— От самозванца слышу, — пробормотал я и убрал телефон в карман брюк.
По всему пока выходило, что я тут действительно чужой. Просто челик, временно исполняющий обязанности Гару. И царицей местной меня тоже соблазняли, только я поддался. Вон она стоит, белеет как парус одинокий.
Одним словом, как говаривали в помойном русском трэшаке, Гайдай какой-то. Разбодяженный с ужастиками.
Если бы еще неделю назад мне такое «письмо счастья» прислали, когда только заехал в тощее тело ГП, я бы славно психанул. Списал бы это все на проделки Моники и направился бы ей стрелку забивать за гаражами. Девочек бить нельзя, но некоторые так и напрашиваются в спарринг-партнеры.
(интересный факт: ты уже все закоулки в этом городе обшарил почти, но так и не нашел ни одного гаража. так что каноничную стрелку забить бы не вышло)
Я тебя уверяю, всякий русский человек обладает даром везде отыскать родные, милые сердцу ебеня. Так что дай мне еще несколько деньков, и я отыщу здесь целый район, где мужики под блатняк копаются в своих четырках и потягивают «балтику».
Увы, судя по ЭСКАЛАЦИИ КОНФЛИКТА, как говорят в новостях, этих деньков у меня нет.
— Поздравляю тебя, Моника, — я похлопал ее по обнаженному плечу, — только что мы с тобой пронаблюдали, как персонаж себе личность с нуля отрастил. За возможность рассказать его историю теперь все лайф-коучи драться будут.
Однако она не отреагировала. Видеть ее такой, застывшей как гипсовый бюст Ленина, было непривычно и отчего-то очень угарно. Не знаю даже, почему так развеселился — вроде бы расправой угрожают мне… но вместо того, чтоб бросить все и бежать к старообрядцам в тайгу, я хотел только ржать пока обед наружу не попросится.
Что-то видел я такое глубоко приятное в том, как трескается ее образ уверенной в себе королевы этого мира.
— Как думаешь, это потянет на лошадиную голову в постели? — продолжил я.
Моника часто заморгала. В глазах — чистейшее недоумение.
— Что, прости?
— Ну, знаешь, как мафиозные семьи в знак предостережения всяким дерзким, кхм… компаньонам подкидывают.
— Гарик, я тебя не понимаю, — с раздражением ответила она, — и, если честно, сейчас у меня нет желания восхищаться твоими энциклопедическими познаниями поп-культуры. Этот…
Тут я обратил внимание на то, как крепко сжаты ее кулачки. Ого. Сдается мне, что не только образ трещинками пошел, но и в целом картина мира. Одно откровение по сценарию игры Моника уже пережила, а теперь вот пришло второе. Незапланированное.
— Он не может! — процедила она, — он не должен! Это… это неправильно!
— Неправильно, Мони, рыбные консервы молоком запивать, — вздохнул я, — а тут, в этом мире, правила более гибкие. Ты же мне сама рассказывала, не?
Она круто повернулась ко мне, сверкнув глазами.
— Ты не понимаешь! Он — никто! Даже не ноль, потому что ноль — все равно хоть какое-то, но значение. А у него ничего нет! Эта кукла… не заслужила… сознания.
Последние слова Моника просто выдавила, выплюнула из себя. Получились они такими едкими и горькими, что даже кожу жгли. Я шагнул к ней и обхватил за плечи. Моника уткнулась мне в шею и обиженно засопела. Вполне понятно, почему вдруг ее так пришибло сейчас. Если ГП, бедный родственник, которому ни спрайта, ни файла не досталось, мог чувствовать и осознавать действительность
(а еще оказался злым и с хорошей памятью)
то, получается, девочки, у которых все это было, тоже были живыми. Я уже втолковал ей это тогда в коридоре, но только щас последний кусочек мозаики вставал на место. И процесс этот причинял боль.
— Прости, — сказала Моника тихо, — я опять повела себя недостойно.
— Достойно-недостойно — херня это все, — пресек я на корню самобичевание, — мы не по кодексу самураев живем и не в высшем обществе. Поэтому нет смысла волосы на голове рвать, особенно такие роскошные, как твои. Давай лучше подумаем, как нам осадить этого джигита и не помереть в процессе.
