Болезненно-мучительное чувство тревожности так и лежит на сердце колючим комом.
Совершенно дурацкое ощущение — находиться на пороховой бочке из-за прихоти Графа иметь подле себя дочь, о которой он…не знал? Он не знал! Я сама ему себя подала на блюдечке! Но я — личность! И я буду бороться, по крайней мере, до тех пор, пока меня не вынесут вперёд ногами. Личность я…Хм…Была! Когда-то! До тех пор, пока в мой опустевший и осиротевший дом ночью не пришли три чёрные тени. А может, две? Женька на сто процентов к ним не подходит. Но тогда почему он служит им? Чёрт!
Ситуация накалена до предела, у Графа периодически дёргается веко, мне кажется, что я нахожусь на раскалённой сковородке, и меня медленно поджаривают, но меня спасает Женька — он принёс завтрак. Граф, набычив голову, выходит из моей комнаты. Впрочем — это его всегдашнее состояние, он и правда, похож на быка или, скорее, на буйвола.
На прощание Граф изрыгает слова вместе со злостью:
— Разговор ещё не окончен! Насчёт вечера я подумаю, вот — Женька может тебя привести!
— Я сказала: не выйду! Я не хочу стать ни Сонькой золотой ручкой, ни Манькой облигацией.
— Кина насмотрелась? У меня на тебя другие планы! И переоденься! Вон сколько барахла!
— Краденое?
— Нат, там этикетки! — встревает в разговор Женька. — Ну, чо ты? Мы ж не гопники, а честная братва.
— Выы? Честные??? Жень, помолчи уж! Честные они! Оставил завтрак — выметайся! Иди — служи господину, а я без слуг обойдусь!
Женька смотрит обиженно, но показывает куда-то взглядом. Я пожимаю плечами — не понимаю, мол.
Потом Женька молча поднимает тарелку с омлетом и пальцем показывает что-то. Я смотрю — там ключ. От комнаты? Здорово! Значит, я могу закрыться и не впускать никого! Но почему молча? Бинго! Нас слушают! Или идёт запись? Ничего себе! Я жму ему руку в знак благодарности и показываю на уши — он кивает в ответ.
Тогда в моей квартире я не рассмотрела, каков из себя этот молодой, двадцатилетний парнишка. Теперь я смотрю на него и не могу понять: почему такой молодой, привлекательный парень втянут в эту банду? Что его тут держит? У него могли быть такие красивые дети, а он убивает других людей, чтобы у них детей не было или они остались сиротами. Но у меня в голове не укладывается, я не верю, что Женя, молодой, добрый, красивый, безусый, он вряд ли даже бреется, такая у него нежная кожа, способен убить. Он настолько заботлив, обо мне по крайней мере, что мне кажется, что Женю тут что-то держит, и он не участвовал ни в одной разборке. Но тогда откуда та рана? Кто и когда его подстрелил?
Я не перестаю задавать себе эти вопросы ни в душе, ни за завтраком, ни после, когда сижу у окна и в который раз провожаю глазами охранника с овчаркой.
Нет, я уверена, он не убийца: такие чистые, светлые голубые глаза не могут принадлежать хладнокровному убийце. Но Женя, как назло не заходит, и поговорить мы не можем, если в комнате установлена прослушка, а если камера? Вряд ли. Женька бы предупредил. Почему он обо мне так заботится? Неужели лишь из-за той помощи? Неравноценно.
Голова скоро лопнет от мыслей. А впереди ещё целый бесполезный день. Делать нечего, читать нечего. Хох! В шкафу нашла книгу… Надо же… Достоевский «Идиот». Эту книгу, вероятно, Граф для меня купил, а для себя, наверное, прикупил «Преступление и наказание». И «Идиота» пусть забирает. Ещё одна книга. «Война и мир» Толстого. Библиотека прямо-таки.
