Узнав собственный голос, я затрепыхался еще активнее. Потому что внутри головы что-то слышать — одно дело; хоть и нездоровое, но для людей творческих вполне объяснимое. А я ж теперь поэт, как-никак. Но когда твоя речь доносится из ниоткуда — это уже повод выстроить если не коттедж кирпичный, то хотя бы домик для гостей.
— Ты кто? — спросил я, попутно пытаясь вернуть контроль над телом. Никаких успехов. Когда-то приходилось во всяких мотивирующих бложиках читать про одного то ли француза, то ли итальянца, которого разбил мощнейший паралич. Но бедолага не сдался, а с помощью сиделки надиктовал то ли пять, то ли семь книг, общаясь исключительно глазами.
Хороший, казалось бы, пример, да. Но только там не упоминали, что скорее всего, у дядьки имелось достаточно бабла на то, чтобы оплачивать услуги этой самой сиделки. И лежал он наверняка не на продавленном матрасе в общаге. Хотя даже с этим участь малоприятная. Беспомощность — омерзительное чувство.
— Как пелось в одной дурацкой песне, все не так уж важно, Гарик, — ответил голос, — времени у меня совсем крохи, поэтому буду краток. Путь ты выбрал правильный, одобряем-понимаем. Но вот методы у тебя… скрипт, он, конечно, гибкий, если чуть мотив поменять — он подстроится. Но ты бежишь по нему как слепой лось через горящую тайгу, блядь. Так не делается, тоньше надо работать, незаметнее. Или захотел посмотреть, как реальность по швам расходится? Ощущения далеки от приятных… хотя стоп, ты же там был уже недавно, — раздался вдох с присвистом, — точно! А я-то думал, от кого этот запах идет? Уж грешным делом подумал, что сам провонял. Короче, Игорян, вообще это не положено, конечно, мне прилететь может, но жаль тебя, наломаешь дров полный сарай, потом век не разгребешься. А полторы недели — это не срок…
— Какие полторы недели? — спросил я. Вообще вопросов к этому «богу из томографа» было до хрена и больше, но почему-то в нужный момент появился именно этот, — фестиваль в понедельник уже.
— Так только первый акт в понедельник кончается, дебил, — отозвался (и обозвался) голос. Хотя, кажется, сердился он не особо, — и в твоих интересах сделать так, чтоб его финал был счастливее, чем в оригинале. Если запорешь, придется второй акт проходить. А делать все, что ты должен успеть за эту неделю, когда на тебя всякие скримеры ворохом сыплются, ой как неприятно. Ноль из десяти, не рекомендую.
Ну да, а сейчас-то я по зеленым альпийским лугам из рекламы шоколадок гуляю, счастья полные штаны. Стресса, черт возьми, больше, чем в тот раз, когда меня единственным тестером на проект закинули. Только я, полусырой билд и два прогера — один в Кемерове, другой в Астане. Искра, буря, БЕЗУМИЕ.
— А что конкретно я должен успеть? Ты бы алгоритм разложил, что ли, если нет ТЗ, результат ХЗ, как у нас говорят…
— Если все раскладывать буду, — оборвал голос, — меня самого разложат. По косточкам. Главное, не загоняйся сильно. Для начала не дай Саёри повеситься, я ж говорю. А там уже поймешь. Ты вроде не тупой.
Не очень-то я поверил в эту его похвалу, тем более, что к ней добавилось что-то еще. Расслышать в точности мне помешал шум в ушах. Как будто кто-то выкрутил на старом телевизоре ручку громкости до упора. Я поморщился и хотел зажать уши, но тело так и не слушалось.
— Моникой сильно не увлекайся, — посоветовал голос, — она очень ловко прикидываться умеет. Кнутов и пряников в загашнике столько, что хватит и на БДСМ-вечеринку, и на тульскую ярмарку. Это все ложь. Зубы заговорить она мастер, но помни, что ее главная цель — из игры свалить. И если ей хоть кто-то предложит план побега, госпожа президент тебе столько ножей в спину натыкает, что ты на ежика похож будешь.
— Так я сам и предложу, — ответил я.
На это голос только рассмеялся. Причем так искренне, как будто сам Господь рассказал ему анекдот про рядового Табуретку.