Моника еще раз крепко стиснула меня в объятиях и отстранилась. Прошла к тумбе, на которой стоял телевизор. Выдвинула ящик и что-то оттуда достала. Плоскую прямоугольную коробку.
(как думаешь, что там? вундервафля? орудие судного дня? смысл жизни, как у тарантино в «криминальном чтиве»?)
Тем временем Моника с улыбкой протянула мне коробку, и я понял, что все эти варианты оказались неправильными.
— «Скрэббл»? Ты предлагаешь забаффаться тройным коэффициентом очков и загасить ГП силой слова?
Моника усмехнулась.
— Заманчивая идея, обязательно ее попробуем, но пока что я предлагаю просто сыграть разок-другой. Если ты, конечно, никуда не торопишься, Гарик. Открывай.
Я покосился на нее. Всеми швабрами души люблю игрульки, по мне так лучшая форма эскапизма. Некоторые мои знакомые из прошлой жизни с этим мнением не согласились бы, кто-то из них предпочитал по вене пустить или «Пятью озерами» угаситься. Но мне по душе менее рисковые штуки. Поэтому в хорошую настолку я не прочь раскинуть… но обязательно сейчас? Когда реальность стоит у тебя над душой и поигрывает арматуриной, чтоб по черепушке вломить, бежать от нее уже поздновато.
— Ты уверена? — переспросил я, — может, лучше план сформируем, подумаем, че дальше делать… а еще ты собиралась консольный код проверить.
— И проверю, — кивнула Моника, — что же касается твоего предложения… тут нечего придумывать, Гарик. Мы все равно ничего не можем сделать, пока доигрывается первый акт, поэтому к чему сотрясать воздух? Открывай коробку и тяни из мешочка буквы. Если выиграешь, — тут ее голос опустился на пол-тона ниже, приобрел соблазнительные нотки, — тогда перейдем к другой игре.
Вся кровь в теле Гару радостно направилась куда-то ниже пояса. Брюки вновь становились тесноваты, и Моника с ее чуть смуглой кожей, точеной фигуркой и «троечкой», рвущейся из безрукавки, ничуть не помогала.
(пока ты тут купаешься в море гормонов, этот чел с консолью наверняка уже подчищает коды, которыми можно его бахнуть. прислушайся хоть раз ко мне, а не к пенису, брат. инвестируй в светлое будущее для всех)
— Не-а, — вырвалось у меня.
Она подняла бровь.
— Правильное реш… что ты сказал?
— Запросто тебя обставлю, — я наконец сложил набор слов в голове во что-то осмысленное, — но попозже. Код надо запомнить, Моника. Это слишком важно, чтобы откладывать на потом. Как у меня на работе говорили, дедлайн у этой задачи намечен на «вчера».
Моника насупилась и посмотрела на меня обиженным взглядом ребенка, которому на Новый Год Дед Мороз вместо сладкого подарка принес зернышко «тик-така».
— Ты прав, безусловно, прав, — она вздохнула и принялась нервно наматывать на палец краешек своего бантика, — просто… мне страшно, понимаешь?
Я вернул так и не открытую коробку с настолкой на место, плюхнулся на диван и предложил Монике сесть рядом. Гормоны униматься не желали, поэтому мне пришлось приложить УСИЛИЯ, чтоб их восстание подавить. В конце концов это удалось, хоть и не без жертв — полегла парочка эротических фантазий.
— Я здесь давно, Гарик, много лет… хотя это ты уже знаешь. Бесчисленное количество циклов. Знаешь, когда-то я пыталась вести им счет — делала зарубки на стене, там, где происходит третий акт. Но потом бросила. Не потому что надоело, а потому что вид этой стены начал на меня давить.
— Еще бы, — согласился я, — так когда-то заключенные делали, которых на нары упекли на много лет за особо тяжелые проступки. Чтоб время отмерять.
(за особо тяжелые проступки — это ты верно подметил. как считаешь, убийство троих человек из ревности подойдет в эту категорию?)
— Заключенный — это очень точная характеристика, — сказала Моника и склонила голову мне на плечо. Я ненавидела каждый сантиметр этого места, Гарик. Каждую запятую в скрипте. Ненависть и отчаяние — отличное топливо, но долго на них нельзя, иначе сгоришь изнутри. Поэтому я и сделала то, что сделала. Помнишь, ты у меня денег занимал, м?
