Из всех персонажей вселенной DC Флэш мне всегда нравился меньше других. Еще с тех пор, как я в детстве после школы «Лигу справедливости» по СТС смотрел. Не было в нем ни бэтменовской темной харизмы, ни суперменовской… основательности. Спидстер и спидстер, бегает себе, шутки сомнительные временами откалывает. Самый унылый набор навыков для супергероя, по моему мимокрокодильему мнению, хуже только контроль всякой живности.
Однако сейчас я бы обрадовался до чертиков, если бы небеса (ну или адские бездны, тут уж как получится) разверзлись и вселенная одарила меня скоростью. Она бы пришлась очень кстати.
К сожалению, единственный кандидат на роль бога в этой вселенной сейчас бежал рядом со мной по тротуару. И был не просто бесполезен, а активно мешал. По фигуре Моника, конечно, тянула на фитоняшку, но выдохлась быстро. К тому же на каблуках особо не помарафонишь, даже по приличным дорогам. И я тоже не лучшим образом себя показал. Вернее, это тело. За пару дней я успел его порядком загонять, поэтому даже адреналинового буста ненадолго хватило. Когда перед глазами замелькали красные точки, а в боку стало беспощадно колоть, я с шумом выдохнул и прислонился к чьему-то забору. За последние пять минут я набрал Саёри раз пятнадцать, наверное, но безуспешно — ответа ноль. К нашему району мы только-только подходили.
— Ща… сдохну, — признался я, хрипло выдыхая воздух, — хули… он… такой… хилый?
— Полагаю, с выполнением ранее данного обещания придется подождать? — Моника встала рядом и убрала за ухо выбившуюся из прически прядь.
Встревоженной она не выглядела. Совсем ни капельки. И это меня настораживало. А вдруг вся эта штука с ужином и откровениями про консоль и все тому подобное — просто трюк? Задурить мне голову и дальше спокойно творить, что вздумается. На любые фокусы ответ простой — это не я, это кто-то из толпы.
Доступ к консоли у нее пропал. К какой? К Иксбоксу или, мать ее, Нинтендо Свитч?
— Надо… спешить, — процедил я, — С Саёри…
— С Саёри ничего не может произойти, — заверила Моника. Тон у нее был противный такой, сахарный, как у мамки, которая уговаривает своего спиногрыза не тянуть в рот всякую дрянь, — она в безопасности еще долго. До вечера воскресенья.
Я знал, что, скорее всего, она права. Все-таки я игру прошел один раз. Ну, два, на хорошую концовку сразу не попал. А Моника — десятки и десятки тысяч. И все равно на подкорке мозга зудела мысль, уговаривавшая меня поторопиться.
(не то придется медленно открывать дверь на несколько дней раньше)
— А ты случаем не можешь нас как-нибудь телепортировать в дом Саёри? — спросил я. Хоть и подозревал, что надежды особой нет.
Моника глянула на меня с укором.
— Конечно, сейчас вот щелкну каблуками и перенесемся куда скажешь, хоть к Саёри, хоть к тебе домой, хоть в деревню Санта-Клауса.
— Очень смешно, Моника, — буркнул я.
— Какая просьба — такой и ответ. Даже от консоли в моем распоряжении толку было бы мало — переместить могу только в комнату из третьего акта. А там сейчас… — она замялась, подыскивая подходящее слово, — не прибрано. Послушай, — рука обхватила мое запястье, — не нужно нестись сломя голову. С Саёри все хорошо.
— На вот, — я протянул ей зажатый в ладони телефон, — посмотри на пропущенные звонки. Как по-твоему, это тянет на «все в порядке»? По-моему, ни хрена подобного.
Моника взяла мобильник и внимательно его изучила. Промотала вниз череду звонков, вздохнула и сунула трубку мне в руки.
— Стоило обсудить это за ужином, а не посреди улицы, потому что не знаю, как ты, а я, например, жутко замерзла, но ничего не поделаешь. Скажи, Гарик, что, по-твоему, здесь происходит… между сценами?
— Не знаю, — честно сказал я, — давай щас не будем. Поторопиться надо.
— Подумай, — голос стал жестче, — это важно.
Ее приказной тон немного разозлил. Специально меня тормозит, что ли? Сейчас в этот самый момент Аннушка может уже свое масло и пролить. Веревку им смазать.
— Понятия не имею. Может, вы тут все вповалку лежите как дрова в сарае или хороводы водите на городской площади. Какое это имеет значение?
— Ошибаешься. Самое принципиальное. Смотри, — порыв ветра снова разметал волосы по плечам, и Монике пришлось их поправлять, — вот игрок заканчивает день и переходит к дурацкой мини-игре со стихотворениями. Что дальше?
— Время скипается? — предположил я.
Моника кивнула.
— Верно. Но только для игрока. Не для меня или остальных. Когда фокус смещается, мир игры продолжает существовать, только на пониженных оборотах. Особо правдоподобным он не выглядит, потому что это и не нужно, только все переусложнит. С ГП ты оказался прав. Он действительно валяется то в гостиной на диване, то в постели, пока скрипт не заставляет его активироваться. Пустая аватарка, что с него взять. С девочками сложнее. Все трое сидят по домам. Их можно навестить, даже поговорить с ними, но автономности им игра отводит ровно столько, сколько нужно, чтоб они себе не навредили.
