Наконец-то Такегами лично познакомился с Казуми Токорода. До этого он протоколировал ее показания и перед встречей еще раз изучил их самым внимательным образом. Однако прежде они ни разу не встречались. Теперь она стояла перед ним и смотрела ему прямо в глаза.
Такегами знал, что она отличница, и, взглянув на нее, сразу понял, что девушка действительно очень умна и сообразительна. Казуми немного нервничала. Она довольно сухо поздоровалась. Такегами, со своей стороны, тоже был не особо расположен изображать радушие. Посетительница не нуждалась ни в любезности, ни в сочувствии — она хотела поскорее перейти к делу. Так стоило ли тянуть кота за хвост? Такегами рассказал Казуми о том, как будет проходить допрос:
— Я приглашу в этот кабинет троих людей и буду по очереди беседовать с ними.
Девушка кивнула.
— Все трое состояли в переписке с твоим отцом. Я пока не буду называть их имена, говорить, сколько им лет и в чем была суть их отношений с господином Токородой. Подробности постепенно прояснятся по ходу допроса. — Тут голос Такегами немного смягчился. — Думаю, тебе уже говорили об этом, но я хотел бы еще раз подчеркнуть, что в первую очередь ты должна обращать внимание не на то, что они говорят, а на то, как они это делают: на их голос, манеры, жесты. Постарайся сосредоточиться на этом — так ты быстрее сможешь опознать того, кого раньше могла видеть или слышать. Тебе понятна твоя задача?
Казуми опять молча кивнула.
Такегами вдруг стало интересно, как бы она ответила, если бы все-таки решила что-нибудь сказать: «Да», «О’кей» или, может, «Так точно»?
— Ты, кажется, нервничаешь? С тобой все в порядке?
Казуми отвела глаза и сделала движение рукой, словно обмахиваясь веером:
— Тут слишком жарко.
— Сейчас попрошу включить кондиционер, — вызвался помочь Токунага и вышел из кабинета.
Как только за ним закрылась дверь, Казуми, уставившись прямо перед собой, ровным голосом проговорила:
— Давайте вы не будете меня жалеть и рассказывать мне, что те, кого вы собираетесь допрашивать, просто состояли в переписке с моим отцом. Можете называть вещи своими именами: сейчас я увижу «маму», «Минору» и «Казуми», так ведь? — Задав вопрос, она уставилась на Такегами.
— Да, так и есть, — ответил он. — Я просто хотел по возможности избежать предубеждений с твоей стороны. Вот и все.
— Не держите меня за дуру! — огрызнулась она. — Во время допроса я буду находиться там? — Она кивнула на двустороннее зеркало.
— Да, ты будешь наблюдать за происходящим из соседнего кабинета. Не беспокойся, тебя никто не увидит.
Такегами подошел к зеркалу. Казуми последовала за ним, слегка коснулась пальцем блестящей поверхности:
— Я иногда смотрю детективы по телику. Пару раз там показывали такие комнаты — их ведь обычно используют для опознания подозреваемых? Выстраивают людей в ряд вдоль стены…
— Ну, на самом деле это не всегда происходит именно так. Например, сегодня все будет немного по-другому.
— Они встанут вдоль стены, — нетерпеливо прервала его девушка, — и вы им прикажете по одному делать шаг вперед, поворачиваться боком и все такое, разве не так?
— Мы подумали, что в данном случае это будет не совсем удобно. В первую очередь для тебя.
— Ну не знаю. — Казуми с подозрением посмотрела на него, словно опять намереваясь попросить не считать ее за дуру.
— Кстати, я хотел сказать тебе кое-что еще. Может, об этом тебе тоже уже говорили, тогда я заранее прошу прощения, что повторяюсь. Если даже ты узнаешь кого-либо из этих людей и будешь уверена в том, что видела его или ее раньше, это вовсе не сделает того, кого ты опознаешь, главным подозреваемым в убийстве твоего отца. Так что не волнуйся, и, как только будешь готова, мы начнем.
— Я ни капли не волнуюсь.
Такегами усмехнулся.
Девушка внимательно рассматривала зеркало, чуть ли не касаясь его носом:
— И что, сквозь него реально не видно того, кто находится за ним? С виду похоже на самое обычное зеркало.
— Да, как я и говорил.
— Но ведь те, кто сегодня сюда придет, скорее всего, тоже видели фильмы про полицейских и, как и я, сразу поймут, что к чему, и заподозрят, что я за ними оттуда наблюдаю?
— Они будут лишь знать, что по ту сторону зеркала кто-то есть, но не смогут догадаться, что там именно ты.