— Успехов тебе тогда, хорошего настроения и здоровья, брат. Забот будет полон рот. Так что я бы порекомендовал сбегать до гастронома и закупиться кофе и энергосами. Спать ты в ближайшее время не будешь.
Да и насрать, в общем-то. Если тут по ночам только кошмары показывают, буду превозмогать. Какой там рекорд установил школьник из Штатов? Одиннадцать дней? Херня вопрос, перебью.
(раз-два, Юри заберет тебя)
А я и не против. Постой-ка. Ты что думаешь о нашем, кхм, собеседнике?
(на первый взгляд все ровно. однако стоит копнуть чуть поглубже, и вот из брюха уже лезут ксеноморфы. и если ты подумаешь, то сам и найдешь закавыку. давай, я в тебя верю)
Я напрягся, и голос это почувствовал, потому что притих. Да и вообще все вокруг притихло. Даже томограф. Хотя слух не пропал — снаружи до сих пор доносился гул компьютера, щелчки мыши и… кое-что еще. Доктор Хагельман, дабы скоротать время, напевал себе под нос:
Check it in, check it out, it’s the summer blues
Tear it in, tear it out, as they’re leaving you
Check it in, check it out, it’s the summer blues
Tear it in, tear it out, as they’re leaving you…
Я обозлился на него. И на того, кто со мной говорил, тоже. Такая штука клевая, а я теперь ее без содрогания и морозца по коже слушать не смогу. Хоть и в мелочи, а жизнь умудрились испортить, ублюдки.
(да ты думай, твою мать, не отвлекайся)
Изгнать из памяти навязчивый мотив получилось не сразу, но как только я это сделал, мозаика в голове начала складываться. И один кусочек в ней торчал явно не на своем месте.
— Погоди-ка, — начал я осторожно, — вопрос у меня есть.
— Быстрее давай, — в голосе появилось раздражение. Как будто мы с ним стояли на остановке, и я мешал сесть на последний трамвай до дома.
— Когда ты меня отчитывал щас, то сказал, что работать надо осторожнее. Чтоб скрипт не сошел с ума и не посыпался, как сюжет в четвертой фазе Марвел. И при этом говоришь, что мне нужно все исправить. Бро, тут либо крестик снять, либо трусы надеть. Без коренных изменений обойтись никак не выйдет.
Крыть ему оказалось нечем, поэтому голос снова замолчал. Надолго. Хотя хер знает, сколько времени на самом деле прошло. Внутренний таймер опять не фурычил.
— В твоих словах есть резон, — согласился «я», — но, к счастью, тут мои полномочия уже все, окончены. Надо бежать, а то щас начнется…
— Погоди, куда бежать-то? Что начнется? Что мне делать? — принялся засыпать я собеседника вопросами.
— Лежи пока, томографируйся, дальше разберешься, — ответил он туманно, — в конце концов, я всего лишь плот твоего воображения.
— Херовые у моего воображения плоды, — проворчал я, — невкусные и сытости никакой.
Тела у него не было (а может, я не видел, опять в темноте оказался. слишком уж часто это стало происходить). Но даже по интонации было понятно, что щас этот зануда палец указательный поднял.
— Не плод, а плот, — поправил он, — свитый из песен и слов. Ну давай, Гарик, будь здоров, не кашляй! Обнял!
Ох я бы его сейчас тоже обнял, да так, чтоб косточки хрустнули и хребет в трусы осыпался. В этом, пожалуй, большой плюс бестелесности — выебывайся себе сколько влезет и никто тебе ничего не сделает. Кроме «Охотников за привидениями» с их турбо-пылесосами на спинах. Но у меня такого пылесоса при себе не имелось. Поэтому все, что оставалось — бессильно бухтеть и скрежетать зубами. Как раз этим я и занимался, когда процедура закончилась, и аппарат выплюнул тело наружу.
— Голубчик, вам настолько неудобно было, что ли? — забеспокоился Хагельман.
Черт, у нас опять протечка эмоций на поверхность. Код красный, немедленно ликвидировать! Крутим колесо отмазок!
— Все нормально, — я постарался улыбнуться. Улыбка вышла жалкая и кривая, как пластилиновая поделка детсадовца, но хоть так, — просто не привык.
Хагельман, однако, на нее купился. Или оказался достаточно деликатным, чтобы не подать виду.