Я люблю Наташу за ее любовь к людям, эмоциональность, человечность. Но зачем она изменяет Болконскому с Анатолем Курагиным? Наташе не свойственна нравственная рефлексия, глубокие раздумья о смысле жизни. «Она не удостаивает быть умной», — замечает Пьер. А надо бы! Рушится мир, война на пороге, а у неё любовь, видите ли, а Болконского что ж, не любила? Да ещё и сбежала с Курагиным! Я злюсь на себя, а переношу злость на Ростову и на Толстого: зачем он позволил умереть Андрею. Неужели писатель не предполагал счастья Андрея и Наташи? А я? Обрету ли я счастье с Александром Волковым? Наташа стала примерной женой и матерью. А я? Нет, так нечестно! Судьба, сволочь, повернись лицом ко мне, а не задницей! Я ж не Каренина! Да и поезда тут не ходят. Кто-то из героев сказал: «Главное жить, главное любить, главное верить». Мне кажется, что эти слова сказаны именно для меня. Только почему так трудно даётся счастье? А легко оно кому-то далось? Настоящее, полноценное, чтобы счастье — счастье!
Мысли о Ростовой немного отвлекли от суровой реальности, и от безделья я заинтересовалась гардеробом, который Граф назвал тряпками, и вскоре убедилась, что все три платья, очевидно, для меня купленные — на самом деле тряпки: грязно-розовое, с какими-то воланами, тёмно-зелёное, примерно, сорок восьмого размера, и чёрное, усыпанное пайетками, половина которых осыпались. Были ещё джинсы и белая блузка, но джинсы длинны, а блузка мятая — утюга, естественно, нет — опасаются, что я кого-то прибью им.
К гостям Графа я не собиралась идти, но переодеться во что-то надо: я вторые сутки в одной и той же одежде.
Утюга нет, а ножницы? Есть! Мне бы просто подвернуть джинсы, но я тупыми ножницами пытаюсь обрезать длину. Смех и горе!
Когда примерила — оказалось, что одна штанина короче другой, да и края неровно обрезаны. Чёрт! Так только бомжи одеваются. Ладно, потом подверну. Примерила блузку — ужас, мятая.
Но в дверь стучат, отвлекая меня от моего занятия.
— Руслан Николаевич, почему вы? Я Женю ждала!
У Руслана от моего прикида округлились глаза:
— Наташа, что это? — он еле сдерживает смех.
— Одежда! Непонятно? Бомжевато, неправда ли? Выйдите, я переоденусь в свои вещи. К гостям я не выйду: не хочу и не буду, так и передайте своему другу. Спросите у него: зачем я здесь? Когда меня отпустят? Я устала от заточения! Вы — мой педагог, помогите мне! Вы ведь можете! Зачем я училась — чтобы стать пленницей? Вам ли не знать, как я училась, вы меня сами хвалили! Красный диплом! Его выкинуть?
Я задавала прямые вопросы, а Руслан молчал. Все вопросы для меня остались открытыми. Я плакала и вытирала слёзы обрезками джинсов. Он взял у меня из рук кусок джинсовой ткани и протянул руку вытирать мои слёзы ладонью, но я отстранилась — она чужая, он молча достал платок, источающий аромат свежести, и протянул мне — я не взяла — он был чужой. Вторым куском ткани вытерла слёзы и отошла к окну, подальше от чужого человека. Он обо мне заботился? Ему стало стыдно? Наверное! Он, одетый с иголочки, в дорогущем костюме, в белоснежной рубашке с двумя расстёгнутыми на шее пуговицами, и я — в одежде из секенхенда. В чужой. Мне было плохо — здесь всё чужое. Они чужие и я им тоже чужая, инородная, но зачем-то необходимая.
— Наташа! Если бы тогда согласилась… ничего этого не было бы, — мне кажется, или он сожалеет?
— Так меня вы украли? Вы решили меня наказать, что я вам отказала? В этом причина?
— Одна причина тянет за собой другую, Наташа, — Руслан говорил с сожалением и всё происходящее ему самому не нравится.
Руслан больше ничего не успел сказать. А меня раздирало любопытство: что это за другая причина, но в комнату вошёл Граф:
— Что так долго? А это что? Наталья, ты откуда взяла эту дрянь?