Казуми задумчиво помолчала, а потом сказала, обращаясь уже не к Такегами, а к офицеру Футигами, стоявшей у двери:
— Знаете что? Со вчерашнего дня я изо всех сил стараюсь припомнить все подробности того, что я видела.
Быстро обменявшись взглядом с Такегами, женщина ответила:
— Ну и как? Есть результат?
Девушка наморщила лоб и нахмурила свои тонкие крашеные брови:
— Мне кажется, стало только хуже. Чем больше я об этом думаю, тем меньше я уверена в точности своих воспоминаний — они словно ускользают от меня.
— Так иногда бывает, — успокоила ее Футигами. — Думаю, тебе лучше не усердствовать сверх меры. Пусть все идет своим чередом.
— Если ты против, мы можем не проводить опознание, — заметил Такегами.
Казуми поспешила его разубедить:
— Нет-нет, я готова. — Она решительно тряхнула головой, так что ее каштановые волосы шелковой волной рассыпались по плечам. — Я в порядке, честное слово. Я справлюсь.
— Мы ценим твою готовность помочь, но ты не должна перенапрягаться. Как только ты поймешь, что с тебя хватит, ты можешь в любой момент остановить допрос.
— Все будет нормально. Вот только я хотела кое о чем спросить. — Глаза у девушки заблестели. — Что, если мне захочется задать им какой-нибудь вопрос, ну, или, скажем, мне понадобится, чтобы кто-нибудь из них сделал определенный жест или встал боком? Это как-нибудь можно будет устроить?
Такегами повернул голову и показал еле заметный провод, подведенный к правому уху:
— Смотри, какая штука. Это не слуховой аппарат, а радиотелефон. Он подсоединен к телефону в соседней комнате. Если тебе потребуется что-нибудь мне передать, можешь смело сказать об этом детективу Исидзу или офицеру Футигами, и они свяжутся со мной. Еще в этом кабинете установлен высокочувствительный микрофон, так что за стеной вам будет отлично слышно все, что здесь говорится.
Казуми, кажется, наконец успокоилась и улыбнулась. Она сказала, что хочет сходить в туалет до начала допроса, и офицер Футигами пошла ее проводить.
Когда обе удалились, Токунага снова сел за стол. Он поднял брови и задумался.
— Сколько ей лет, не напомните? — спросил он коллегу.
— Шестнадцать.
— Выглядит на все двадцать. Макияж классный, что и говорить. Ведет себя достаточно бесцеремонно, как мне показалось.
— А чего ты ожидал? Нынешняя молодежь вся такая: они думают, что без наглости в жизни не преуспеть.
— Преуспеть, говорите? В чем, интересно? В работе? Или в личной жизни? Где наглость особенно помогает? — ехидно поинтересовался Токунага.
— А, ну да, ты ведь все еще бобыль, насколько я знаю?
— Бобыль — слово-то какое! Так уже давно никто не говорит. Теперь это называется холостяк, а еще точнее — свободный мужчина.
— Да вас, свободных мужчин, тут столько развелось, что плюнуть некуда. Когда уже одумаетесь?
— Мы все ждем, пока подрастет ваша Норико. Говорят, она красавица, глаз не отвести.
— Кто говорит?
— Преимущественно тот кретин.
Такегами презрительно фыркнул:
— Акидзу, что ли? Ему тут точно нечего ловить. Все знают, что он меняет женщин как перчатки. Нам бабники ни к чему.
— Почему-то меня ваша реакция не удивляет.
Такегами попытался представить себе лицо дочки. Если бы Норико вела себя так же, как только что Казуми Токорода, что бы это могло значить? Если бы его малышку привели в кабинет для допросов и инструктировали перед опознанием преступников, как бы она реагировала?
— Я ее холил и лелеял, всю душу вложил в ее воспитание, и вот на тебе — она взяла и влюбилась в полицейского, — проворчал Такегами.
Токунага восторженно присвистнул.
— В колледже она встречалась с одним, но потом бросила его ради этого парня.
— Похоже, у вашей дочки доброе сердце. Только настоящий ангел может полюбить госслужащего, живущего на бюджетное пособие.
— Не знаю уж, может, она и впрямь его жалеет. Знаю только, что ее бывший был гораздо симпатичнее, при всем моем уважении к полицейским.
— Внешность в мужчине не главное. В женщине, впрочем, тоже, — философски заметил Токунага. — Красота до добра не доводит. Вон, Рёсукэ Токорода был очень даже ничего, а постоянно изменял своей благоверной. Нет, я, конечно, не считаю, что все поголовно красавцы и красавицы ветрены, но сочетание двух этих качеств часто приводит к плачевным результатам.