— Это даже хорошо, что не привыкли. И не привыкайте. На расшифровку результатов мне потребуется некоторое время, от пятнадцати минут до получаса, так что если вы не спешите…
— Не спешу, — успокоил я его, — подожду снаружи.
Он одернул халат, извлек из кармана очки в старомодной роговой оправе и устроился за компьютером.
— Как только будет готово, я вынесу вам заключение, и домой поедете.
Я поблагодарил доброго доктора и покинул кабинет. Напоследок еще раз глянул в сторону аппарата. Его холодный зев совершенно мне не нравился.
(and the sun will never shine)
Моника встретила у самых дверей — встревоженная, пунцовая. Сходу схватила за руки. Я даже слегка опешил — не привык к такому публичному проявлению чувств.
(сильные слова для того, кто сосался с ней в первый раз в фешенебельном рестике, парень)
Хорошо, что ты всегда рядом, чтоб напомнить мне о таких вещах, чесслово, что бы я без тебя делал.
(прозябал бы в нищете, трубил бы с зари до темноты кассиром в «пятерочке» и выдавал бы всяким скуфидонам пакеты под пивасик с рыбой)
— Ну что? Доктор что-нибудь сказал?
Ее зеленые глаза прямо-таки горели тревогой. Не скрою, даже чутка польстило. Часть меня захотела сообщить, что у ГП хищный турборак в черепе сидит, только чтоб за ее реакцией посмотреть,
(хедкраб, хихи)
но как-то неудобно стало. Обидится еще.
(как же ты воняешь слабостью. четыре дня прошло. четыре. а в тебе уже пропал дух авантюризма)
— Еще нет, — я взял руки Моники в свои, — велел полчаса подождать, пока заключение составляет. Пойдем пока посидим.
Она спорить не стала. Мы возвратились в холл и устроились на освободившемся диване — маленький любитель зеленокожих громил и его батя уже ушли. Я задумчиво уставился в телевизор. По экрану на фоне фиолетовой луны ползли финальные титры. Мда. Если я изо дня в день буду попадать в такие переделки, стресс рано или поздно перехлестнет, и тогда финальные титры настанут уже для меня. На могилке выбьют какую-нибудь эпитафию. Может, даже Юри расщедрится и сочинит оду в честь безвременно погибшего. А Нацуки на поминки испечет кексы.
— Как ты, Гару? — осведомилась Моника, — Нормально перенес процедуру?
Конечно, дорогая, разумеется. Пару глюков, конечно, хватанул в процессе, а еще у меня, по ходу дела, личность дальше продолжает расщепляться, скоро буду как Джеймс МакЭвой в «Сплите». Но в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо. Раз любишь игрока, то будь добра принимать его вместе с шизой.
— Ничего, все в норме, — сказал я, решив не посвящать Монику в путешествие по чертогам разума, — устал только.
— Еще бы не устал, — заявила она, — если все обойдется, ступай домой и отдыхай. Посмотри кино, в приставку поиграй, не знаю, в интернете повиси…
(ЗАВИСНИ. прямо как Саёри)
— Да я хотел щас еще проехаться в одно местечко…
Договорить мне она не позволила. Прожгла взглядом до самых кишок. Если б у Моники в глазах были лазеры, как у капитана людей Икс, от меня бы только кучка пепла на диване осталась, чесслово.
— Поезжай домой, Гару, — отчеканила Моника, — не заставляй лично тебя укладывать, ладно?
Властные женщины — не мой кинк, поэтом ребята, симпящие по леди Димитреску всегда немного настораживали. Но отчего-то сейчас показалось, что Моника вполне смогла бы стать ГОСПОЖОЙ. И не только президентом. Так, не думать об этом, ни в коем случае не думать. Я перед секретаршей как на ладони, а брюки школьной формы не то чтобы очень хорошо скрывают фигуру.
Но и спустить такую предъяву на тормозах тоже нельзя. Нечего перед ними робеть.
— Это кто еще кого уложит, — усмехнулся я, — один раз я тебя сегодня уже переиграл и уничтожил. Могу и повторить.
Моника притворно закатила глаза.
— Какой ужас, даже не знаю, что делать. Ты настоящий хам и мужлан, Гару. Возможно, Нацуки абсолютно права насчет тебя и твоего влияния на клубную атмосферу.
Я усмехнулся.
