- Кошмар... - прошептал Щасливкинд.
- ...и скажет "Саддам". Что ответишь?
- "Хусейн".
- Ну и память у тебя! Едете к самолетику, и ровно в три ночи тебя сбрасывают на парашюте на окраине Басры.
- Неужели трудно приземлиться?
- Самолету на шоссе? Ты смеешься! Приземляешься почти рядом с "хондой", черной, объемом двигателя один и четыре десятых литра. Шофер, как ты знаешь, ликвидирован. Ключи - под передним правым колесом. Не забудь! Далее, едешь по шоссе, прямому, как наш "квиш саргель", в город Фао, это километров шестьдесят, не больше. На дорогу дается один час. Перед пляжем останавливаешься, выходишь из машины и идешь к ярко освещенному портрету Саддама Хусейна. В четыре тридцать к тебе подойдет русский с контейнером. Пароль...
- "Полный" с отзывом "п__дец"!
- Феноменально! А кто должен сказать пароль?
- Это я не очень понял...
- Он! И только он! Понял? Отдаешь ему чек, получаешь контейнер...
- Абрам говорил, получаешь контейнер, а потом отдаешь чек.
- Действуй по ситуации. Вы, русские, легко разберетесь между собой. Обменяетесь и - в обратный путь. Всё!
- Погоди... погоди... В Басре меня скинут на парашюте. А на обратном пути?
- Я всё время ждал этого вопроса. Тебя заберет вертолет.
- Так почему и в Басру нельзя вертолетом?
- Фактор времени. Не успеваем. Слишком долго пришлось тебя уговаривать.
- Меня уговаривать?! Да вы меня, как щенка...
- Без истерики!
- А где записка от убитого водителя "хонды", что он остался купаться?!
Красавец растерянно замолчал.
- В самолете в Эйлат набросают. Но должен признаться, что ты поймал нас за хвост. Мне стыдно перед тобой!
На его глазах выступили слезы...
За этой приятной беседой Щасливкинд не заметил, как они приехали на аэродром "Дов", что севернее Тель-Авива.
И вновь накатила волна страха. Ему стало так нехорошо, что он совершенно потерял себя как личность...
Едва они вошли в зал аэропорта, как на него бросились разнообразные люди. Стали тискать. Целовать. Жать руку. Фотографировать. Предлагать разнообразные кушанья. Какой-то член Кнессета прошептал, что его, вне всякого сомнения, ждет достойное место в их партийном списке. Высоченная красавица запихнула его лицо в свою роскошную грудь, подержала там порядочно, но даже это не вернуло Щасливкинда к действительности. Только одна мысль точила его: "Они все - в курсе операции?!"
И вдруг кто-то прошуршал прямо в ухо:
- Не волнуйся, все свои...
Абрама нигде не было. Не было и красавца. Было много хорошо сложенных молодых людей...
Обнаружил себя Щасливкинд лишь в самолете.
Ни о чем не думалось.
Трясло страшно.
Он огляделся. Пассажиров почти не было. Рядом с ним сидел симпатичный, немолодой мужчина и улыбался ему.
- Меня зовут Дани. Как дела?
- Бесэдер гамур.
- Не преувеличивай.
- Тогда выбрось "гамур".
- А знаешь, на обратном пути мы будем с тобой не разговаривать, а петь.
- Скажи, почему на это задание посылают меня одного, а все вокруг говорят "мы"?
Дани рассмеялся:
- У тебя приличный иврит... Но согласись, что некоторое участие в операции мы всё-таки принимаем. Всё будет прекрасно. И потом, это могло случиться с любым выходцем из России.
- Вот я себя и чувствую, как будто выиграл в лото - один за всех россиян.
Дани снова рассмеялся.
- Знаешь, с таким, как ты, можно жить.
Тем временем самолет уже шел на посадку.
Минут через десять они сидели в вертолете, несущемся в Акабу, в Иорданию...
Щасливкинд никогда прежде не летал на вертолете. Грохот был ужасающий. Какое там разговаривать? От шума даже дышать было трудно...
Но всё окупалось потрясающим видом Красного моря, цветных корабликов и лодок на нем, россыпью белых гостиниц на его израильском берегу...
Щасливкинд был поражен, что может еще любоваться чем-то, что душа его еще не вся растворилась в страхе, паролях, контейнерах с сибирской язвой.
- Какая у нас с тобой страна, а?! - проревел ему на ухо Дани. Щасливкинд в ответ яростно закивал головой.