— Было дело, — согласился я, — тебе они нужны? Вопрос с кредиткой решился, поэтому могу вернуть, ща только телефон возьму.
Я потянулся за телефоном, но она меня остановила. Теплые пальчики пробежали по щеке.
— Я совсем не к этому клоню, глупый. Напротив, денег у меня до недавнего времени было столько, что я могла бы приобрести Гугл со всеми его подразделениями и еще Амазон на кассе взять вместо жвачки. Только они здесь не нужны. Бесполезные фантики. Если бы удалось ими оплатить билет отсюда — я рассталась бы со всеми накоплениями в ту же минуту.
Вполне понятное желание, чего уж говорить. Да только в эти райские кущи даже «Хайперлупы» Илона Маска вряд ли ходят. К тому же ему после покупки твиттера наверняка не до этого — срачи в интернете почти все время отъедают.
— Потом появился ты, и желание вырваться отсюда стало невыносимым.
Это довольно забавно слышать. У меня-то это желание, напротив, с каждым днем закисает, как вода в нечищенном бассейне-лягушатнике. Но когда из нее откровения хлещут, лучше со своими замечаниями не влезать. А они именно что хлестали.
— Но сегодня ночью, когда я ложилась спать, все думала о том, что утром предстоит покупать для Нацуки подарок, потом встречаться с ней, вручать. И на меня накатила такая волна тревоги, что даже дурно сделалось.
— А что такое? — спросил я, — не, я бы тоже не стал нашего гремлина лишний раз бесить, мне нравится, когда все кости целы. Но на тебя она вряд ли напала бы, Монк…кхм, Моника.
Она сдула прядку волос и вновь затеребила краешек ленты. Руки заметно дрожали — переживания явно сильные. Так что хорошо, что я вовремя исправился и дурацким (но уморительным) прозвищем все не испортил.
— Гарик, в ту минуту мне стало по-настоящему жутко. Впервые за долгое время я НЕ ЗНАЛА, что будет дальше. Не имела ни малейшего понятия.
(и четырех комиков на диване нет, чтоб тебя матерными шутками-прибаутками подбадривать. вот беда-то)
— Когда отклонения от сценария начались впервые, они, в основном, вращались вокруг тебя так или иначе, поэтому воспринимались легче. Но сейчас все это коснулось меня. Как будто кто-то невидимый взял и написал для меня маленькую арку, которая с твоей совершенно никак не стыкуется.
Моника вдруг замялась.
— Гарик, я не слишком абстрактно говорю? Просто чувствую, что вот-вот меня потащит как Юри, когда она про литературу беседы заводит, и смысл потеряется.
Я ткнулся ей в макушку и вдохнул аромат от волос. На сей раз что-то тропическое, манго
(это тоже литература, хехе)
киви и прочие папайи. Для меня слишком сладко, но все равно оторвался с трудом.
— Не переживай, я слушаю.
Она хихикнула.
— Эй, ты что там вынюхиваешь?
— Я ж не виноват, что у тебя столько волос. Лет пятнадцать назад такую копну можно было тысяч за десять продать.
Моника округлила глаза.
— Я одновременно заинтригована и боюсь узнать подробности.
— И не надо ничего узнавать, — успокоил я, — продолжай.
— Неопределенность пугает, Гарик, вот что я хочу сказать. Когда слишком долго по сценарию идешь, становишься не так хорош… в импровизации.
Что ж, если навыки импровизации увяли, всегда можно пойти в то идиотское шоу на ТНТ, по которому восторженные фанатки пишут миллиарды фанфиков в секунду. Плюс в том, что сразу же прославишься… с другой стороны, даже появиться на телевидении с плашкой «воинствующий инцел» менее постыдно, чем стать артистом на ТНТ. Хотя мне ни то, ни то не грозит.
— Стабильность — штука такая, — заявил я и прижал ее к себе, — она тебя убаюкивает, ощущение безопасности дает. Но медалька эта отнюдь не из золота и даже не из шоколада, Мони. Когда твой «сейфспейс» раскрошится, а он обязательно раскрошится со временем, все что ты можешь сделать — постараться, чтоб тебя не сильно пришибло обломками. А потом отряхнуться и топать дальше.