Такегами рассмеялся.
— Благоверной? Так вроде тоже уже никто не говорит, — поддел он коллегу.
После того как выяснилось, что у Рёсукэ Токороды был роман с Наоко Имаи, следователям пришлось заняться выяснением подробностей личной жизни убитого. В результате Харуэ Токорода, и без того шокированная смертью мужа, была вынуждена ответить на ряд довольно неприятных вопросов. То ли детектив, беседовавший с ней, проявил себя как настоящий профессионал, то ли сама Харуэ умела логично и ясно излагать суть дела, — как бы то ни было, отчет об этой встрече оказался составлен настолько продуманно и тщательно, что даже опытный Такегами удивился, когда читал его. К отчету прилагалась стенограмма показаний госпожи Токорода. Листая документы, Такегами пытался вообразить лицо этой несчастной, когда она рассказывала полицейским о своей семейной жизни. Лично он не мог не пожалеть Харуэ: на долю этой слабой женщины выпало немало испытаний, и он не мог представить, как она с ними справляется. Со стороны все происшедшее казалось ему абсолютно непостижимым и иррациональным.
«Да, — призналась госпожа Токорода, — мой муж то и дело ходил налево. За двадцать лет совместной жизни, пожалуй, не было и года, чтобы он не спутался с какой-нибудь дамочкой. Особенно ему нравились молодые красотки. Наверное, все мужчины к ним неравнодушны, но в случае с моим супругом это чувство редко оставалось без ответа. Вероятно, жены в таком редко признаются, но о своем муже я могу сказать однозначно: он умел клеить девушек, как никто, был просто чемпионом по этому виду спорта. Сначала его успехи на любовном фронте, разумеется, выводили меня из себя. Однажды, когда Казуми была еще совсем крохой, я решила, что с меня хватит, забрала ее и уехала к родителям. Рёсукэ ужасно расстроился. Он приехал за мной, извинялся, каялся, молил о прощении и обещал, что впредь это не повторится. Я поверила и вернулась к нему, и он вскоре принялся за старое. Так мы и жили.
Если бы у нас почти сразу не родилась Казуми, не знаю, как бы я с этим справилась. Но, знаете… После десяти лет замужества я стала по-другому смотреть на жизнь. „В конце концов, — думала я, — Рёсукэ все равно каждый вечер приезжает домой. Даже если до этого он ухлестывает за другими, какое мне дело?“ Муж никогда не оставлял нас с дочерью без внимания, всегда заботился, дарил подарки. Со стороны могло показаться, что мы самая счастливая семья в мире. Он действительно хорошо к нам относился.
В общем, я пришла к выводу, что его романы и интрижки — это своего рода болезнь. Ни с одной из своих подружек Рёсукэ никогда не говорил по душам — он был их покровителем, помощником, старшим братом, как бы забавно это ни звучало. Думаю, он вел себя так по одной-единственной причине: ему нравилось внимание девушек, и потому он сам не мог обойти их вниманием. Вот и все. Если его очередная пассия просила его о чем-то, он не мог ей отказать. Настоящий рыцарь, ничего не попишешь.
В компании „Орион фудс“ ему неплохо платили, но состоятельной наша семья никогда не была. И в то же время я должна признать, что мой муж никогда не спускал весь свой заработок на подружек. Мы с Казуми ни в чем не нуждались. Мне очень хотелось еще ребенка, но Рёсукэ сказал, что дети обходятся недешево, и я не стала настаивать. Разумеется, для него прибавление в семействе обернулось бы необходимостью резко сократить личные расходы, а карманные деньги были ему нужны.
В Казуми муж души не чаял. Когда она родилась, он был вне себя от счастья — все повторял, что всегда мечтал о дочке. В недавнем интервью для корпоративного журнала Рёсукэ признался, что с нетерпением ждет того счастливого дня, когда поведет дочь к алтарю.
В общем, сколько бы раз муж мне ни изменил, я точно знаю, что у него и в мыслях не было уходить из семьи. Наверняка он думал, что если я не знаю о его похождениях, то все в порядке. Разумеется, я обо всем догадывалась, но Рёсукэ это не особо тревожило. Думаю, он понятия не имел, что мне известно о его любовницах.
О Наоко Имаи мне сказать нечего. Думаю, мой супруг выбрал ее в качестве очередной пассии. Не знаю, насколько они были близки, но история о том, что поначалу они крутили роман, а потом стали просто друзьями, почти как брат и сестра, очень похожа на правду. Как я уже говорила, моему мужу был свойствен этот тип отношений.
