Гюндюз. А сегодня мне исполнилось десять лет.
Гюлюш. А ты хочешь видеть маму?
Гюндюз. Очень хочу, тетя... А мама моя красивая?
Г ю л ю ш. Очень красивая, детка...
Гюндюз. Сегодня она не приедет к нам?
Гюлюш. Кто знает...
Гюндюз. И вечно ты меня обманываешь. Раньше говорила, что моя мама не то на Марсе, не то на Юпитере, а теперь говоришь - в Москве. Дорогу в Москву я хорошо знаю. Ах, если бы я ее увидел!
Гюлюш. А что бы ты сделал?
Гюндюз. Я бы обнял ее крепко-крепко и стал бы целовать без конца... (Обнимает Гюлюш.)
Гюлюш. Хорошо, детка, пока собери свои игрушки, а я посмотрю, что там гости делают. (Уходит.)
Входят Абдул-Али - бек и Мамед-Али.
Аб дул-Ал и - бек. А что если эта Севиль и есть та самая?
Мамед-Ал и. Что? Этого быть не может. Я же говорю тебе, что Севиль французское слово, у азербайджанцев такого имени нет.
Абдул-Али - бек. И то правда. Только книга-то касается раскрепощения азербайджанки. Зачем французу заботиться об азербайджанке?
Мамед-Али. Ну и сказал! Французы, друг мой, коран перевели на свой язык и про нас написали больше, чем мы сами.
Абдул-Али - бек. Может быть. А все-таки спросим у Гюлюш.
Входит Гюлюш.
Мамед-Али. Здравствуйте, мадемуазель Гюлюш!
Гюлюш. А, здравствуйте, старые друзья! Вы еще живы?
Мамед-Али. И вовсе нет. Абдул-Али-бека я взял напрокат из анатомического музея на один вечер.
Слышно пение детей.
Абдул-Али-бек. Гюлюш-ханум, мы узнали, что вашему мальчику сегодня исполняется десять лет, и сочли приятным долгом принести вам свои поздравления и передать этот скромный подарок.
Гюндюз. Это что, тетя? На пароходик похоже...
Гюлюш. Нет, милый, это старинная посуда.
Гюндюз. А ну-ка, дай, я попробую, не поплывет ли.
Гюлюш. Нет, детка, золото тяжелее воды и потому не может плавать.
Абдул-Али - бек. Правильно! Правильно! Оно потонет в воде.
Мамед-Али. Ничего подобного! И вовсе не потонет...
Гюндюз. А вот мы сейчас попробуем (спускает посуду на воду. Она тонет. С веселым криком). Ого, потонула, потонула! Значит, не годится.
Гюлюш. Довольно, милый. Теперь собери свои игрушки и иди к товарищам в сад. А вы пожалуйте в комнаты. У нас гости.
Абдул-Али - бек. Гюлюш-ханум! Я хотел бы спросить у вас. Быть может, при гостях будет неудобно? Вот целый месяц, как газеты пишут об одной книге. Как она называется? Сейчас... (Ищет в газете).
Мамед-Али (подсказывает). "Путь к раскрепощению азербайджанки".
Абдул-Али - бек. Да-да, вот. (Показывает газету) Кто такая эта Севиль? Статья-то хорошая, только понять ее трудно.
Гюлюш. Возможно. В статье дается глубокий анализ и немало новых философских понятий, которые неподготовленному читателю трудно усвоить сразу.
Мамед-Али. Это невозможно. Никогда азербайджанка не может написать такую вещь! Это или француженка или француз... Во всяком случае, француз.
Абдул-Али - бек. И то правильно! Я как раз об этом думал. Откуда у азербайджанки такие способности? Хотя кто знает! Сейчас времена такие!... Помните, Гюлюш-ханум, лет восемь тому назад у Балаша была жена. Где она не знаете?
Гюлюш. Как же, первое время я занималась с ней. Затем она поступила на рабфак, проявила большие способности, получила командировку в Москву. Последние годы училась там в университете. Думаю, что скоро вернется.
Абдул-Али - бек. Вот видите! Кажется, и ее звали Севиль, не так ли?
Входят Балаш и Эдиля с букетом цветов.
Мамед-Али. Ничего подобного. Учись она хоть на небе, все же не сумела бы написать такую книгу. Вот и все.
Эдиля. Здравствуйте, мадемуазель! Привет и поздравления вам и вашему воспитаннику! А где он сам?
Гюлюш. Спасибо, Эдиля. Добро пожаловать!
Эдиля. А где же Гюндюз?
Балаш. Где же Гюндюз?
Гюлюш. Сейчас придет. Он в саду с товарищами... Гюндюз, Гюндюз, иди сюда. Отец пришел.
Гюндюз (вбегая). Кто? Кто? Отец? (Растерянно оглядывается). И мама пришла?
Гюлюш. Нет, детка, только папа пришел. А поздороваться не надо?
Балаш. Гюндюз!
Эдиля. Я никогда бы не подумала, что из того малютки может вырасти такой чудесный мальчик. Ты меня помнишь, Гюндюз? Я тебя целый год нянчила.