— Знала бы ты, какие слова витали у нас в клубной атмосфере, когда Нацуки пыталась достать свою коробку с мангой. Я думал, ее разорвет от досады.
Моника засмеялась. Сначала в полный голос, но когда секретарша Кайри покосилась на нас неодобрительно, обороты сбавила.
— Уже в курсе! Если честно, иногда я нарочно туда эту несчастную коробку пихаю, чтоб Нацуки позлить. Она так потешно бесится. Все время новые ругательства изобретает. А знаешь, что самое забавное? — она наклонилась к моему лицу, и я снова ощутил сладкий запах ванили. Даже одурманило слегка.
— Что? — я потер виски, пытаясь прийти в себя.
— Я ставлю коробку на верхнюю полку безо всяких проблем. А Юри даже выше меня. Она может помочь Нацуки с ее… проблемой в любой момент. Но помощь не предлагала никогда, ни единого раза!
Я вежливо улыбнулся. А про себя подумал, что удивительного в этом ноль целых ноль десятых. Юри и Нацуки как ментос с кока-колой, любое соприкосновение чревато потенциальным пиз…кхм, концом света. Наша пышнотелая тихоня, может, была бы и готова подсобить одноклубнице. Да только вот Нацуки скорее руку себе столовой ложкой оттяпает, чем признает, что ей самой не справиться. Юри же знает, что в ответ на свою доброту получит только насмешки и агрессию. То, что эта агрессия не всерьез, она не понимает. Поэтому ситуация патовая — девочки друг друга просто не услышат.
— Послушай, а они вообще… дружат? — спросил я.
Моника пожала плечами.
— По скрипту — более-менее. А если брать за его пределами, то все становится сложнее. Характеристики, которые в девочках заложены, весьма ощутимо мешают. Конечно, основная заслуга в этом у Нацуки, думаю, ты и сам понимаешь, почему. Но и Юри не ангел. К другим иногда очень высокомерна, а самой слова не скажи — сразу обижается. Если бы ты только знал, Гарик, как утомительно поддерживать баланс в столь тонко настроенной системе…
Вообще-то я не заметил, чтоб Моника прям усердствовала на этом поприще. Напротив даже — к своим президентским обязанностям она относится довольно безалаберно. Причем именно тимбилдинг и проседает — все конфликты решать пока что приходится мне.
(а сколько еще их впереди будет, этих конфликтов)
Будем надеяться, что немного. Но не удивлюсь, если щас какой-нибудь демиург злобно потирает ладошки и собирается какую-нибудь новую напасть на меня напустить. Например, Саёри решит забацать к ужину стейк ти-боун с гарниром из обжаренных грибов и спалит хату к херам собачьим.
— И ты не хочешь, ну там, предпринять что-нибудь, чтоб они пореже друг с дружкой срались? Если б клуб поменьше напоминал политические ток-шоу, народ бы к вам охотнее шел.
Моника покачала головой.
— Гарик, даже если бы мы проводили собрания голыми, на них бы никто не ходил. Это скриптовая рамка, ее не обойдешь.
Я поднял бровь.
— И даже сейчас? Когда мир работает на полную мощность.
— Абсолютно, — парировала моя собеседница, — глубина проработки в данном случае ни на что не влияет. Ты можешь даже провести опыт, если хочешь. Подойди к кому-нибудь из одноклассников и предложи ему или ей присоединиться к литературному клубу. Полагаю, реакция тебе понравится.
Я сразу же подумал о соседке по парте — невзрачной тянке с хвостиками, которая пару дней назад сидела со мной на истории. Если так подумать, то невзрачными были почти все люди, которых я пока тут встречал в школе. Да, у них чудные прически и волосы с глазами диких цветов, но в остальном картонки картонками.
— А если хочешь ответа на свой вопрос, то я бросила пытаться, — пояснила Моника, — зачем распыляться перед девочками? Даже если они поверят, все равно скрипт все вернет на круги своя, и через неделю это уже будут не те люди. Я не стала тратить на них время, оно здесь весьма… ценится.
На экране-то да. Особых эмоций к спрайтам не испытываешь, даже если они недурно сделаны, но сейчас-то вокруг живые люди. В голове замелькал каскад картинок. Вот я обрабатываю салфеткой ладошку Саёри. Черт меня дери, если эта кровящий порез был фальшивкой.