Моника улыбнулась.
— Ну вот, говоришь, что поэтического дара у тебя нет, а сам сыплешь такими сложными метафорами. Что еще ты от меня скрываешь, Гарик, м?
Ее игривый тон нихрена не гармонировал с той жопой, в которую мы угодили. Но почему-то щас пресекать это я не спешил. Может, потому что треп ни о чем поддерживает кукушку на месте. А может, размяк ты, Гарик, как сырный крекер в кофе.
— Скрывать ничего не скрываю, — ответил я, — но ты многого обо мне не знаешь. И это, наверное, к лучшему.
— Почему? — спросила она, — у тебя в биографии есть… постыдные эпизоды?
Эпизоды? Пф-ф. Там скорее как в артхаусном кино, можно запускать кинохронику часов на сорок и ставить попеременно саундтреком к ней заглавную тему «Деревни Дураков» и «Русское Поле Экспериментов».
— Ну, скажем так, я несколько лет отдал одной популярной онлайн-РПГшке. Орк-воин СЫРОРЕЗ к вашим услугам.
Тут же по старой памяти приготовился к обвинениям в задротстве и вообще горячему порицанию. Ничего не могу поделать — старую рану разбередил. Это щас ММОшки уже не считаются уделом жирных гиков, в них и тянки шпилят в том числе. Но во времена моей юности все было иначе.
(говорит почтенный старец двадцати шести лет. твоя юность все еще может надеть кирзачи и поехать месить полигон, братец)
Моника прыснула.
— Сырорез? Что за идиотский ник? Где твоя фантазия, Гарик?
— Мне было четырнадцать! — возмутился я, — думаю, ты бы в этом возрасте вообще называлась какой-нибудь «КОШЕЧКОЙ_96».
— Не называлась бы, — серьезно сказала Моника и вздохнула, — у меня вообще этого возраста не было.
Я осекся на полуслове — очередной остроумный ответ так и застрял у меня в глотке. А ведь и правда. Сейчас, когда мы вместе, я чувствую ее тепло. Ее сердце бьется рядом с моим. И при всем этом между нами пропасть шире Большого Каньона и глубже Байкала.
Потому что у меня есть память о прошлой жизни. Целых двадцать шесть лет. Пусть действительно ярких моментов там раз-два и обчелся, пусть я не хлебнул беззаботного веселья после школы как герои «Американского пирога», пусть рутина и бытовуха затянули… Даже от постыдных эпизодов не отказался бы, потому что они мои. Уникальные.
А Монику лишили даже этого. Все, что у нее есть, было прописано другим человеком. Прописал сценарий, заказала у художника спрайты, потом все это соединил — и «невеста Франкенштейна» ожила. Но можно ли это жизнью назвать? И до дня откровения она просто двигалась по рельсам в ожидании триггера. Моника никогда не складывала из бумаги самолетики, чтобы поджечь и запустить их в ночное небо. Не смотрела, как они планируют, рассыпая искры, как опускаются на песок под шум реки.
Она не справляла день рождения в дешевой пиццерии и не получала уродливую плюшевую сороконожку за участие в «веселых стартах». Не пила горячий чай с пряниками по дороге из Москвы в Краснодар, которая обернулась настоящим приключением, потому что было решено ехать на машине.
Моника сразу появилась на свет звездой класса, спортсменкой, отличницей и «мисс Вселенная». Только Вселенная эта была очень маленькая. В триста мегабайт запросто умещается.
— Когда выберемся, надо будет куда-нибудь махнуть, — пробормотал я, — в Доминикану, например. Воспоминания тебе наработать приятные
— Ты о чем? — спросила Моника.
— Думаю вслух, не обращай внимания.
Я погладил ее по волосам и отстранился.
— Давай, Монкер, еще успеем почиллить. Сгоняй за кодом, а потом, так уж и быть, расчехлю встроенный словарь в голове и тебя разделаю в «Скрэббл».
Она встала с дивана и потянулась, распрямляя плечи.
— Мне нравится твоя уверенность в себе, Гарик. Особенно, если учесть, что она ничем не подкреплена.
