — все плечи в мясо ободрал. Видимо, томографы в Китае закупали и на нашего русского мужика они были рассчитаны чуть менее, чем совсем никак.
В моем случае обошлось, но ощущения все равно были дискомфортные.
Хагельман вручил мне наушники и нажал на клавиатуре пару кнопок. Аппарат загудел и отправил меня в свое темное нутро.
(проглотил. прямо как та же анаконда пресловутая)
Стараясь об этом не думать, я попытался отвлечься. Как раз в это время в наушники пустили саундтрек. Почему-то казалось, что в таких местах непременно используют какой-нибудь эмбиент расслабляющий или музыку в духе группы Энигма. Но Хагельман умудрился удивить — включил нью-вейв. Простенький, но симпатичный. Отчего-то мне показалось, что я его где-то уже этот трек слышал. Может, на ютубе попадался в очередной компиляции, коих я тысячи переслушал во время подготовки к экзам. А может, все из-за вокала. Немного депешей напоминает, только с очень… немецким прононсом.
Like the wind, you came here running
Take the consequence of living.
There’s no space, there’s no tomorrow
There’s no sent communication
Странно. Трек вроде живенький, и гитару подвезли, и синты на фон, а такая тоска одолевает. Даже захотелось выйти куда-то во двор пятиэтажки и курить, глубокомысленно глядя в серое небо, как последний думер, блин. Хотя на меня многие штуки из той эпохи подобным образом действуют — тому, кто все детство в Вайс-Сити провел, такие песни как родные.
Check it in, check it out,
And the sun will never shine.
They’re alive anyway,
In the subways of your mind.
Когда с процедурой закончим, надо будет спросить у этого Айзека на минималках, что он тут ставит. Штука зачетная, в плейлист залетит однозначно. Правда, качество не ахти, как будто не очень хорошо рипнутую мп3шку слушаешь. Ну да ладно, по крайней мере, это лучше, чем унитазный скрип и скрежет томографа. Он как раз настойчиво пытался пробиться в уши.
(а ничего, вполне можно и полежать. как в камере сенсорной депривации. ну знаешь, такие баки с соленой водой)
Песня оказалась коротенькой, всего-то три минуты, не больше, и я уже начал прикидывать, что там дальше будет. Кьюр или какие-нибудь Джой Дивижн, однако безымянный трек запустился по второму разу. Понятно. Кажется, Хагельман сэкономил на фонотеке.
(здесь могла быть антисемитская шутка, но даже я не настолько отбитый, хихи)
Правильное решение, мозг, правильное решение. Пока что полет нормальный, подумал я… и тут же сглазил. Немилосердно засвербило где-то в районе левой лопатки. Ненавижу такие моменты. Собрав весь имеющийся запас терпения в кулак, я попытался стоически вытерпеть этот гребаный зуд, но хватило меня ненадолго, секунд на пятнадцать. Господи Исусе, ну почему именно щас?
(погоди-ка, отвлекись от своего горя чуток и послушай)
Сначала я не понял, к чему это. А потом услышал. В музыке что-то изменилось. Не настолько, чтоб броситься в уши, но достаточно, чтоб я заметил. Ритм стал медленнее, а в партии гитары добавилось характерного хруста. Словно звукарь взвинтил ей уровень настолько, что он клиповать начал. Странно, конечно, но, может, это от томографа помехи? Щас как раз самый разгар обследования, а я весь, черт побери, чешусь. И если сейчас же что-нибудь с этим не сделаю, то поеду крышкой нахрен. Хагельман, конечно, двигаться не велел, но если очень хочется, то можно.
Я попробовал слегка шевельнуться и осознал, что не могу этого сделать. Вообще никак. Даже голову передвинуть не выходит. Тут же ледяной волной накатила жуть, но целиком сознание уже не поглотила. Не новые ощущения — примерно так же было…
(где?)
…в кошмарной клубной комнате с Юри и остальными. Точно, именно там. Я почувствовал, как по лбу ползет капелька холодного пота. Казалось, что стенки аппарата начали сжиматься, как бы сдавливая. Никогда клаустрофобом не был, лифтов и прочих замкнутых пространств не шугался. Но, кажется, для всего есть первый раз. И как раз подошло время для моего.
— Доктор, эй, — попробовал позвать я.
И опять ничего. Ни звука не вышло из груди, а если и вышел, то его заглушил либо шум аппарата, либо то, что играло в наушниках. Трек меж тем пошел на третий круг. Теперь уже все маски были сброшены, и из-под них проглянуло отвратительное, оскаленное мурло с опарышами, снующими туда-сюда под кожей. Песня звучала так, будто ее оцифровали с тысячу раз пережеванной, порванной, а потом снова склеенной кассетной пленки. Звуки плыли, заикались, накладывались друг на друга. Гитарная партия местами превратилась в утробное жужжание.
— Хагельман, у вас аппарат барахлит, мать твою, вытащи меня, — заорал я.
На самом деле только подумал, что заорал. Лежал себе тихо, вытянув руки по швам. Точно крепко заснул.
(или умер)
Нет. Я, черт возьми, жив. А даже если сдохну, в ад идти рановато. Тут еще есть дела неоконченные.
— Я. Хочу. Выйти, — отчеканил я. Послал мысленный сигнал.
— And the sun will never shine, — отозвалось в наушниках. На этой строчке песня и застряла. Как будто игла на дорожке поцарапанной пластинки застряла. Фраза повторялась раз за разом. В голосе вокалиста уже не то что немецкого акцента не было, вообще никакого. Готов поставить шляпу Манки. Д. Луффи, что человеческая глотка такие звуки издавать не может. Я зажмурился и ощутил, как холод и страх своими липкими пальцами обхватывают тело. Оно вдруг стало таким маленьким. Какой же ты, Гарик, все-таки, идиот.
Было огромной ошибкой подчиняться Монике и ехать сюда.
Было огромной ошибкой приходить сегодня в школу.
Было огромной ошибкой слушать Саёри и вступать в клуб.
Было огромной ошибкой скачивать эту идиотскую игру.
Было огромной ошибкой…?
Даже если и так, я их уже совершил. Нет смысла сожалеть о том, что произошло.
— Я. ХОЧУ. ВЫЙТИ, — заревел я. Показалось, что сейчас голова лопнет, как перезревшая дыня — так непросто было сдержать весь напор, который я вложил в этот вопль.
Парадоксально, но он помог. Все затихло. Вообще все. Ушла музыка, ушел шум томографа. Не осталось ничего.
(hello darkness my old friend)
Да-да, приятель. Звук тишины.
— Я хочу выйти, — повторил я.
И мне ответили. К сожалению, это был совсем не доктор Хагельман.
— Здесь некуда выходить, — сказал голос из темноты. Всего три слова, но я сразу же узнал его. Потому что голос был моим.