Наташа.
Я не то просыпаюсь, не то прихожу в себя. Но чувствую, что подо мной мягко (кровать, наверное) и вокруг тепло, но глаза разлеплять боюсь: меня страшит то, что могу увидеть.
— Ну, ну, открывай глаза, принцесса. Я же вижу, что ты очнулась.
Прикусываю щёку изнутри, чтобы не закричать от ужаса: я слышу голос Руслана. Но почему его? Мне бы сейчас всё равно, чей голос слышать, но только не Семёнова: я снова боюсь услышать, что я убила человека.
Всё же я нахожу в себе силы: открываю глаза и тотчас отползаю к стене, прижимаясь к ней спиной:
— Руслан Николаевич, почему вы здесь?
— Вот и помогай после этого людям. У тебя был обморок, ты не беременна? — он ехидно улыбается, чувствует себя хозяином положения. Но мой вопрос так и остаётся без ответа: он либо ловко ушёл от него, либо не понял, что я хотела услышать.
— Руслан Николаевич, вы не ответили! Что вас связывает с…хозяином этого дома?
— А ты мне не ответила! — он вскакивает и, выбросив руку вперёд, больно стискивает мой подбородок, хищно буравя взглядом. — Ты беременна? Твой обморок…
Я отрицательно машу головой, он разжимает пальцы:
— Нет. Вы не удосужились узнать мой диагноз?
— Нуу, подумаешь, загиб матки. Это такая мелочь…
— Вы всё знаете обо мне! — меня душит бешенство. — Всё, хватит болтать, Руслан. Я хочу видеть того, по чьему приказанию я была похищена! Больше ни с кем вести разговоры я не намерена. Мне нужен Граф!
— Какая смелая, подишь ты! Граф сейчас отдыхает, ему не до тебя… С тобой я желаю побеседовать.
Он пересаживается со стула, на котором сидел, ко мне на кровать и протягивает руку, а меня трясёт и от страха, и от ненависти. Не удалось уговорить выйти за него замуж, так он решил меня просто похитить! Я кусаю губы и ору, что есть силы:
— Аааааа!
В тот же момент из-за двери (тяжёлой, наверное, потому что открывается плавно и бесшумно) появляется Женька.
— Наташка, чо орёшь? Он ничего тебе не сделал?
— Женя, — я вскакиваю с места, волосы растрепались, — Женя, прогони его, я не хочу его видеть!
Женя — единственный, у кого я могу попросить защиты, не знаю, почему, но он стал моим ангелом-хранителем здесь, в логове дьявола.
Убедившись, что я цела, обращается к Руслану:
— Руслан, тебя Граф зовёт. Пойдёшь? А с Наташкой я посижу. Уж я не обижу.
— Вообще-то, её никто не собирался обижать, я только хотел пульс проверить. А ты сторожишь её по приказу Графа или по собственной инициативе?
Откровенный, полный ненависти взгляд Жени на Руслана, мне говорит о многом.
А пошловатенькая полуулыбка Руслана говорит о том, что он ко мне пересел вовсе не из-за пульса.
С облегчением выдыхаю, когда Руслан уходит, а я спрашиваю Женю в надежде, что он ответит мне на вопрос:
— Жень, а что тут делает Руслан? Никогда бы не подумала, что у него ТАКИЕ связи…
— Он лечит Графа… У того вишь, сердце стало шалить. Что там с ним я точно не знаю, я ж не доктор.
— Женя, милый, скажи, как мне отсюда выбраться? Помоги, пожалуйста… я домой хочу, и мне завтра надо в больницу, у меня больные, Женя!
Я умоляю Женьку, но чувствую, что мои мольбы и просьбы ему не выполнить: он и сам тут на птичьих правах, вон как Хмурый отделал его — Женин синяк под глазом и покрасневшее глазное яблоко у меня вызывают тревогу и опасение, как бы глаз совсем не заплыл гематомой.
Поэтому я встаю, всхлипывая, с кровати, вытирая ладонью нос:
— Давай я посмотрю твой глаз, лекарств, конечно, нет, но хотя бы есть чайная заварка? Это ерунда, конечно, но хоть что-то.
— Всё нормально, не надо, на мне как на собаке. А тебе, Нат, придётся здесь пожить.
— Если не надо лечить, тогда и ты убирайся!
Женька молча выходит из комнаты, минутное затишье, а потом до меня доносится голос Руслана: он, очевидно, стоял за дверью.
— Её обыскали?
— Ты, ччо, Руслан? Это же Натка! Граф прибьёт, если кто-то её коснётся!
Ах, вот оно что! Руслан — подонок, но очень осторожный!
Рывком открываю дверь (и правда, тяжёлая, но деревянная):
— Иди, обыскивай! Вот мой пиджак, вот пальто, штаны снимать? И где моя сумка? — меня трясёт от предательства Руслана, от страха, что найдут жучок. Но нападение — самая лучшая защита. — Жень, внимательно осмотри мои вещи, и сейчас же пошли оба вон!