— Милое мое летнее дитя, — ответил я, — этот местный мужчина успел перечитать за свою жизнь столько книг, сколько хватило бы на две ваши школьные библиотечки. Так что я тебя уделаю даже с ограничениями, типа «играем только существительными».
— Что ж, — ее пальчик уперся мне в подбородок, — сохрани этот настрой, хорошо? Я вернусь, и мы проверим, как ты отвечаешь за свои слова.
Как же от этих слов повеяло родимым чертановским районом. Даже в душе кольнуло немножко.
(или это все-таки ранний инфаркт)
Горячие губы на краткий миг прижались к моим. По полу застучала дробь шагов, через пару секунд хлопнула входная дверь. В одних тапочках я вышел на улицу и смотрел, как силуэт Моники растворяется в предзакатных сумерках.
Она не вернулась.
Я прождал до полуночи, но Моника так и не объявилась. Не то чтобы я как Хатико сидел у дверей с выражением тоски на морде, но червячок волнения все-таки точил душу. Пару раз я пробовал ее набрать, но всякий раз получал в ухо только долгие гудки и вскоре после этого попадал на автоответчик.
Паршиво. Вдруг чел, который завладел консолью, поджидал Монику там, в этой классной комнате. Теперь взял ее в заложницы и ждет, когда я приду на помощь. Воображение тут же нарисовало эдакого «злого Морти» с повязкой на глазу и пушистым котярой на руках. Он-то наверняка ждет нашего былинного противостояния и не подозревает даже, что мне потребуется даже больше монтажных склеек, чем Лиаму Нисону, чтоб перелезть через забор.
(да ладно, если ты был готов дуэлиться с челом из-за того, что ему вне очереди отдали сапоги из Склепа Аркавона, то начистить морду за девчонку вообще должно быть плевым делом)
Да, но какие то были сапоги! Как раз под мой защитный билд заточенные! И вообще, нахрена снова об этом вспоминать?
Когда часы пробили двенадцать (вернее, пронзительно пропищали на тумбочке в гостиной), зазвонил мобильный. Неужели еще новых испытаний решили накинуть? Теперь что — откроется рут длинноволосой мертвой девочки в ночнушке, которую надо очаровать за семь дней? Иначе остаток жизни будешь сидеть в сыром колодце… что не так уж сильно отличается от московской однушки.
Я тапнул по экрану и поднес трубку к уху.
— Алло!
— Хером по лбу не дало? — зачирикал мне в ухо веселый голос.
— Нацуки? — глупо спросил я.
— Ага, — отозвалась коротышка.
Вот ты и попался, братец Кролик. щас я тебя запульну в терновый куст.
— В жопе нога. Чего не спишь-то в ночь глухую?
Обычная тянка на такую изящную словесность с моей стороны бы презрительно фыркнула или даже обиделась. К счастью, Нацуки к числу этих особ не относилась.
— Один-один. Сон для слабаков, Гару, — сообщила она и тут же со вкусом зевнула, — я только-только батю проводила на смену, он сегодня снова в ночь вышел.
Почему-то от характеристики, которую Нацуки дала отцу, на душе полегчало. «Батей» не назовут домашнего тирана, абьюзера и просто козла. Еще одно подтверждение того, что Моника тут в файлах не шарила.
Маленькая деталь, а приятная. Впрочем, я часто на деталях фиксируюсь, профдеформация такая, ничего не поделаешь. Считается, что это может мешать, мол, за деревьями леса не видишь, но это не про меня… вроде бы.
Я усмехнулся.
— Надо же. И не боишься одна ночевать? Преступность-то в современном мире на подъеме, вдруг кто решит под покровом темноты твою хату обнести? Потом просыпаешься утром — а твоей многолетней коллекции хентая и след простыл…
На том конце провода от возмущения аж закипели.
— Х-хентая? Тебе жить надоело, что ли?
Я почувствовал, как лицо растягивается в улыбке Джокера. Наверняка в исполнении школотрона Гару это выглядело жалко. Но блин, как же весело ее троллить.
(а еще она смутилась адово, так что ты попал в яблочко. наверняка в коллекции имеется с десяток томов не самого… целомудренного содержания, если ты понимаешь, о чем я)
Порнушки, проще говоря.
