Абдул-Али-бек. Правильно! И я об этом думал. Будьте здоровы!
Балаш. Разрешите мне несколько слов, господа. Теперь стало истиной, что женщина - украшение общества. Общество без женщины точно гнилое дерево. Но не отрицаю - в чадре тоже есть прелесть. Бывает, глядишь, плывет по улице закутанная в шелк таинственная фигура. Словно тайна существования человечества! И никто не угадает, кто она, откуда и куда идет. Представители других наций, идя на вечер, в гости или в театр, берут и своих жен, а мы бываем всюду одни. И невольно скучаем. А между тем женщина, эта прекрасная кукла, призвана развлекать своего мужа и рассеивать его горе. Ходить без чадры вовсе не значит: гуляй с кем хочется. Женщина всегда должна подчиняться воле мужа. Здесь находится мадам Эдиля, которая свободно сидит среди нас и пьет с нами, доказывая этим, как далеко пошло наше общество в своем культурном развитии. Выпьем же за нее!...
Гюлюш. Ура! Музыканты!
Абдул-Али - бек. Правильно, я тоже как раз об этом думал.
Мамед-Али. А мне кажется, что вы подходите к женской эмансипации с обратной стороны.
Гюлюш. Вот что, господа! Если общество гниет без женщин, то и женщина без общества чахнет. Почему же здесь нет жены моего брата?
Балаш (сердито) Гюлюш!...
Гюлюш (не обращая на него внимания). Вам должно быть известно, мадам, что у Балаша есть жена, не правда ли? Мне думается, что никто не станет возражать против ее присутствия здесь.
Эдиля. Пусть придет.
Балаш. Господа, я бы просил...
Гюлюш. Я сейчас ее позову.
Мамед-Али. Есть один возражающий...
Гюлюш. Кто он?
Мамед-Али. Я.
Гюлюш. Что же вы предлагаете?
Ма мед-Ал и. Я предлагаю просить ее, если она не захочет прийти.
Гюлюш направляется к двери.
Балаш (догоняет ее и резко останавливает). Гюлюш! Не выводи меня из себя! Иначе я вырву твой острый язык!
Гюлюш. Держать слабую женщину в заточении, словно арестантку, и подвергать ее насмешкам соперницы? Моего отца вырядить в одежду покойника, лишить его языка и, превратив в глупую обезьяну, в уродливую марионетку, выставить на посмешище этим людям? Довольно! Я больше тебе не сумасшедшая Гюлюш2. Мой смех превратится для тебя в хохот черного ворона, и этот хохот всю жизнь будет раздаваться в твоих длинных ушах. (Уходит).
Балаш возвращается к столу.
Абдул-Али-бек. Господа! Разрешите и мне несколько слов. Что касается культуры, то мы, конечно, убегать от нее не станем. Собственно говоря, иностранцы переняли науку от нас. Пророк повелевает искать науку, хотя бы она была в Китае. Пусть и женщина учится. Чадра ведь не отнимает у нее головы. Пускай учится по корану. В нем написано обо всем, что под землей и что над землей. Если мы будем точно придерживаться предписаний корана, то победим всех иностранцев. Ведь сотрясли же исламские дружины в былые времена Испанию и всю Европу! Что же касается женщины, то она ведь не садовница, чтобы по садам ходить, и не каменщица, чтобы по горам бродить... Сам бог изволил создать ее слабой, и потому выпьем, так сказать... (Путается и беспомощно озирается вокруг).
Мамед-Али. Ну, за бога, что ли?
Абдул-Али-бек. Да... Я говорил о женщине. До сих пор она сидела дома, теперь пускай выходит и во двор. Но, если женщина будет вечно перед глазами мужчины, она потеряет свою девственную прелесть. Если женщины и мужчины смешаются в одну массу, то с течением времени или мужчины превратятся в женщин, или женщины в мужчин. Не так ли?
Маме д-Али. И вовсе не так. Говорят, что есть солнце. Неправда! Говорят, что есть луна, есть мир. Неправда! Говорят, что у ислама есть культура. И это неправда! У него есть молитвенный коврик да намаз. Говорят, что культура у европейцев. Тоже неправда! И у них всего две вещи: пушки да деньги. Все остальное - ложь. Все мы - рабочие скоты и дойные овцы. И ты скотина, и я скотина, и он скотина. И мы овцы, и вы овцы, и они овцы. Я утверждаю, что имеется лишь один-единственный символ культуры. Это - водка! Вот это - культура! Европейцы пьют из рюмок, а мы, люди Востока, будем пить из чашек. Все остальное - ложь и обман. Кроме водки, ничего нет на свете. И меня нет, и тебя нет, и его нет. Ну ничего нет. Есть только водка... Будьте здоровы!
Входит Гюлюш, ведя за собой Севиль.
Гюлюш. Вот жена Балаша. Никакой режиссер над ней не работал. Человек, как он есть, естественный.
Балаш. (загораживая ей дорогу). Гюлюш!
Гюлюш. Уйди с дороги, Балаш, не путайся в ногах! Возьми лучше эту чадру, брось в сундук и крепко запри. (Снимает с Севиль чадру и бросает Балашу. Ведет Севиль за руку к столу). Иди, Севиль! Общество иногда кружит голову, но ты не бойся, уверенно ступай! Знакомься. Это Эдиля, целуйтесь. В светском обществе принято целоваться с гостями. Так! Это Абдул-Али-бек. Постой-постой, его целовать не надо, еще жена драться начнет. Целовать можно только вдовцов, и то тайком. А это, как он сам говорит, или господин Корыто, или господин Поднос. Кому как нравится, а ему все равно.
Мамед-Али. Ничего подобного, меня звать господин Кувшин.
Гюлюш. Очень приятно. Одним словом, господин Инвентарь. Ну, это мой отец. Он одет в платье покойника, но ты не бойся-это временно.
Балаш. Гюлюш...
Гюлюш (не обращая внимания). Теперь садись рядом со мной.
Эдиля. Но у Севиль нет бокала...
Гюлюш. Она и без того пьяна.
Мамед-Али. Дайте ей чашку.
Эдиля. Шах и мат, Гюлюш. Если она не будет пить, и я не буду. Балаш, слово за вами.
Балаш. Нет, нет, она пить не будет.
Севиль. Я в жизни не пила... Я не умею...
Эдиля наливает ей водку.
Гюлюш. Ты подожди, я принесу твоего ребенка - как бы он не заплакал там (быстро уходит).
Атакиши. Слушай, Севиль, что у тебя там в стакане?
Севиль. Клянусь, я сама не знаю.
Мамед-Али. Это водка. Голова болит - пей водку. Глаза болят - пей водку, и из чашки.
Абдул-Али-бек. Совершенно верно. И я сейчас об этом думал.
Входит Гюлюш с ребенком на руках.
Эдиля (идет ей навстречу и холодно останавливает ее; тихо). Гюлюш!
Гюлюш. Вам, мадам, стало жарко? У нас есть холодная вода.
Эдиля. Гюлюш, бросьте колкости. Скажите, чего вы от меня хотите?
Гюлюш. Сострадания к этому ребенку.