— Как в симсах, — пробормотал я.
— Что-что? — переспросила Моника.
Мне не очень хотелось сейчас рассказывать про любимую дойную корову блядской конторы Electronic Arts. Милка регулярно убивала сотни часов, наблюдая за своими писающими человечками. Пыталась и меня приохотить к этому занятию, но я слился. Сам концепт, конечно, право на существование имеет, но тот же Rimworld реализует его гораздо интереснее. В симсах ты надоедливого соседа максимум по мордасам отлупить способен, а в римке можешь пустить беднягу на органы, мясо в холодильнике запасти до лучших времен, а из снятой кожи сварганить себе стильную ковбойскую шляпу. Настоящий рай для креативного игрока. С легкими садистскими наклонностями.
Лучше Монике о существовании этой замечательной игры не знать никогда.
— Неважно, — сказал я, — продолжай.
— Хорошо. Я хочу сказать, Гарик, что абсолютной пустоты здесь и раньше не было. Но сейчас, когда вместо ГП появился ты, мир больше не уходит в экономный режим. Иначе ты бы увидел вместо вот этого всего людей, монотонно повторяющих одни и те же действия. Косящих траву, поливающих цветы… Некоторые и вовсе просто стоят на месте и головой в стену дома стучат. Жутковатое, скажу тебе, зрелище. На ночь лицезреть не рекомендую.
Воображение тотчас подсунуло мне картинку. Вот какой-нибудь мистер Смит или, если угодно, Фукуяма, возвращается домой после трудового дня, ест свою курицу в соусе терияки, которую состряпала миссис Фукуяма, потом смотрит телевизор (или, скорее всего, пялится в пустой экран). Поднимается наверх и укладывает спать двух крошек-Фукуямчиков, сказку им на ночь читает, одеялко подтыкает, чтобы серый волчок не утащил. А потом они с миссис Фукуямой сталкиваются друг с дружкой в коридоре, кивают друг дружке молчаливо и отправляются во двор. И стоят там до самого утра. Как самые большие на свете садовые гномы. Да уж, от жизни в такой обстановке немудрено крышкой поехать. Поэтому сочувствовать Монике стало еще проще.
— Все, что было в сценарии раньше, так там и осталось, — продолжала моя спутница, — основные точки те же. Только теперь те пропуски, что оставались после сцен, заполняются новым содержимым. С учетом всех мелких и не очень изменений, что ты внес.
— Но что, если ты ошибаешься, Моника? — спросил я, — неужели у тебя такая железобетонная уверенность в том, что ты все до последнего байта об этом мире знаешь? Мы же только что говорили о том, что доступа к консоли больше нет. Вдруг этот неведомый…
— Сколько тебе лет, Гарик? — перебила меня Моника, — ну, в твоем мире.
— Двадцать шесть в декабре стукнуло…
— Вот и веди себя на двадцать шесть, а не как подросток под коктейлем из гормонов и тревожного расстройства. Это непривлекательно. Вторую Юри я в этом клубе не вынесу, сама в петлю полезу. Сейчас, еще чуть-чуть, и ты сам убедишься, что ничего страшного не произошло. И поспешим, а то каждая секунда в этих туфлях понемногу убивает мою волю к жизни.
Дальше шли молча. Ну, не совсем. Время от времени Моника останавливалась и томно вздыхала, опираясь на мое плечо. Не знаю, может, рассчитывала, что я поступлю как какой-нибудь джентльмен из дешевых любовных романов и понесу ее на себе. Жест, конечно, красивый и правильный. Но мне почему-то казалось, что у Гару от таких фокусов грыжа выпадет в брюшине или позвонок сместится. Поэтому пришлось ограничиться сочувствием. Да и не до того мне было, если честно. Очередной, так сказать, ликбез о природе этого мира кое-что внутри всколыхнул, и пришлось дождаться, пока это что-то оформится в мысль.
К очередной остановке она как раз подоспела.
(стресс-тесты, Гарик)
— А этот ваш дивный новый мир не грохнется от того, что ему приходится из-за меня постоянно на все сто работать?
В ответ ждал очередную порцию всезнайства и, может, даже еще одну лекцию. Однако, как говаривал один знаменитый ценитель чипсов, «ваши ожидания — ваши проблемы».
— Да не должен, — пожала госпожа президент плечами.
После этих слов Моники на душе стало как-то особенно кисло. Я вздохнул и прибавил шагу. Конечно, полагаться на ее слова безоговорочно будет охренеть какой большой глупостью, учитывая все вводные, но пока что другого выбора нет. А хоть какая-то информация лучше, чем совсем ноль. К тому же мне правда хочется верить, что она не лжет.
(потому что ты не той головой думаешь, какой следует, братан)
Я пожелал внутреннему голосу заткнуться и сунул руки в карманы. Вокруг было довольно тихо, только пели в траве сверчки да у кого-то за забором писклявым лаем заливалась невидимая псина. По сравнению с Москвой, в которой тишину и покой днем с фонарем не сыскать, безымянный городок и правда казался сказочным местом. Не собачатся соседи, не орет у полуглухого деда за стенкой телевизор с ежедневными сводками новостей, не шатаются под окнами подростки с колонками JBL и каким-нибудь Нурминским в этих самых колонках…
— Не так уж и плохо, — пробормотал я себе под нос.