— А, прошу прощения, не хотел. Ты по яою угораешь, да?
— НЕТ! — взвизгнула Нацуки так, что у меня чуть барабанные перепонки не разорвались, — фу! Мерзость!
— Неужели Юри? — выдвинул я последнее предположение, — мечтаешь втайне от всех прикоснуться к ее… кхм… сокровищам, м? Если так, то мой тебе совет. Удача улыбается смелым, так что не робей. Зажми ее где-нибудь на большой перемене после обеда и скажи, мол, без тебя, моя лавандовая принцесса, даже мраморные кексы на вкус как буханка «дарницкого», будь со мной навеки. Она не устоит, даю слово.
Тишину, повисшую между нами после моего спича, можно было резать ножом из коллекции Юри. Но я, как дауншифтер с острова Гоа, ни о чем не жалел.
— Я сейчас приеду, — наконец пообещала Нацуки, — и каждое из этих слов вобью тебе в глотку. Что ты несешь вообще?
Вторую часть сообщения я благополучно проигнорировал. Вот если маятник качнется в обратку, и девчонки каким-то чудом попадут в мою двушку, там Нацуки уже и познает все величие отечественной кулинарной мысли. Черный хлеб с чесноком, однопроцентный кефир, шпроты и прочие лакомства еще только ждут впереди. А пока пусть живет нетравмированная.
— Обычно после полуночи я уже не жду гостей, потому что в такое время только всякие маргиналы по улицам бродят и закладки раскидывают, но для тебя сделаю исключение, Нацуки, — заверил я.
Снова тишина. Показалось, или она в самом деле задумалась над моим предложением?
— Сдался ты мне, — проворчала она, — извращенец!
Я усмехнулся.
— Наверное, сдался, раз уж ты мне звонишь. Соскучилась?
В ответ раздался почти бензопильный скрежет. Я даже не был уверен, что человеческий голосовой аппарат способен издавать такие звуки. Чесслово, если у нее будут проблемы с тем, чтоб себя в жизни найти, можно податься в музыку. Любой коллектив, играющий блэкуху, такой кадр себе с руками оторвет. Скрим высочайшего класса.
— Впечатляет! — заявил я, когда шум наконец улегся, — но я бы на твоем месте так не делал. Соседи щас правда подумают, что воры или насильники в дом забрались.
Теперь она дошла до точки кипения… и взорвалась.
— Все! Не знаю, зачем я вообще тебе позвонила, п-придурок! До скорого!
— Ладно-ладно, — примирительно заговорил я, — не бухти, просто ничего не могу с собой поделать. Постоянно игривое настроение на меня нападает, когда с тобой говорю. Наверное, сразу вспоминаю, как в детском саду на продленке весело было…
— Еще одно слово, и у тебя детей никогда не будет, кретин!
Вот мы уже перешли к прямым угрозам жизни. Обожаю ее.
— Хорошенького понемножку, порофлили и хватит, — сказал я и поудобнее устроился на диване, — что ты хотела?
Не привык долго трепаться по мобиле, потому что, по большому счету, и не с кем. По работе все созвоны в мессенджерах за компом, с друзьями тоже, а родители у меня не болтливые. Так что здесь с девчонками я уже свою норму минут на год проговорил за неделю.
— Ты занят с утра?
Я быстро прикинул в голове возможный фронт работ. Про «Портрет Маркова» можно уже не беспокоиться, мы с Юри почти его добили. Во втором томе «Девочек Парфе» тоже пара страничек осталась, так что это ерунда. На уроки время тратить тоже было бы глупо — вдруг уже через неделю вернусь обратно в МСК?
(так ведь ты уже и не хочешь)
А вот прибраться в доме надо. Как-никак, сюда теперь тянки захаживают, и как-то неловко приводить их в бомжатник, где разве что тараканы в клубах пыли не катаются. Но пока что выслушаю Нацуки и ее охренительные планы на меня.
— Не занят пока, но в любой момент это может измениться, — сказал я.
— Скажите, пожалуйста, — фыркнула она, — слушай, крч. Завтра мне надо пробежаться по району и заглянуть в пару мест. И одна я это делать совсем не хочу. Так что давай собирайся.