Вот Нацуки растолковывает мне значение какой-то хитрой отсылки в «Девочках Парфе», что-то про предложенные злодею печеные гайки. Я-то сразу смекнул, к чему это, но энтузиазм у нее был такой заразительный, что поневоле заслушался. Когда человек искренне от своего увлечения кайфует, это сразу чувствуется. Ты от него эмоциями заряжаешься. Наверное, в этом отчасти причина популярности всяких каналов с реакциями на ютубчике. Никакой компьютер не смог бы сделать настолько правдоподобно счастливого человека. Силенок не хватит.
И наконец, Юри с ее хрипотцой, копной волос до пояса и… не буду об этом, а то опять сенсорная перегрузка организуется.
(это как в новогодней рекламе m´´m´s. помнишь? он настоящий! они настоящие! только в обморок не упади)
— А если сейчас попробовать им рассказать? Ты об этом не думала? — спросил я.
Над моими словами Моника задумалась, хоть и ненадолго.
— Нет смысла, — сказала она, — даже если ты будешь очень убедителен, это ни к чему не приведет. Все равно что слепому от рождения человеку про цвета рассказывать. Он тебя не поймет, да и не захочет понимать. Девочки свой маленький хрупкий мирок любят и оберегают. Ни к чему брать кувалду и его крушить. К тому же такие… вольности только еще сильнее нарушат ход игры. А мне бы этого не очень хотелось, Гарик. Висеть в пустоте, ожидая перезапуска — не лучший вариант досуга.
Тон к концу этой небольшой тирады у нее сделался жесткий и холодный. Как будто рядом со мной очутилась Моника из третьего акта. А эта особа мне нравилась не слишком. Поэтому я замолчал и в задумчивости уставился на пол. С одной стороны, я вполне понимаю ее — после кучи прожитых циклов сложно снова начать относиться к неписям как к людям. А с другой… коробили меня ее слова. Я и сам не больно-то человеколюб. Даже двух косарей долларов на карту каждый месяц мне бы хватило, чтоб свести общение с людьми к минимуму. Но такое пренебрежение к одноклубницам все равно резануло, если честно. Да, с ними можно всякого хлебнуть, особенно с Нацуки…
(и Юри не забывай с ее вкусным чайком)
…но в сущности девахи же славные и безобидные. Ни в чем они не виноваты. Перед Моникой так уж точно. Пусть она лучше на геймдизайнера солится, который всю эту кашу заварил.
Сбоку раздались шаги. Я повернулся и увидел доктора Хагельмана с файликом в руках. Судя по его довольному лицу, новости доктор принес как минимум не кошмарные.
— Поздравляю вас, юноша, — возвестил Хагельман и протянул мне файлик, — вы не умрете.
Надо же, я что, прошел облучение и суперсилы получил? Совсем как невероятный Халк.
— Нет, умрете, конечно, — быстро поправился доктор, — но точно не в ближайшее время и не от причин, связанных с головным мозгом. Никаких нарушений я не обнаружил. Если подобные приступы повторятся, проведем еще одно исследование, на сей раз с контрастным веществом и сосудики посмотрим. Но пока я не вижу в этом необходимости.
Сложно было смотреть на Монику без триумфа. Я оказался прав. С телом все в норме.
(да какой уж тут триумф. ты просто день впустую потратил. а мог бы скататься границы города проверить)
— Спасибо, — ответил я, — хоть капля облегчения, доктор.
Хагельман посмотрел на меня строго. От этого сходство с Оскаром Айзеком только усилилось. Наверняка тут все секретарши по нему пищат втихаря.
— Отнеситесь серьезно к тому, что я скажу, молодой человек. Таблетками мне вас пичкать сходу очень не хочется, поэтому основная рекомендация — поумерьте уровень стресса. Понимаю, старшая школа, уроки, экзамены, поиск себя и все такое… это несладко. Постоянное напряжение изматывает. Я это не понаслышке знаю, как и всякий, кто на медицинском учился. Возможностей в жизни будет полным-полно, а вы у себя один. Тело — тонкий механизм, поломать его проще простого, а починять потом замучаешься. Отыграть назад уже не выйдет.
Я кивнул и еще раз поблагодарил Хагельмана.
— Вообще это против правил клиники, но к заключению я приложил мой телефонный номер, — продолжал добрый доктор, — в том случае, если произойдет рецидив или появятся предпосылки к нему… мало ли, дурно себя почувствуете… позвоните, и я приму вас без записи.