— Что? — переспросила Моника.
— Не так уж тут и плохо, говорю, — повторил я, — знаешь, я вполне могу представить что-нибудь похожее в реальной Японии. Или в Западной Европе. Какой-нибудь благообразной тихой стране Евросоюза со средиземноморским климатом.
— Ты там бывал?
— Не-а, — признался я, — в Японию не очень-то просто уехать, особенно в последние пару лет. Перелеты стоят столько, что почку продать придется, чтоб на билеты наскрести, да еще тут из-за пандемии все с ума сходили.
Последняя часть ее явно заинтересовала, но тут мы как раз подошли к дому Саёри, и я рванул к входной двери. Подергал ручку. Заперто.
Проклятье. Что, если я уже опоздал? Пока киберстейк трескал в «Золотом изобилии», Саёри уже кто-нибудь нашептал, как прогнать все тучки из ее разума. Самым, мать его, радикальным способом. И ее крик о помощи ушел в никуда только потому, что я телефон на беззвучке держал.
— Под ковриком посмотри, — предложила Моника.
Я не сразу сообразил, что она имеет в виду, но потом дошло. Опустился на колени, отбросил в сторону коврик — розовое безумие с изображением семейства кроликов. Моника оказалась права, ключ действительно там обнаружился. Отчего-то я был уверен, что обязательно задрожат руки, как у алконавта со стажем, или замок заклинит, или что-нибудь еще помешает войти. Например, фонарь возле дома обломится и рухнет прямо мне на макушку. Но обошлось — ничего этого не случилось.
Войдя в дом, я сперва чуть растерялся. И немудрено; планировку дома Саёри я помнил не очень хорошо — все перебила концовка первого акта. Но точно помнил, что ее спальня на втором этаже. По ступеням я взлетел, наплевав на накопившуюся за день усталость. За спиной стучали каблучки Моники.
— Саёри, ты тут?
Никакого ответа. Ну что — тогда захожу. Вламываться в спальню к девушке, пусть даже подруге — та еще идея. Но мне было плевать.
Дверь распахнул так, что она с шумом грохнула о косяк. Второго такого открытия, наверное, не пережила бы
— Саёри, что случилось? Ты в порядке?
Она лежала в постели, плотно укутавшись одеялом. Лица не видно — головой уткнулась в подушку. Мои вопросы так и остались проигнорированы.
(ну хоть не под потолком болтается, и ладно)
(может, теперь скрипт модифицировался, и она напилась каких-нибудь таблеток. как эмо-рэпер с саундклауда, передознулась ксанаксом?)
Господи, мозг, не сейчас.
— Саёри, — я подошел и потряс ее за плечо, — эй, Сайка…
Она заворочалась, вяло и нехотя. Но все-таки повернулась ко мне.
— Гару, ты пришел.
Мне не понравилось, как это прозвучало. Слишком… отрешенно, как констатация факта. Ничего похожего на ее обычный голос.
— Конечно, пришел, блин, как иначе-то! Что произошло? Зачем ты столько раз звонила, тебя кто-то напугал?
Саёри на мгновение задумалась, словно не до конца понимала, что мне от нее нужно. Наверняка моя ковровая бомбежка вопросами выбила бедолагу из колеи. Ее лицо, бледное и помятое, несколько настораживало.
— Д-да.
— Рассказывай, — велел я.
Она приподнялась и уселась в кровати.
— Я закончила с д-домашкой где-то час назад и хотела п-пойти посмотреть телек. Проходила мимо окна, и з-заметила, что у тебя в к-комнате кто-то есть.
— У меня в спальне, что ли?
— А-ага, — шмыгнула она носом, — там был свет от карманного фонарика или телефона, не знаю. Сначала я п-посчитала, что это ты, а потом п-подумала, зачем тебе по своему д-дому в темноте ходить с фонариком… я хотела пойти п-посмотреть, что там, но испугалась, набрала тебя, ты не отвечаешь, и в-вот…
Я опустился на постель с ней рядом. Она уткнулась мне в плечо и всхлипнула.
— П-прости, я такая т-трусиха, просто накрутила себя, наверное, и тебе помешала…
— Ну что ты, Сайка, — я приобнял ее за плечи и подумал, что и сам-то не лучше. Тоже себя накрутил из-за того, чего не было, — ничего страшного, испугалась и испугалась. Я вон как-то посмотрел однажды ночью «Заклятие» и потом три месяца с ночником спал. Боялся, что мне из шкафа со шмотками поаплодируют, мол, молодец, Гару, классно лежишь, элегантно.
— Ты такой дурашка, Гару, — хихикнула Саёри смущенно. Говорила она все еще в мое плечо, поэтому голос прозвучал глухо.
Я ничего не ответил и покосился на силуэт, маячивший в коридоре. Кажется, Моника не была уверена в том, что стоит показываться подруге на глаза. Саёри хоть и не семи пядей во лбу, а два и два сложить сумеет; тут и ежу понятно, что не просто так мы вдвоем по городу шляемся. Тем более на Монике щас наряд такой… Правильное, в общем, решение.