— Наташ, да чо там, я тебе верю, это Руслан заморачивается. А в сумке нет ничего. Её уже смотрели.
— Неет, ты посмотри! — кричу я с вызовом, — И чтоб ни одна тварь не переступила порог этой комнаты. Только Граф!
По выражению лиц Руслана и Жени я делаю вывод: я победила!
Но Руслан…вот же гад! Прощупывает длинными пальцами складки пиджака, пальто, все места, где, по его мнению, можно было что-то спрятать.
— Что теперь? Брюки, трусы? Лифчик? ты говори, Руслан! Не стесняйся!
Я касаюсь застёжки брюк, но надеюсь из последних сил, что мне их снимать не придётся. Когда Женька бубнит:
— Эй, эй, не надо ничего! Граф не оценит твою инициативу, Рус! — я с облегчением выдыхаю: пока я победила.
Как только за Женей закрывается дверь, я слышу звук закрывающегося замка, я подхожу к окну: мне необходимо узнать, где я, куда меня привезли и есть ли решётки на окнах. Решёток не было, но в тот момент, когда я взялась за ручку ставни, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха, поскольку в комнате становится неимоверно душно, я увидела охранника, проходящего мимо на пару с собакой. Но охранник не смотрит на окна, а я тут же отпрянула от окна.
Но и то, что я увидела, меня обескуражило: дом находился не то в лесу, не то в роще. Очень уединённое и мрачное место. Пасмурное небо склонялось до самых вершин деревьев, что подходили почти до самой изгороди, но не из колючей проволоки, как я себе представляла, а из высокого металлического штакетника. Если бы мне даже и удалось бы выбраться из дома, перелезь через забор я не смогла бы: перекладин, к которым крепился штакетник, я не увидела.
Тоска от безысходности, от беззащитности перед неизвестностью, от того, что меня никто и не думал вызволять из плена, хотя серьга была на месте, а в ней, по словам Самсонова, вмонтирован жучок или что-то такое, передающее сигнал. И вот теперь-то я по-настоящему ощущаю себя той самой волчицей, пойманной, пленённой и посаженной в клетку из металлических прутьев.
Но пока поджимать хвост я не намеревалась, пока во мне теплилась надежда, что скоро зазвучат сирены, а мигалки спецмашин осветят окружность, дверь откроется, а на пороге я увижу крепкого спецназовца в бронежилете.
В итоге, я стала осматривать комнату. Вполне обычная спальня с дорогой на вид мебелью коричневого цвета. Всё коричневое. Как в квартире Самсонова. Его подарок нам вышел боком.
Внимание привлекли стены, выстроенные то ли из целых брёвен, то ли из половинок, но так тщательно обработанных, что называется «ни сучка, ни задоринки». Я даже потрогала их пальцем.
В комнате чисто и тепло, но эта новая мебель, красивые стены, мягкая постель с новым покрывалом, хрустальная люстра под потолком — всё чужое, противное и неприятное, и мне моя маленькая квартирка милее стократ. Я чувствую себя песчинкой, уносимой ветром вглубь пустыни, откуда мне не выбраться никогда. От мысли, что мне отсюда не выбраться, сердце сжимается так, что кажется, перестаёт биться.
— Сашка! Саша! Я к тебе хочу! Я хочу домой! — истово шепчу я и не потому, что я боюсь быть услышанной кем-то, а потому, что даже свою боль я оставляю только себе, она моя. Боль, страдание от разлуки с любимым — это всё, что у меня осталось, и я ни за что ими не поделюсь.
Судьба, что мы тебе сделали плохого? Почему ты к нам так неблагосклонна? Жестока так почему? Или ты бьёшь только тех, кто слабее? Кто не может дать сдачи?
Из нас двоих слабее я, но и Саше от судьбы тоже перепало. Может, это я его заразила неудачами? Хотя- вряд ли, это же не инфекция…
Я снова себя ругаю, что согласилась на такую авантюру. Моя миссия только начинается, а я уже умираю со страха. Ни связи, ни явок, один жучок в серьге.
Операция «Дочь» плавно переходит в операцию «Невеста».
Полковник, старый идиот, не мог просчитать. Он там в безопасности, только моя голова положена на плаху. А он не царь и не Бог, и он подчиняется приказу свыше, где многое проплачено высокопоставленными чиновниками, среди которых запросто может оказаться крот.
Наступает ночь. Но кроме Жени, приносившего ужин, ко мне никто не приходит. Я отказываюсь от ужина, но Женька твердит: «Тебе будут нужны силы! Ешь!»
Он что-то знает, поэтому так говорит, и я съедаю всё принесённое овощное рагу и бутерброд с сыром. Голодовка в мои планы не входила. Щас им! Пусть сами голодают!
Женя снова молча уходит, он куда-то смотрит, но я не понимаю: смотрит и смотрит… что такого… Мой мозг упорно не хочет принимать действительность: он судорожно ищет во всём происходящем какой-то подвох, но пока не находит.