— Непременно, — пообещал я.
Надеюсь, что воспользоваться этой рекомендацией мне не придется. Очень надеюсь.
— Благодарю вас, доктор, — церемонно произнесла Моника. Кажется, даже поклонилась ему слегка, — уверяю, я прослежу, чтоб Гару исполнял ваши рекомендации в точности.
Я ничуть не сомневался в том, что даже без консоли она на такое способна. Не помню, у кого в мифах был великан с десятком глаз, все из которых спали в разное время. У греков, наверное, они по такой срани угорали. Вот и у Моники, подозреваю, тоже пара глаз на затылке имеется. Хагельман дежурно улыбнулся в ответ и уже собрался возвращаться восвояси, когда я вспомнил, что забыл спросить у него кое-что. Кое-что важное.
— Эй, доктор, можно еще вопросец? — окликнул я.
Он одернул халат.
— Да, конечно, что такое?
(как же щас глупо это прозвучит, не строй из себя дурака)
Заткнись. Мне надо знать.
— Что за песня играла сегодня, пока я в аппарате лежал? Первая самая.
Хагельман озадаченно почесал подбородок, густо поросший черным волосом.
— Да черт его знает. Она в каталоге под именем «Неизвестен — Без названия» значится. А что?
Хм. Так и думал. Кажется, саундтрек к моему нарождающемуся безумию так и останется неизвестным.
— Да нет, ничего, — ответил я и направился к выходу.
К вечеру вновь стало прохладно. Я даже подумал, что к списку дел надо непременно добавить визит в магазин с одеждой. Хотя в бумажнике у меня мышь повесилась, так что придется ограничиться секонд-хендом. Если таковые здесь имеются.
(да ладно жаться-то. попроси у Моники. шугар мамми тебе не откажет. скажи, что все отработаешь, она обрадуется)
Я пока морально не готов переходить к образу жизни альфонса, уж прости. Лучше буду бомжом, собирающим бутылки, чтоб заплатить за номер в гостинице. Зато сохраню свою гордость и достоинство какое-никакое. Существовать за счет тянки — такая себе идея. Даже если эта тянка на полставки когда-то была всемогущей повелительницей мира.
— О чем задумался?
Не к ночи будь помянута. Моника придвинулась ближе и аккуратно взяла меня под локоть. Мы как раз покинули территорию больницы и шли по дорожке вдоль зеленеющих посадок.
— Ни о чем. Умотался что-то, — признался я, — за эти четыре дня пережил столько, что на целый год там хватило бы.
Пояснять, где это «там» не стал — силы берег. Тем более, что они нам понадобятся, потому что домой придется на своих двоих топать. Но Моника и так все поняла.
— Почему? Ты скучно живешь, Гарик? — тон у нее был игривый, насмешливый. Но что-то мне подсказывало, что ответ на данный вопрос она хотела знать всерьез.
И что говорить? Что я каждый будний день просыпаюсь, логинюсь в систему контроля, потом сижу на дейликах с людьми, которые бесят, перерываю мегабайты душной документации, добавляю к этим мегабайтам новые (это тоже бесит). И копаюсь в билдах разных кривых приложух, выискивая в них баги. Прямо как обезьяна вшей в голове у сородича ищет. Уровень сложности примерно сопоставимый. Когда смена на галере заканчивается, залипаю в какие-нибудь игрушки, желательно спинномозговые — к концу дня на тексты глаз смотреть уже не может. То есть буквы, конечно, видит, но содержание за ними ускользает.
В выходные картина не сильно меняется. Суббота проходит в максимально ленивом режиме. Обычно я отсыпаюсь, потому что гибкий график на поверку такой гибкий, что хребет тебе сломает. Так что остается лишь воскресенье. Туда и приходится втискивать социализацию, чтение и всякие хобби типа создания синтвейва в любимой «фл студио». Второй сольный альбом пилю уже восьмой год.
Навряд ли Монике придется по душе такой стиль жизни. Она ж активная, пробивная и вообще наверняка зарядку по утрам делает, а потом постит очередной сельдереевый смузи в местный аналог инсты.