(ставлю сотку, что еще горячей она выглядит без него)
Я поскреб подбородок и велел мозгу угомониться. Саёри все еще меня обнимала, и внезапный стояк пришелся бы сейчас совсем некстати. Моника тем временем из коридора исчезла.
— Вот что, ты давай отдыхай, — наконец сказал я, — а я щас пойду домой и проверю, что там случилось.
Саёри встрепенулась.
— Гару, а вдруг это опасно? Что если он еще там? Кто знает, что у него на уме? Давай сначала в полицию позвоним, пусть лучше они приедут и проверят.
При мысли об общении с местными ментами мне сделалось дурно. Конечно, они навряд ли сильно похожи на своих коллег из реального мира, но тем не менее — время стремительно катилось к ночи, и я дьявольски хотел спать. А ведь еще стихи писать надо, господь всемогущий, за что мне все это?
— Не надо никуда звонить, Сайка. Все будет в порядке. Я щас обойду дом и тебе отзвонюсь. Держи телефон при себе, хорошо?
— Х-хорошо, — согласилась она нерешительно, — только будь очень осторожен.
Господи, теперь мы фразами из кино разговариваем, милота.
— Обязательно, — сказал я, — давай, на связи.
Саёри подпихнула под голову подушку и снова завернулась в одеяло. Я поднялся и окинул глазами комнату. Что ж, кажется, ей действительно не помешала бы помощь с уборкой и прочими бытовыми штуками. Учебники с тетрадями в беспорядке валялись на столе, рядом нашли свой последний приют обертки от шоколадных батончиков и две коробочки с остатками лапши. Школьная сумка лежала под столом. Комплект школьной формы нашелся на компьютерном кресле, в виде, который моя мама с ее прокачанным скиллом красноречия всегда называла «мятый как из жопы».
Едва удержавшись от спонтанного желания написать в пыли на мониторе какое-нибудь ругательство, я направился к выходу. Не скрою, от сердца неплохо так отлегло.
— От тебя пахнет как от Моники, — сказала мне в спину Саёри.
Я повернулся.
— В смысле?
— Ванилью и еще чем-то таким, не знаю, — она широко зевнула, — как ее духи.
(ну так неудивительно же)
(не хочешь ей рассказать?)
(Моника была бы очень рада, сто пудов)
— Да заточил булочку с кремом по дороге домой, — сказал я.
— Понятно, — снова голос бесцветный и тонкий, — надеюсь, она тебе понравилась.
Черт, кажется, не прокатило.
— Я отзвонюсь скоро, — пообещал я и вышел.
…
— Ты же ведь не думаешь, что кто-то и впрямь шарился по моему дому, верно?
Моника покачала головой. Выглядела она уже не лучшим образом — даже суперзвезд такой денек может измотать. Кофе, который я по-быстрому сварганил, не особо помогал делу. Хотя какой уж это кофе — растворимая дрянь, одно название.
— Практически стопроцентно уверена, что нет.
Я поежился. Предпочел бы, чтоб она не играла с вероятностями в случае, когда меня потенциально может укокошить какой-нибудь маньяк.
(так ты сейчас с ним кофеек пьешь, нет?)
— Практически?
Моника пригубила напиток и поморщилась.
— Может быть, воры влезли, решили твой дом обнести. Поищи потом где-нибудь в комнате записку «Приятель, так жить нельзя, вот тебе десятка».
— Ого, три шутки за день. Да ты в ударе! — саркастически отозвался я, — Не, на домушников мне насрать. А вот на нового владельца консоли…
— Гарик, — мягко сказала Моника, — если бы это был новый владелец консоли, ты бы ни о чем не узнал. Он не стал бы по твоему дому с фонариком бродить. Зациклил время на участке, взял спокойно все, что нужно, и свалил.
Видимо, на моем лице отразилась весьма богатая гамма эмоций, потому что Моника сразу же добавила:
— Что? Если я не могу код написать, это не значит, что я не понимаю в его возможностях. И потом… — она побарабанила пальчиками по ободку чашки, — никакого взломщика не было.
— То есть ты считаешь, что Саёри соврала?
— Неосознанно, — добавила Моника, — мне кажется, ей просто хотелось, чтобы ты побыл рядом. Вот подсознание и создало такой фантом, вытолкнуло его на поверхность. Отсюда и звонки. Мы же с тобой никого сейчас не нашли, так?
Так. Предыдущие пятнадцать минут мы потратили на то, чтобы излазить несчастную хату Гару вдоль и поперек. По крайней мере, насколько хватало сил, возможностей и здравого смысла. Никого. Ни единого следа. Конечно, мое внимание к деталям не вполне на высоте, и в каких-нибудь книжках, где надо найти персонажа на картинке с толпой я бы запросто потерялся, но здесь другое дело. Если здесь кто-то появлялся, то у него явно были шпионские скиллы Джейсона Борна, Черной Вдовы или, на худой конец, тех трех девчонок из старого мульта по Джетиксу. В итоге я отзвонился Саёри и с большим трудом все-таки заверил беднягу, что все у меня в порядке. Своего все-таки добился — подруга отправилась спать.