— Из шкафа, Вячеслав! — Руслан вмешивается. — Какой дурак купил эти тряпки? Я же говорил, не надо её сюда привозить!
— А куда? К тебе? Не рано ли? Девушка до свадьбы должна жить в доме отца, я так понимаю.
— Кто покупал эти вещи? Ты не мог сказать мне, я бы сам купил.
Граф отвернулся, не давая ответа. А Руслан ухмыльнулся, продолжая ходить по комнате, держа руки в карманах. Он догадался, и я догадалась тоже: кто-то из прислуги. Мне даже страшно стало, что я надевала вещи, которых касался…Хмурый. Но вряд ли… Хмурый, очевидно, не стал бы выполнять таких поручений — ему отводилась роль посерьёзнее.
Они выясняли отношения при мене, как будто меня не было рядом или я неодушевлённый предмет.
Я не выдержала:
— О какой свадьбе вы говорите?
Но никто из присутствующих на мой вопрос не ответил, он так и повис в воздухе.
Граф только махнул рукой отрешённо и вышел, за ним последовал Руслан, даже не оглянувшись ни разу.
Они оставили меня без ответа, неизвестность меня повергла в ужас: я не хочу здесь оставаться, но и замуж за Семёнова не хочу, но кому из них важно моё желание — они всё решили за меня. Я всего лишь предмет мебели, а кто будет спрашивать стол или стул, чего он хочет. И зачем я сегодня должна была наряжаться? Почему Руслан был при параде? Может быть он приехал на помолвку??? На нашу?
К чёрту! Никакой помолвки! Никакого замужества!
Я подбегаю к двери, запираюсь на ключ, срывая с себя это страхолюдье — чужую одежду. Я снова загнана в угол, и мне отсюда не выйти. У меня сейчас тот самый период в жизни, когда в одной точке пересеклось всё самое чёрное, и я сражаюсь с ним в одиночестве.
Я снова надеваю свои брюки и свитер. Они мои. Я решаюсь пойти к Графу и потребовать ответ: какие у него на меня планы. Я больше не могу жить здесь и томиться в неизвестности.
Выходя из своей комнаты, в тишину коридора, я удивилась: почему нет ни души? И где же гости? Никого. Я притаилась. Но как только я сделала шаг, раздаётся голос: меня передёрнуло, я перестала дышать, стараясь потом выровнять дыхание.
— Успокойся, Рус! Будет тебе твоя клиника.
— Когда? Ты, Граф, не треть, ты половину хапанул! И Наташа…зачем тебе обязательно нужна эта свадьба? Зачем ты задумал Наталью светить? Ты не подумал, что твои конкуренты воспользуются этим? Ты пригрел неизвестно откуда взявшуюся дочь, под тебя будут копать, и неизвестно, что накопают или придумают. Смотри, Вячеслав, как бы это не сказалось на твоём бизнесе, зачем тебе скандал, тем более накануне операции. Ты очень долгое время проведёшь в больнице. Сначала…
— Ладно, я всё понял, — Граф не дал Руслану закончить фразу. — Я подумаю над твоими слова, возможно, ты прав, а как там очередь?
— Продвигается, на сегодняшний день ты уже десятый.
— Как десятый? Сколько ещё можно ждать?
Они разговаривали где-то в другой комнате, но в тишине их голоса я отчётливо слышала. Послышался звук отодвигающегося стула, я попятилась назад, юркнула обратно в комнату, и снова затаила дыхание. Сердце опустилось до самого желудка.
Что делать? Бежать! Лучше замёрзну, где-нибудь на дороге, но замуж за Руслана не выйду! Не выйду! Нет! у меня есть Саша, я его люблю, замуж за нелюбимого не выйду! Нет! Лечь в постель с нелюбимым Русланом? Нет! У меня есть Саша! Саша! Как же я без тебя? А ты без меня? Как? Нет! Лучше замёрзну! Лучше смерть, но только не за нелюбимого! Нет! Бежать! Пусть я замёрзну! Но если бежать — мне будет жарко. И при чём здесь клиника? При чём здесь я? И что за очередь?