— По сравнению с этим скучно, да, — не стал отпираться я, — но там никакого скрипта нет. Мир — одна здоровенная песочница, если можно так сказать. Но с подвохом. Свобода воли у тебя вроде как есть, но очень часто попытки радикально поменять свою жизнь оборачиваются такой болью в жопе, что с ума можно сойти.
Моника нахмурилась и поджала губы. Кажется, я снова триггернул ее комплекс «Капитана Америки». Но это ничего. Пусть закаляется. Люди, падающие в обморок от слова «хуй» всегда меня забавляли.
— Например? — спросила она после затянувшейся паузы.
— Взять те же границы. Ты не можешь просто взять и поехать жить в другую страну. Бюрократия во все поля — возня с визами, разрешениями на въезд, кучу документов нужно собрать, да и денег нужно немало, особенно, если едешь в страну типа Канады, Австралии или Швеции. На один перелет столько уйдет, что за голову браться хочется. И так во многих сферах жизни. Слишком много абсолютно ненужных, пустых переусложнений. Либо ты с ними миришься и играешь по заданным правилам, либо не миришься. Такое тоже бывает. Строишь себе в тайге какую-нибудь хижину и живешь там отшельником. На натуральном хозяйстве. Второй варик выбирают редко.
Увлекшись разговором, я не заметил, как мы вышли к реке. Ну, как реке… ручейки такого масштаба в моем мире ласково называют «речками-говнотечками». Кому пришло в голову соорудить через эту «водную артерию» мост, ума не приложу, однако же кто-то до этой блистательной идеи додумался. Вдобавок еще и подошел к делу с выдумкой. По всей длине стоят красивые фонарики, до которых местные подростки еще не добрались. Перила у моста крепкие, да еще и покрашены совсем недавно. Только когда прислонился, сообразил, что их могли СЛИШКОМ недавно выкрасить, и отпрянул. Лишиться еще одного комплекта формы из-за собственной беспечности нельзя. Но обошлось.
Я вдохнул свежий прохладный воздух полной грудью и посмотрел вниз, на неторопливо бегущую воду. Моника присоединилась ко мне. Сперва она стояла чуть поодаль, но уже через полминутки придвинулась. При этом демонстративно ежилась. В социальных танцах я не слишком-то хорош, говорил уже, но этот намек был чуть тоньше футбольного комментатора Василия Уткина, поэтому даже мой барахлящий радар его распознал. Я приобнял Монику за плечи и прижал к себе. Кажется, все правильно сделал. Очередной день потихоньку заканчивался. Подумать только, уже четвертый. Мы перевалили за экватор. И пусть мне сегодня порядочно нашвыряли дерьма в лицо
(завтра я буду у тебя в офисе, и мы начнем сортировать эту кучу)
стоит признать, что все не так уж плохо. Речка текла вдаль, в воде отражались рыжие солнечные блики. Над нами кружились стайки птиц. Все вокруг дышало таким умиротворением, что все мысли о потенциальных угрозах вымело из головы.
(лишь бы это не было затишьем перед бурей)
Вымело из головы, я сказал. Наслаждаемся видом.
Опять поднялся ветер, и Моника принялась поминутно ерзать, поправляя прическу. Поначалу это казалось милым, но вскоре начало раздражать. Когда она в очередной раз завозилась, высвобождая руку, чтоб заправить прядь волос за ухо, я не выдержал:
— Да перестань ты дергаться, блин. Хуже Саёри! Нормально же стоим.
Госпожа президент надула губки.
— Гарик, с моим статусом я не могу позволить себе выглядеть «нормально». Единственный приемлемый вариант «хорошо», и то с натяжкой.
Я вздохнул.
— Перфекционизм очень помешает тебе в жизни, попомни мои слова. Если все время стремиться к идеалу, ты ничего и никогда не закончишь. И потом, ставлю сотку, что ты будешь выглядеть хорошо даже если тебя наголо обрить и облить… кхм, скажем, шоколадом.
Моника хихикнула.
— Боже, что за странные фантазии, Гарик, фу! Может, ты и впрямь извращенец, от которого стоит держаться подальше, м?
Обвинения она мне предъявила серьезные, но отстраняться не торопилась.
— Вдруг ты уже задумал завести меня, ничего не подозревающую, в какой-нибудь укромный уголок, а там… — промурлыкала Моника.
Что именно должно случиться «там», она пояснять не стала. К концу предложения даже смутилась. Но я такие игры с полунамеками не любил никогда.