Говорили ли мы о разводе? Никогда! Он ни разу не предлагал мне разойтись. Признаюсь, я подумывала об этом однажды, лет десять назад… Но потом, когда я поняла, что неверность мужа — это своего рода болезнь, я осознала, что не имею права бросать его. Развод не решил бы проблему.
Да, я могла бы устроить ему сцену, закатить истерику и потребовать никогда мне больше не изменить — не причинять невыносимую боль своей неверностью. Скорее всего, этим я бы сильно его озадачила. Рёсукэ, наверное, сказал бы: „Но ведь я же всегда заботился о семье“. И тут я не смогла бы ему возразить.
Наверное, я слабохарактерная и слишком добрая, но, несмотря ни на что, я не могу ненавидеть мужа. Я даже никогда не могла долго на него обижаться. Он был как ребенок, как маленький мальчик, которому я вместо матери или старшей сестры. На самом деле мы неплохо ладили. Мне казалось, что, когда мы с ним состаримся, мы будем принадлежать только друг другу, будем поддерживать друг друга, как и положено супругам.
Что обо всем этом думает Казуми? Она уже не маленькая и многое понимает. Измены отца не укрылись от ее внимания. Впрочем, у нее сейчас переходный возраст, и она в любом случае нашла бы повод для конфликтов с родителями. Девочки-подростки часто жестоки по отношению к отцам. Казуми и Рёсукэ уже два года почти не разговаривали. Муж хотел наладить отношения с дочерью, но у него ничего не получалось. Мне было жаль его, но часто он сам провоцировал ссоры. В глубине души я надеялась, что разоблачительные речи Казуми заставят его задуматься и начать анализировать свои поступки.
Да… В каком-то смысле его роман с Наоко Имаи действительно кажется мне отвратительным. Сама мысль о том, что мой муж мог встречаться с девочкой, которая годилась ему в дочери, невыносима. Однако Рёсукэ наверняка об этом не задумывался.
Казуми сердита не только на своего отца, но и на меня. Она считает, что я слишком слабовольна, что муж меня использует, а я допускаю это и прощаю ему слишком многое. Пару раз дочь даже пыталась наставить меня на путь истинный, говорила о том, что я не должна пренебрегать своим достоинством. „Во что ты превратила свою жизнь?“ — упрекала она меня. Я велела Казуми не лезть не в свое дело и пыталась объяснить, что в ее нежном возрасте ей может быть понятно далеко не все в отношениях между мужем и женой. Я надеялась, что со временем она поймет, что к чему, или хотя бы попытается понять.
Наверняка Казуми считает меня никчемной трусихой. Особенно сейчас, когда Рёсукэ больше нет… Когда мне так тяжело и так одиноко… Думаю, дочери больно видеть меня разбитой и подавленной».
Читая показания Харуэ, Накамото не мог не удивляться. Воистину некоторые женщины словно специально созданы для брака: они способны прощать мужьям любые прегрешения.
— Наверняка таких пар не так уж мало, — заметил он. — А вот дети, которые вырастают в подобных семьях, видимо, смотрят на жизнь несколько иначе.
Такегами ответил, что лично он не стал бы до конца доверять словам человека, который считает себя «слишком добрым».
Накамото расхохотался:
— Знаешь, Гами, может, ты и прав.
Обсуждать семейные проблемы с Казуми Токорода нужно было еще осторожнее. Отчет о беседе с дочерью убитого оказался довольно коротким. Стенограмма показаний начиналась так:
«Мама вам наверняка уже обо всем рассказала. Да, я знала, что мой отец постоянно зависает со всякими малолетками. Мне надо было родиться слепоглухонемой, чтобы ни о чем не догадываться. А про Наоко Имаи мне ничего не известно. Наверное, они стали встречаться относительно недавно.
С тех пор как я пошла в школу, отец начал постоянно ко мне придираться — если не верите, спросите маму, она подтвердит. Мы с ним без конца ругались. В последнее время почти не разговаривали. Стоило мне открыть рот, как он тут же набрасывался на меня. Мне попадало за все подряд: за то, что поздно прихожу домой, за то, что слишком много болтаю по телефону, за то, что я встречаюсь с Татсуей, за то, что не ценю, какой у меня отличный отец. Мой парень говорил мне, что это нормально: дескать, папа просто видит, что я выросла, и ему грустно оттого, что вскоре я покину дом и стану жить своей жизнью. Я обещала ему быть поласковее с отцом, но у меня это редко получалось.
Мне хотелось верить, что, когда я вырасту и стану самостоятельной, мы с папой обязательно научимся ладить. А пока что, вместо того чтобы без конца грызться из-за всякой ерунды, я решила немного отстраниться, перестала общаться с ним, чтобы не давать ему без конца меня доставать. Я изо всех сил старалась его игнорировать. Мне казалось, что так нам обоим будет лучше: ведь он тоже устает на работе, живет в постоянном стрессе, так зачем еще осложнять ему жизнь?»