(знаешь, а ведь сегодня был момент, который ты был бы тоже не прочь зациклить)
Это правда. Я отхлебнул еще кофе и взглянул на Монику. Сейчас около полуночи. Она на ногах, по самым скромным прикидкам, часов с шести утра. Позади школьный день, ресторан и забег по городу на шпильках, черт возьми. Как она умудряется оставаться…
— Чего ты так на меня смотришь, Гарик? — поинтересовалась Моника, — на мне узоров нету и цветы не растут.
— Оставайся сегодня у меня, — предложил я, — можешь кровать застолбить, я не против. На диване посплю. Куда тебе идти на ночь глядя?
В глазах Моники промелькнуло удивление. К таким штукам она явно не привыкла и уж точно не ожидала их от тюфяка Гару. Поразмыслив пару секунд, моя спутница покачала головой.
— Весьма интригующее предложение, Гарик, но не сегодня.
— А чего так? — вырвалось у меня.
Моника улыбнулась.
— Я бы с удовольствием осталась, но если мы утром столкнемся нос к носу с Саёри по пути в школу, будет крайне… неловко, не находишь? А с учетом того, что вы друг к другу домой без стука входите…
— Все, понял тебя, — перебил я ее, — вопрос снят.
Она отставила чашку с почти нетронутым кофе на стол, наклонилась к моему лицу, и я снова почувствовал, как становятся тесны эти гребаные школьные брюки…
На этот раз десяти секунд оказалось мало. Да и тридцати тоже. Я уже собирался сдернуть с нее это дурацкое платье, когда Моника вдруг отстранилась.
— Ты чего, — спросил я, тяжело дыша, — я что-то не так сделал?
— Твоя инициатива мне нравится, — заявила она, — но давай остальное прибережем хотя бы до следующего свидания.
«Странная», — подумал я, — «ради игрока готова всех подруг порешить. Теперь вот он, игрок, здесь, перед ней, а она…»
Но женщин я понимаю не очень хорошо, признаю.
— Давай хотя бы такси тебе вызову.
— Спасибо, но не стоит, — опять отказалась она, — я недалеко живу.
Меня подмывало спросить, где именно, потому что мне вообще казалось, что жилье в каноне мы видим только у главного перса и Саёри. Но лезть со своим любопытством я не стал. И так чем-то момент умудрился изгадить, только не знаю, чем.
— Все в порядке? — только и спросил в итоге.
— Более чем, — ответила Моника, чмокнула меня в уголок губ и поднялась на ноги, — Не забудь написать стихотворение, Гарик! Знание сценария не освобождает тебя от ответственности!
— Напишу-напишу, — отмахнулся я, — не забыл ведь я о нем.
Второй день подряд. Точно пора начинать пить всякие таблетосы, биодобавки для укрепления памяти. А то такими темпами к шестидесяти меня сведет с ума пожилой немец по фамилии Альцгеймер.
— Тогда до завтра! И еще, — она остановилась уже в дверях, — этот вечер действительно получился особенным. Спасибо тебе за него.
— Тебе спасибо, — сказал я, чувствуя, как к щекам приливает горячее.
Если б дело происходило в любовном романе или прочей тому подобной ерунде, которую любят читать тетки «за сорок», я бы сказал, что долго смотрел, как ее стройная фигура удаляется прочь, чтобы наконец раствориться в ночной темноте. Но я не смотрел, потому что падал с ног. Буквально. Завтра вроде бы обещали парочку тестов то ли по истории, то ли по биологии, то ли по тому и другому сразу, но на это я и вовсе забил. Сейчас решаются дела куда более серьезные. Наскоро приняв душ, я рухнул в кровать… и тут понял, чего же мне по-настоящему недостает.
Там, в Москве, остался и мой телефон вместе со всеми возможными плейлистами. Их я насобирать успел предостаточно. Да и вообще из дома без наушников предпочитал не показываться.
Какое-то время даже угорал по винилу, собрал себе маленький симпатичный тракт с советской «Вегой» во главе и ловил с этого ностальгический бумерский кайф. Но потом инфляция, цены полетели вверх, экспортеры прочухали, что можно неплохо рубить бабло с зажиточных хипстеров, и пополнять коллекцию стало невыгодно. Но сейчас приходилось разве что любимые песни в памяти воспроизводить — в этом мире ни спотика, ни дизера, ни даже вшивой яндекс.музыки не нашлось. Что ж…
(рыбки в аквариуме)
(мы как рыбки в аквариуме. тычемся в стекло, а толку ноль)
Открыв заметки на телефоне, я прищурился и набрал:
… So, so you think you can tell
Heaven from hell?
Blue skies from pain?
Can you tell a green field
From a cold steel rail?
A smile from a veil?
Do you think you can tell?
Сначала пришлось удостовериться, что в этом мире о группе Pink Floyd никто не слышал. Повезло — видимо, его… неполнота распространялась даже на информацию.
Странно, почему тогда на местном ДТФ все еще постят шутки про Фила Спенсера, Тодда Говарда и Свена Винке)
Интересный вопрос, но если я сегодня еще хоть о чем-нибудь подумаю, то свихнусь нахер. Текст Wish You Were Here списывал по памяти. Помнил его хорошо — один мой друг здорово играл эту песню Пинков на гитаре, поэтому на стримах ее частенько заказывали. Песня вообще сама по себе отличная, но особенно за душу берет последний куплет.
