Чмокнув отца и присущим только ей легким движением головы забросив за плечи свои длинные соломенные волосы, старшенькая, напевая, покинула спальню.
В ту же минуту, облизываясь, вошла собака. Мягко спружинила на постель, прижалась теплым бочком к плечу Щасливкинда и, не мигая, уставилась на него своими любящими черными глазами...
"Но почему мы всё-таки остались евреями? Столько было возможностей! Ну, исчезли бы, как римляне, как древние египтяне, как тысячи других. И что? Лист бы не шелохнулся! Щасливкинд, милый, думай, думай! Ответь на самый вечный вопрос, почему мы остались! Ну?! Боже мой! Есть! Понял! Да мы давно по своей воле перешли бы хоть к черту - лишь бы выжить! Но Бог не дал! И в этом суть Веры! Вот оно, самое мощное доказательство существования Бога! Бог, только Он, не позволил нам раствориться в других! Не религия, не Вера в Него, а Он Сам сохранил нас! Только Ему было по силам совершить это. Я, кажется, гений... или слишком взволнован предстоящим...
В эту секунду - а было ровно три часа дня - раздался звонок в дверь.
Красавец вошел, приятно осмотрелся и спросил:
- А где наш герой?
Щасливкинд вылетел из спальни на крыльях своего открытия, и потому был весел и решителен.
- Я готов!
- Папа, - спросила старшенькая. - А где твои вещи?
- Ну, зачем вещи? - ответил за папу красавец. - В гостинице нам такое дадут!
- Но хотя бы тапочки, домашние штаны, - не унималась дочь.
- Всё есть и всё по размеру.
- А зубная щетка?
- Да некогда там будет чистить зубы!
- Папа, куда тебя ведут?
- В Тверию, доченька, на испытания, - почти прорыдал Щасливкинд.
- Папа, ты бы хоть туфли надел! - сказала младшенькая.
- Вот туфли - это обязательно! - радостно согласился красавец.
Кряхтя и наливаясь стыдом, Щасливкинд начал надевать туфли. А красавец склонился к уху жены и прошептал:
- Надо подписать клятву о неразглашении.
- Но где?
- Давайте уединимся.
- Неловко как-то... Что дети подумают?
- Тогда, вот вам лист, и уединяйтесь самостоятельно.
- Я подпишу, не читая.
- Но чтоб потом без жалоб.
- Там есть что-нибудь особенное?
- Там нет ничего особенного, но есть перечень наказаний за разглашение.
- И какое наказание самое страшное?
- Лишение свободы сроком на двадцать пять лет. Логично?
- Очень. Давайте. Но как я все это объясню детям?
- Это ваши проблемы, а мне надо привезти подписанную бумагу.
Жена выхватила из рук красавца лист и авторучку и быстро подписалась.
- Мама, что ты подписываешь? - уже совершенно прокурорским тоном спросила старшенькая.
Маме пришлось ответить резко. Дочь в долгу не осталась, и Щасливкинд надел туфли.
- Ну, девочки, до скорого! - пропел он, чтобы не разрыдаться, и выскочил из квартиры.
Уже по ту сторону двери и бытия он услышал истеричный крик старшенькой:
- Куда уводят папу?!
Что-то простонала в ответ жена, заплакала младшенькая, и за Щасливкиндом, шурша, закрылась автоматическая дверь лифта.
- Да, - задумчиво сказал красавец. - Для настоящего контрразведчика семья - это и счастье, и трагедия.
Старая "Шкода" рванула с места, и они помчались вперед, спасать Израиль от сибирской язвы.
- Итак, еще раз прорабатываем маршрут, - сказал красавец. - Сначала летишь в Эйлат, оттуда вертолетом в Акабу. Из Акабы в Амман - на "Вольво", с нашими людьми. Это километров триста; уложитесь часа за три. В любом случае, в десять вечера вы должны быть на месте. В Аммане - пересадка на старый "мерседес", и двести пятьдесят километров до иракской границы, естественно, все еще с нашими людьми. В "мерседесе" переодеваешься. Не суетись с этим. Тебе прилепят в области паха приборчик для определения контейнера, а в пряжку ремня вмонтируют автоматический фотоаппарат, совмещенный с магнитофоном.
- Он не жужжит?
- Кто?
- Магнитофон.
- Почти нет.
- Как это почти?
- Надо очень сильно прислушиваться.
- А если кто-нибудь из иракцев окажется с абсолютным слухом?