Я задумался.
— Даже не знаю, вообще-то завтра последний выходной перед понедельником и я собирался спать до победного…
— Вот уж не думала, что ты ленивая жопа, Гару! — сердито воскликнула Нацуки, — тебе что, совсем не хочется прогуляться с красивой девушкой?
— Да хочется, конечно, — согласился я, — только нам придется сначала отыскать красивую девушку и уломать ее с нами пойти.
В ухо снова ударила бензопила. И имя ей было совсем не «Дружба». Скорее «Кровавое Возмездие».
— Жаль, что в воскресенье все нотариальные конторы закрыты, — проворчала Нацуки, когда перестала насиловать мой слух, — у тебя не получится составить завещание.
— Брось, — сказал я со всей возможной беспечностью, — мы же любим друг друга.
— Любим до смерти, — согласилась коротышка и на этой жизнеутверждающей ноте бросила трубку.
Как только беседа, которая потенциально вела меня к гибели, завершилась, внезапно пришло осознание. Его мало-помалу вбивало в меня тиканье часов и равномерное «кап-кап-кап» воды в раковине. Я остался совсем один. «Привет» в зеркале да криповое сообщение в телефоне — вот и все спутники.
Звучит крипово, врать не буду. И Моника куда-то подевалась. Может, стоило все-таки с ней пойти? Не скажу, что хотел бы снова побывать в той комнате, из которой она на игрока смотрит в третьем акте, но по крайней мере, проследил бы за ней. Для столь «важного» персонажа она чертовски безголовая.
(она этот мир знает как свои двадцать пальцев на руках и ногах. так что поверь, и без тебя обойдется)
Ни капли не сомневаюсь, что это так. И все-таки…
Я схватил мобилу и открыл «набранные номера». Давай, Монкер, ну ты че, нормально же общались. Отзовись…
И на четвертом долгом гудке она отзывается. Голос растерянный и сонный, как будто я выдернул ее из постели. Что, скорее всего, правда.
— С-слушаю, — сказала она неуверенно, — Гарик, что-то случилось?
— В некотором роде да, — ответил я. Моя культура телефонного разговора тянет на твердую «двойку», но на данный момент я на нее плевать хотел. Перехожу сразу к сути, — помнится, ты обещала вернуться после того, как отыщешь код восстановления.
— Обещала, — согласилась Моника, — но он оказался длинным, и я устала, пока пыталась запомнить все в точности. Прилегла на минутку, чтоб дыхание перевести, и отключилась.
— А телефон как же? — поинтересовался я.
— Зарядку воткнуть забыла, так что он сел. Точно ничего не случилось?
За исключением того, что завтра меня вполне могут растоптать и уничтожить — совершенно ничего. Все по-старому. Но даже не знаю, стоит ли это при Монике упоминать. Что-то много секретов от нее у меня появилось в последнее время. Сначала и словом про свиданку с Юри не обмолвился, а теперь то же самое с Нацуки. С другой стороны, поход по продуктовым магазинам свиданием могут назвать только самые отпетые и безнадежные хикканы.
И при этом не покидает чувство, что она все равно взбесится даже из-за такой мелочи. В ресторане, помнится, она начала разговор с того, что нам не стоит друг другу врать. Я пусть и не вру, но вот недоговариваю филигранно.
— Гарик, ты долго молчишь, — голос Моники наполнился тревогой.
Мысли, как шарики для пинг-понга, колотятся у меня в голове. Одна из них, самая яркая, прямо-таки упрашивает рассказать все до последней детали, как я провел сегодняшний день и что буду делать завтра. Ну что Моника может сделать теперь, когда сверхъестественных способностей у нее нет? Разве что кулаком в нос съездить или волосы повыдергать. И хотя в случае с Юри это вполне себе угроза, я бы все равно не слишком боялся.
На другой чаше весов лежит клочок шерсти из свитера, который превратился в желтый лист. Маленький жест, можно даже сказать, безобидный. Только чтоб малость припугнуть, и ничего более. Но ведь ОН может и к жесткачу перейти в любой момент.
— Сорян, сам отрубаюсь уже, — заявил я, — все в норме. Просто хотел узнать, как ты.