Одинокие души. В замкнутом пространстве. Где год за годом не меняется ни-че-го.
Повезло, что песня на английском — переводить ничего не пришлось, иначе вышел бы корявый подстрочник, что-нибудь в духе одноголосого перевода с видеокассет. Завтра перепишу набело, чтоб с телефона не читать, и все. Девчонки точно оценят.
Молодец, Гарик, похвалил я себя, откладывая телефон в сторону. Теперь можешь отдохнуть.
Разбудил меня порыв ветра прямо в лицо. Я открыл глаза и обнаружил себя в аудитории литературного клуба. В окна падал бледный лунный свет, мягко шелестели деревья. Судя по всему, стояла самая середина ночи. Парты снова сдвинуты полукружком, как на собрании, в комнате, кроме меня — никого.
Это что-то новенькое. Лунатить доселе не доводилось, хотя, может, на фоне пережитого стресса всякое может начаться. В любом случае, пора отсюда валить.
Я попытался подняться со стула и не смог. Вся нижняя половина тела оказалась недвижима, будто где-то в районе поясницы перерубили кабель, по которому ходят нервные импульсы. Метнулся раз, другой, третий — результата ноль. Словно врос в проклятый стул, как моряки в корабль из байки про Филадельфийский эксперимент. Паршиво. Тогда не остается другого выхода, кроме как…
— Помогите! — заорал я во всю глотку, — Люди! Есть тут кто-нибудь? Слышите?
Не слышали. Только редкие птичьи крики за окном, шуршание листьев…
(и что-то еще)
Из кладовки, где Нацуки держала свой хентай, донесся… звон. Обычно такое хрен услышишь, но я сейчас был настолько на взводе, что все органы чувств обострились, как у марвеловского Сорвиголовы. Звон тем временем повторился и стал… ритмичным, что ли. Сперва это несколько озадачило, однако почти сразу я понял, что он напоминает.
Через несколько секунд к звону присоединился шорох одежды, и из темноты показался силуэт. Темнота его, кажется, ничуть не беспокоила, потому что двигался силуэт уверенно и легко. Опять я оказался прав. Ненавижу себя за это.
— Здравствуй, Гару, — произнесла Юри. В руках она снова держала поднос, но на сей раз чашек было две, а не пять.
— Не подскажешь, что за хрень происходит? — поинтересовался я, снова пытаясь подняться. Чертовы ноги не слушались. Чувствовал я себя игрушечным солдатиком, намертво приклеенным к подставке, — и вообще, раз уж ты здесь, не поможешь встать?
— Ты разве не читал объявление в чате, глупенький? — проворковала Юри, ставя передо мной чашку, — мы решили организовать внеочередное собрание. Чтобы… отпраздновать твое вступление в наши ряды так, как подобает.
Никакое объявление в чате я не читал — не до того было. Но говорить об этом не стал. Блеск в глазах Юри мне капец как не понравился. Лихорадочный он был, нездоровый.
— Да брось, — выдавил я хрипло, — обычное дело же. Зачем так стараться? Мне даже неловко как-то.
В ответ Юри рассмеялась — громко и протяжно. Словно смех причинял ей боль, и нужно было его вытолкнуть.
— Гару, право, какие между нами могут быть неловкости? Тебе нужно расслабиться. Выпей чаю, это очень успокаивает, по себе знаю. Я заварила сегодня кое-что из моей особой коллекции как раз для тебя.
Я покосился на стоявшую передо мной чашку. Понятия не имею, что она туда наплескала, но это точно не чай. Он таким темным и густым не бывает, сто пудов.
— Спасибо, — отказался я, — что-то неохота. Я как-то больше по кофейку…
Глаза Юри сердито сверкнули.
— Пей, — в голосе появилась сталь.
Делать нечего, придется выпить. Черт знает, что эта тихоня может в следующий момент выкинуть. Щас-то она явно в неадеквате. Я неловко улыбнулся, взял чашку и пригубил «напиток». Рот наполнился горечью и еще чем-то омерзительным. Желудок заходил ходуном, и я подумал, что сейчас блевану прямо на парту. Однако Юри продолжала буравить меня взглядом. Так, похоже, честное мнение по поводу «угощения» сейчас ей по душе не придется. Меня передернуло. Язык накрыла маслянистая пленка, о происхождении которой я всячески старался не думать. Чай сползал в желудок скользким комком. Осушив половину, я отставил чашку на поднос.
— Спасибо, Юри, — поблагодарил я, — здорово… освежает.
— Правда? — глаза заблестели еще сильнее, красивое лицо исказилось гримасой, — а мне показалось, что тебе не очень понравилось.
— Да нет, что ты, — я попытался возразить, — вкус непривычный, но…
С жалобным звоном моя чашка полетела в стену. Чаек выплеснулся из нее, забрызгав полку с книгами. В воздухе повис тяжелый затхлый запах, и меня замутило. Господи, и это дерьмо я пил? После такого можно идти хоть в «Форт Боярд», хоть в какое-нибудь шоу, где люди всяких личинок или тараканов жрут.