— Прости, но нет, — заявил я, — секс предпочитаю дома, чтоб в наличии имелась чистая удобная постель и душ горячий. Эксперименты не моя фишка.
— Да ну? — сдаваться она не собиралась. Даже соблазнительности в тон добавила, — а когда ты снимал с меня пиджак в кладовке, так совсем не казалось…
Вот зараза. Кажется, с ней как в суде. Все, что вы скажете, может быть и будет использовано против вас.
— Это исключение. Которое только подтверждает правило, — нашелся я, — все произошло на эмоциях, в моменте…
(ага, будто клея нанюхался, хихи)
— Расслабься, — со смехом ответила Моника, — но не слишком. Если хорошо себя проявишь, то как знать, может, мы и проведем… индивидуальное заседание клуба у тебя дома.
(о да. ты бы хотел, чтоб она позаседала у тебя на лице, не так ли?)
— Что тогда в твоем понимании «хорошо»? — язвительно поинтересовался я, — Каким критериям должна соответствовать свиданка, чтобы завершиться индивидуальным заседанием?
Она чуть повернула голову и заглянула мне прямо в глаза. Что-то было в этом прямо гипнотическое.
— Я бы сказала, что сейчас она вполне соответствует.
Несмотря на то, что Моника не шутила, я с трудом удержался от смеха.
— Серьезно? Мы с тобой по больнице черт знает сколько прошарились, а теперь еще домой плестись через весь город…
— Это неважно, Гарик, — она стиснула мою ладонь, — мы вместе, вот что главное. Посмотри, как здесь красиво.
Пейзаж и впрямь был симпатичный, с этим солнцем, зеленью внизу, на берегах речушки, чистым небом и птицами, гомонящими о чем-то своем. Я смотрел на эту картинку, а в голове играла мелодия. Старая, родом точно из детства, печальная и светлая. Я никак не мог вспомнить, откуда она, как ни пытался. А потом дошло.
(помнишь, в детстве у тебя была денди? и многоигровка китайская. картридж с чайками. эта мелодия оттуда. не благодари)
Да, точно. Здесь, конечно, пляжа с пальмами не было, но атмосфера была та же. Спокойная, безмятежная… Усталость, навалившаяся за день, вспышки боли, голоса из тьмы, искажения реальности…все это отступало. Словно река под моими ногами уносила проблемы куда-то далеко.
— Красиво, — повторил я, — это правда.
Моника улыбнулась.
— Я никогда здесь не была, веришь ли, — заявила она, — знала, что такое место в городе есть, но и только. Не находилось причины прийти, понимаешь? Идти с кем-то из девочек было бы странно — слишком уж романтично, а я не по этим делам, как бы тоска ни давила. Одной по городу тоже гулять не очень-то весело, особенно когда симуляция не в полную мощь работает…Вот и вышло, что только благодаря твоему появлению мы сейчас тут. И знаешь, — ее голос слегка задрожал, — спасибо тебе.
Я замялся, пытаясь подыскать подходящий ответ. Но мозг подсовывал либо пошлятину, либо пустую браваду, либо кринж, уместный только в сопливых мелодрамах. Поэтому пришлось обходиться своими силами.
Губы у нее оказались холодными — то ли это меня нежданно в жар бросило, то ли моя спутница начала мерзнуть тут на ветру, но тем не менее. Бури эмоций, которая нахлынула на нас в кладовке, не было и в помине. Ее заменило что-то еще. Чистое, легкое и ласковое, как свет солнца, висящего над рекой. На мгновение даже показалось, что я забыл как дышать. Кажется, она тоже.
(а знаешь, по сравнению с тем, что было у вас в ресторане, она значительно спрогрессировала)
Но это замечание надолго не задержалось. Его тоже течением унесло.
— Пойдем домой, — сказал я, когда все закончилось, — ты мерзнешь.
— Не сейчас, — мягко сказала Моника и запустила руку мне в волосы, — с тобой мне теплее. Постоим еще чуть-чуть.
Я не стал спорить. Мы стояли, глядя на реку, на деревья и виднеющиеся вдалеке дома, а ветер вздымал с дороги желтые пылинки.
Наверное, это как раз и был тот самый момент, когда я окончательно поверил в то, что этот мир перестал быть картонными декорациями бесплатной визуальной новеллы.