Харуэ Токорода подтвердила, что между дочерью и отцом в последнее время шла холодная война.
Когда Казуми давала показания, она все еще жила в страхе перед загадочным преследователем, и как раз накануне этой беседы к их дому была приставлена охрана. Детектив, составлявший отчет о допросе, отметил, что свидетельница явно очень волновалась и потому могла рассказать далеко не все, что знала, так что, вероятно, следовало задать ей те же вопросы снова в более спокойной обстановке. Такегами тогда, помнится, подумал, что составитель отчета неплохой психолог. Он до сих пор не изменил своего мнения.
Постепенно неведомый преследователь растворился в воздухе, но тут выяснилось, что у Рёсукэ Токороды была виртуальная семья, с которой он проводил довольно много времени в киберпространстве. Жену и дочь убитого вновь попросили дать показания. По мнению Харуэ, ее муж завел себе «жену» и «детей» в Интернете, потому что ему не хватало впечатлений и общения. Ведь именно для этого, собственно, ему требовались многочисленные любовницы.
«Я слышала от его коллег по отделу, что девушки и женщины, с которыми он работал, обычно называли его „папа“ или „брат“. Конечно, они не имели в виду ничего плохого. И даже если мужу на самом деле не нравилась их фамильярность, мне они вряд ли об этом рассказали бы. Рёсукэ всегда отлично ладил с коллегами, не только с женщинами, но и с мужчинами тоже. Почти все, с кем он работал, пришли на его похороны. Он заботился о своих подчиненных, старался поддерживать их во всем. Может быть, именно поэтому они называли его папой. Члены семьи, которую он завел в Интернете, наверняка очень молоды, поэтому в общении с ними муж тоже мог позволить называть себя папой».
Харуэ не верила, что виртуальная жена и дети могли заменить ее мужу настоящую семью.
Казуми придерживалась другой точки зрения. Новость об интернет-сообществе вывела ее из себя. Если неверность отца она еще могла простить, то такое гнусное предательство явно выходило за все рамки. Мысль о том, что ее родной папа играл в «семью» с незнакомыми людьми, была для нее невыносимой.
«Не знаю, что и думать. Скажу только, что этот его поступок сводит меня с ума. Может, ему было за что обижаться на нас с мамой, но ведь и он, со своей стороны, вел себя далеко не идеально. Неужели, прежде чем сделать это, он даже на миг не задумался над тем, как мерзко он поступает по отношению к нам? Что самое ужасное, его виртуальную дочку зовут так же, как меня. Даже если это всего лишь ник, а не настоящее имя — что с того? Вы должны обязательно найти этих людей. Я хочу понять, за что они убили отца. И мне надо знать, что он им писал».
Немного придя в себя, Казуми дала показания о том, что незадолго до убийства несколько раз видела отца в городе с незнакомыми людьми. Прежде она никогда не вспоминала ни о чем подобном.
Накамото тогда предположил, что ярость затуманила сознание девочки, так что она уже сама перестала понимать, что придумала, а что видела или слышала на самом деле. «Она говорит, что никогда не простит убийцу, но почему-то это звучит так, будто она клянется никогда не прощать собственного отца. Как бы то ни было, довольно странно, что она меняет свои показания каждые пять минут. Мне кажется, не следует принимать ее слова за чистую монету».
Такегами был согласен с другом. Именно их тогдашний разговор натолкнул Накамото на его собственную версию этого преступления, которую сейчас предстояло проверить.
«Мне кажется, Гами, — сказал тогда старый полицейский своему другу, — другие теории никуда не годятся. Подозреваемая А. точно никого не убивала».
Воспоминания Такегами прервал голос Тикако Исидзу в наушнике:
— Мы готовы. Казуми на месте. Можно приступать.
Такегами взглянул на зеркало. Разумеется, за ним полицейский ничего не увидел — перед ним было лишь его собственное отражение. Выражение лица показалось ему достаточно решительным. Пришло время действовать.
Встретившись в зеркале взглядом с Такегами, Токунага кивнул, поднял трубку телефона и сказал:
— Можете привести первого.
От кого: Мама
Кому: Казуми
Тема: Срочно!
Слышала, что случилось с Папой? Надо срочно встретиться.
От кого: Мама
Кому: Минору
Тема: Срочно!
С Папой произошло нечто ужасное. Надо встретиться.
От кого: Казуми
Кому: Мама
Тема: Признавайся
Это *ты* его убила?