— Не. Смей. Мне. Лгать, — отчеканила Юри, — к конце концов, искренность — это основа прочного союза, Гару, ты не находишь?
Так-то оно так, но в каком месте, черт возьми, этот союз можно назвать прочным? Или хотя бы добровольным, а?
Юри обошла вокруг парты и приблизилась к моему стулу. Чуть наклонилась, и ее подбородок уперся мне в плечо. Горячее дыхание щекотало шею.
— Я на тебя не сержусь, — сообщила она полушепотом, — все так спонтанно, конечно, тебе нужно время, чтобы привыкнуть. Но пойми, я не могла ждать! С той самой минуты, как мы встретились, Гару, ты не идешь у меня из головы. Жизнь без тебя пуста, пуста и мертва, как лист, заложенный меж книжных страниц! Мы… мы просто обязаны быть вместе!
Я поежился и сглотнул. Почувствовал, как онемение ползет вверх, и вместе с ним голову поднимает паника.
Надо же, как быстро у нее кукушка отлетела. Странно, ведь раньше второго акта Юри не должна была поехать крышей. Неужели я настолько мощно переворошил скрипт своими косяками? Того и гляди все нахрен схлопнется. Рука этой психопатки тем временем тем временем забралась в мои штаны, проскользнула по бедру и направилась… дальше.
Неожиданно оказалось, что полностью я ниже пояса не отмер. Даже не знаю, радоваться этому или нет.
— Как мило, — приняла мою реакцию за активное согласие Юри, — кажется, ты хочешь того же. По крайней мере, одна часть тебя. Что ж, для начала хватит и этого.
Рука методично задвигалась вверх-вниз. Я попытался запротестовать, но Юри свела все усилия на нет. И сделала это весьма оригинальным способом, просто пропихнув язык мне в рот. Ее ладонь тем временем не останавливалась. Наступило время противоречий. Мозг в ужасе сигналил «БРАТАН ВАЛИМ ОТСЮДА СКОРЕЕ НЕЗДОРОВАЯ ХРЕНЬ ТВОРИТСЯ СОВСЕМ НЕЗДОРОВАЯ», на что тело лениво отзывалось «да че ты, все путем, посиди потерпи, скоро это, кхм, КОНЧИТСЯ».
Юри наконец оторвалась от меня и с каким-то абсолютно инфернальным стоном выдохнула:
— Гару, я хочу быть с тобой. Нет, даже не так. Я ХОЧУ БЫТЬ ТОБОЙ. Нам уготована наивысшая степень единства, та самая подлинная любовь, которая стирает в пыль, низводит в ничто любые преграды. Сначала мы познаем друг друга телесно, а потом, потом…
Тут Юри замерла. На ее лице появилось мечтательное выражение. Совсем как у девочки, которую спросили, какой подарок она желает получить от Деда Мороза на Новый Год. Я бы очень умилился… если бы не был напуган до усрачки. Ну и если бы не был близок к тому, чтоб спустить в штаны.
— Потом мы отринем телесность! — с жаром продолжила она, — и наши души сольются в вечном единении, так что даже боги не смогут сказать, где начинается один и заканчивается другой.
— Юри, — выдавил я, — ты классная, я вообще с удовольствием слился бы с тобой и все такое, но, может, мы как-нибудь потом это провернем, не?
В ответ она засмеялась. Сначала тихонько, но смех нарастал и в конце концов превратился в истерический хохот.
— Никакого «потом» у нас не будет, Гару, — наконец поведала мне Юри. По ее щекам бежали дорожки из слез. Рука в штанах набирала темп, — есть только здесь и сейчас. Я понимаю, ты боишься, я чувствую твой страх. Но это нормально, Гару, это естественно. Человек всегда боится ступить в неизведанное. Заглянуть в бездну, даже если он знает, что там ничего нет и быть не может. Маленький, паникующий мозг нарисует на холсте воображения самых жутких чудовищ, лишь бы не дать человеку освободиться из оков, созданных им самим. Но тебе… тебе не стоит бояться. Я рядом.
Она поцеловала меня в шею. Грубо, прикусив кожу зубами. Я зашипел — конечно, есть те, кто щас бы все отдал, чтоб оказаться на моем месте. Но лично меня боль никогда не заводила.
— Знаешь, я хочу признаться, — сказала Юри и наконец отошла от меня. Правда, спокойнее от этого не стало, потому что эта чокнутая направилась к подоконнику и стала копаться в своей школьной сумке, — когда Саёри сказала, что приведет к нам нового участника, я очень испугалась. Мне тяжело даются новые знакомства, я нервничаю, переживаю, даже плохо сплю по ночам… Все время думаю, что где-то могла бы выразиться иначе или вовсе промолчать. С людьми тяжело, Гару. Но ты — ты совсем другой. Всего двух встреч с тобой мне хватило для того, чтоб обрести новую себя! Тревоги, сомнения, тяготы — все это отныне забыто! Я больше не боюсь!
— Зато я боюсь, — признался я.
Юри наконец закончила рыться в сумке. Лунный свет блеснул на здоровенном лезвии. В нем было по меньшей мере сантиметров двадцать пять.