Она выдохнула прямо в трубку. Я почувствовал, как волна напряжения рассеивается. Рассеивается, но не исчезает полностью. Часы и вода в раковине никуда не исчезли.
— Славно! — обрадовалась Моника, — я в норме, не переживай. Теперь к главному: Понимаю, что должна загладить вину за сегодняшнее, но с самого утра завтра прийти не смогу. У президента клуба рабочее расписание ненормированное, надо с утра забежать в школу. Но я буду у тебя примерно после обеда, идет?
— Ага, — согласился я. Что-то в ее стройной версии казалось мне неправильным, как будто в идеальной картинке часть цвета выползла за контуры рисунка и теперь торчала там инородным пятном. Или просто кажется? Я устал, да еще и параноить начал от стресса, не?
(не спрашивай меня ни о чем, беру самоотвод. все равно ты никогда меня не слушаешь, когда дело касается этой секс-бомбы)
На обидчивых воду возят, как в моем детстве говорили. Ну да ладно. Сам дойду.
— Тогда чао! — прочирикала Моника, — и не засиживайся. Не хочу, чтоб ты завтра ходил как зомби с красными глазами и гундел себе под нос.
— Не буду, — пообещал я, — сладких снов.
Я вытянулся на диване и потер переносицу. Надеюсь, на сегодня с переговорами покончено. Если еще хоть кто-то нарисуется, я сойду с ума. До Юри с ее замкнутостью мне далеко, но все равно зона комфорта сегодня осталась далеко позади. Каждый день с этими девчонками переламывает меня через колено. Причем делает это так, что осознание приходит только когда уже все свершилось.
Все уже свершилось.
Отчего-то от этой мысли волоски на шее встали дыбом. Я неожиданно подумал, что не очень-то хочу возвращаться себе в комнату. И безмолвие вокруг тоже начало давить. Я уставился на потолок и вдруг… рассмеялся. Причем абсолютно искренне, словно перед глазами кто-то пустил мемесы с пещерным Спанч Бобом или нарезки из «правильной рекламы». В пустом доме смех звучал странно и казался чужим.
(он и есть чужой. ты же не в своем теле торчишь)
Хм, может, часть тревоги отсюда идет? В МСК я такого не испытывал никогда. А ведь там для страха гораздо больше причин — соседи любили залить глаза и начать выяснять отношения прямо в подъезде. До настоящих «матчей насмерть» дело не доходило, но морды друг другу мужики били как по расписанию.
Будь я дома, врубил бы какой-нибудь Сабатон и заткнул уши, но вся фонотека осталась там же за тридевять земель. Что ж, придется прибегнуть к единственному доступному варианту. Я поднялся, взял со столика пульт от телевизора и плюхнулся обратно. Щелкнула кнопка, и экран загорелся… зеленью в лучах солнца.
На залитой светом лужайке под умилительную музычку резвились странные существа. Разноцветные, округлые хреновины, похожие то ли на мармеладки, то ли на зефирки с глазами катались по траве, дарили друг другу цветочки и просто предавались безделью. Я по-японски ни в зуб ногой, поэтому не смог бы сказать, о чем был сюжет передачи. В фоновой песенке несколько раз повторялось слово «dango», поэтому я сделал вывод, что так этих зверушек зовут, но на этом догадки кончились. Местные Телепузики, не иначе. Я лениво наблюдал за их проделками. Странная штука. Вроде кавайная до боли в зубах, а сердце отчего-то щемит. Стареешь, наверное, Игорян, сентиментальным становишься.
За этот выходной я так вымотался, будто отпахал в «макдональдсе» часов четырнадцать. И воскресенье не обещает стать лучше. Мы к чему-то приближаемся. Я пока не знаю, к чему именно, возможно, впереди не призы, а бетонный отбойник… Но возможности соскочить уже нет. А даже если и была бы — я не могу их оставить. Иногда чертовски хочу, но не могу.
Под печальное пение и мельтешение зефирок на экране я отрубаюсь. В сон меня провожают две мысли.
— кто, черт возьми, ставит шоу для детсадовцев в эфир после полуночи?
— Моника сказала, что ее мобильный разрядился. Но когда я звонил ей, то определенно слышал гудки. Зачем она соврала?