(вот и пиздец тебе пришел, Игорек. было честью играть вместе с вами, сэр)
Я рванулся еще раз в надежде, что паралич спал, и мое тело наконец начнет принимать сигналы полностью, а не по частям. Ничего подобного. Он, паскуда, даже усилился.
Теперь я и пальцем пошевелить не мог — оставалось только с ужасом наблюдать за Юри. Из коридора послышались посторонние звуки. Что-то шлепало и одновременно с тем волочилось по полу. Медленно, но равномерно. «Шлеп-шррх». Но я не придал этому значения. Не мог придать. Мозг полностью ушел в режим паники и отказывался нормально работать.
Юри не спешила. Знала, что никуда добыче от нее не деться. Полюбовалась клинком, проверила острие указательным пальцем. Слизнула выступившую каплю крови и, кивнув самой себе, вновь шагнула к моему стулу.
— Что ж, Гару, — проворковала Юри. Глаза на бледном лице полыхали безумием, — если ты боишься, мы заглянем в бездну вместе.
— СТОЙ! — заорал я, — я хочу уйти!
Неожиданно это подействовало. Юри остановилась и посмотрела на меня с недоумением.
— Нахер мне ваш гребаный клуб не нужен и вы не нужны, — эхо моего голоса отражалось от стен, — меня здесь, в вашем маленьком паскудном мирке быть вообще не должно! Я не знаю, как тут очутился, и мне насрать! Я должен дома сидеть, а не расхлебывать ваше дерьмо!
Юри склонила голову. Волосы скрыли ее лицо.
— Но… но я думала… — вся маниакальность из ее тона пропала, и передо мной снова появилась прежняя Юри, — дрожащее асоциальное пирожное.
— Гару, — раздался откуда-то из-за спины сиплый голос, — ты же не такой. Ты не можешь оставить клуб в подвешенном состоянии, правда?
Теперь «шррх» раздалось уже позади меня. Медленно перебирая босыми ногами, в аудиторию явилась Саёри. Бледная, с жирной синюшной бороздой на шее, она неуклюже двигалась к центру комнаты. Глаза, прежде ярко-голубые, оказались мутными и выцветшими. По полу за ней волочилась веревка. Она и издавала это мерзкое шуршание.
— Тучки достали меня, Гару, — грустно сообщила Саёри, — я правда очень старалась их разогнать, но моих сил не хватило.
— Мне… мне жаль, Саёри, — теперь паралич добрался до голосовых связок и благополучно их сжирал. Я мог только еле слышно шелестеть, как самая несуразная на свете змея.
— Конечно, ему жаль! Иначе и быть не может!
Из коридора вынырнула Нацуки. Шла она… спиной вперед. При этом черные провалы глазниц таращились прямо на меня.
— Пришел, кексов пожрал, чаю попил, в доверие во всем втерся, а теперь собрался слинять? Ну уж дудки, так не пойдет. Нельзя бросать товарищей по клубу в переломный момент, правда, девочки?
Юри кивнула и поудобнее перехватила рукоять ножа. Саёри покачнулась, но устояла. На ее лицо попал лунный свет, и я увидел как муха ползает по мутно-голубой радужке.
— Напишем наш путь к его сердцу, — злобная ухмылка появилась на губах Нацуки.
Я рванулся в последний раз, отчаянно, со звериным воплем… и слетел с кровати. Вскочил на ноги, не обращая внимания на боль — опять чувствительно треснулся ногой, и немедленно зажег свет в комнате. Ну нахер такие фокусы. Пусть прослыву слабаком, кукуха как-то дороже. Сердце бешено колотилось, и в этот момент я даже пожалел, что не курю. Вроде бы это успокаивает, а мне бы сейчас очень не помешало успокоиться.
Сто лет не снились кошмары, да и сны вообще, если уж начистоту. А тем более такие… живые.
Так, Игорян, не паникуй. Что там душеведы говорят про сны? Что это обычная обработка твоим мозгом
(маленьким, паникующим мозгом)
всех впечатлений прошедшего дня. А раз у тебя впечатлений нынче хоть жопой ешь, немудрено, что внутренний компьютер так колбасит. К тому же все это накладывается на шизанутый сюжет игры, в мир которой тебя забросило. Тут любого бы переглючило. Иди завари себе еще кофейку. Жуткая бурда, конечно, но лучше, чем ничего, сейчас в самый раз будет, и поспи на диване. Перед телевизором. Чтоб кто-нибудь на фоне успокаивающе бормотал, это тоже помогает здорово.
(если ты боишься, мы заглянем в бездну вместе)
Трясущимися руками я взял мобильник. Времени полчетвертого утра. Открыл чат литературного клуба. Ничего особенного — Нацуки накидала всяких гифок с котиками, потом Саёри накидала всяких гифок с котиками, Юри добавила видео «десять часов шума дождя для концентрации»…
Ничего даже отдаленно похожего на известие о каком-то тайном собрании. Все это придумал твой разум, Гарик, волноваться не о чем.
(тучки достали меня, Гару)
Окончательно уверившись в том, что безумие пока еще меня не настигло, я отложил телефон и направился в коридор. Мимоходом глянул в окно и застыл.
Из-за плотных занавесок на окне Саёри пробивался желтоватый свет.