Мысли мечутся в моём воспалённом мозге, а я мечусь по комнате, как волчица по клетке.
Из распахнутого в ту же минуту окна меня обдаёт морозный воздух. Где моё пальто? От него мало толку — но хоть что-то. В шкафу пальто не было, значит, его забрали. Всё предусмотрели! Хорошо хоть ботинки оставили!
Но выпрыгнуть из окна и не наделать шума, у меня не получается: ветром звонко захлопнулась рама, а я больно ударилась коленом о выступ на стене и громко ойкнула. Но пока на этот шум никто не среагировал: охранника с собакой на, моё счастье, не было. Огляделась: огромный дом выстроен из деревянных брёвен, но мне некогда рассматривать строение — надо ещё добежать до изгороди, пока меня не хватились — а там ещё предстояло перебраться через металлическую изгородь с острыми, как пики, наконечниками. Может, где-то есть лаз? Я перебегаю расстояние от дома до забора, я уже почти добежала, но в ту же минуту раздаётся крик:
— Наташка, куда ты? Стой! — это Женькин голос меня зовёт из окна моей комнаты, но я уже бегу вдоль забора в поисках места, где между металлическими стержнями пошире расстояние, чтобы протиснуться и не застрять. Я почувствовала глоток свободы, и Женьке меня не остановить, если только не пристрелит, конечно, но он не станет стрелять: я это точно знаю.
Оглянулась на секунду: Женька прыгает из окна и бежит за мной, тут же слышу собачий лай и её хриплое рычание в беге.
Собака меня настигает быстрее. Я зажмуриваю глаза, жду — сейчас она меня разорвёт, если охранник её не остановит.
— Анжела, Анжела, фу, это свои! Свои, нельзя! — это не охранник, это Женька кричит, подбегая к нам: ко мне и собаке.
Чувствую, как собачьи лапы падают мне на плечи, а собака лижет мне щёку. Открываю глаза — собака во весь рост опёрлась об меня, но не кусает, только дышит мне в нос. Охранник прибегает следом и, остановившись поодаль, растерянно разводит руками, мол, он не виноват.
Женька хватает животное за ошейник, наши взгляды, оба испуганные, встречаются, а Женя, запыхавшись, говорит:
— Она не злая, не бойся, твой запах ей понравился, поэтому не укусила. Дура ты, Наташка, в такой мороз, раздетой побежала, не могла подождать, я бы что-нибудь придумал, а теперь Граф с тебя глаз не спустит, и меня прибьёт — я ж не доглядел.
— Женя, отпусти меня, ты же добрый, ты не похож на них! Отпусти! Скажи, что меня не догнал… Пожалуйста, Женя!
Сейчас мне уже всё равно — что со мной сделает Граф, как поступит с Женькой: я падаю на колени в снег. Рыдание от безысходности заглушает и голос спасители, и рычание собаки, и пронизывающий ветер.
— Натрави её на меня, Жень, пусть она меня загрызёт! Я не хочу больше так жить! Но только чтоб она вцепилась мне в горло! Жень! Или сам застрели! — прерывая рыдания, говорю через раз, захлёбываясь от обжигающих слёз и морозного воздуха. Меня колотит от леденящего страха и от холода.
— Неужели я так противен тебе? — это голос не Женьки, это говорит Руслан. Откуда он-то взялся? Ненавистный голос ненавистного человека. — Жень, веди её в дом, нет, я сам, а ты отведи собаку, и смени охрану, скажи, Граф приказал.
Женя послушно уводит собаку, а Руслан, надо же, отдаёт мне свой пиджак, кутая меня в него, пытаясь поднять меня, но я не трогаясь с места, слушаю его и вытираю слёзы, отстукивая чечётку зубами.
— Наташа, пойдём в дом, только не иди быстро, мне надо сказать тебе: я сам не в восторге от происходящего. Я не изверг, мне нужен этот брак так же, как и тебе. Но у меня нет выхода, у тебя тоже. Нам придётся пожениться, но… это будет фиктивный брак, — по его лицу пробегает тень, что сейчас он раскрывает тайну за семью печатями. Он вынужден, вынужден идти на этот шаг.
Я таращу сквозь слёзы глаза на Руслана, пытаясь понять: не галлюцинация ли это. То, что он мне сейчас говорит, постоянно бросая взгляд на окна, никак не вяжется с Русланом, которого до сих пор знала я. У него сейчас твёрдый, почти властный голос, но с ноткой сожаления.
— Но мы должны играть.
— Но, Руслан, — до сих пор вы вели себя по-иному! Что изменилось теперь?
— Раньше у меня не было сына, Волкова.
Он назвал меня по фамилии, надо же. Кого у него не было? Я от потрясения стала плохо соображать. Сына?
— Сына? Руслан? У тебя сын? — я перешла на «ты». — Я стану ему мачехой?
— Наташа, всё потом, ты сидишь на снегу, и нас ждёт Граф. Наказанья тебе не избежать, но я попытаюсь тебя защитить. Моё условие — ты должна выторговать у него половину моей клиники, а потом передать мне. Тогда мои притязания на тебя закончатся. (Вряд ли!) Тебе не придётся становиться мачехой моего сына, тем более у него есть мать. (Я и не собиралась!)Я не люблю эту женщину, так уж получилось, но и ты отдалась другому, а мне не нужна женщина, побывавшая в постели с другим. (Как будто я горю желанием!) Зачем ты связалась с этой шпаной? (Сам ты шпана!) У него ничего нет! (Есть!) Как ты собиралась с ним жить? (Счастливо!)
Я мысленно спорю с ним, в его голосе звучит злость, а я, наконец, встаю и делаю первый шаг, но боль пронизывает ушибленное колено, я морщусь.
Они всё знают. Мне надо защитить Сашу, и мне в голову приходит, что надо соврать. Ложь во спасение.
— Это не ваше дело! Да и Волкова у меня больше нет! Вашими стараниями он от меня отказался!
— Как отказался? И при чём я?
— Не вы конкретно. Он узнал, что я имею отношение к Графу…
— А не врёшь ли ты, детка?
Он мне не верит, вероятно, из-за встречи в ресторане…
Я пытаюсь идти, но колено болит, я скольжу и падаю, но Руслан вовремя меня подхватывает за талию и прижимает к себе. Я чувствую, что, несмотря на холод, он горячий, но я всё равно отстранилась:
— Я сама!
— Что с тобой?
— Всё нормально, дойду. Руслан, а мне не нужен мужчина, побывавший в постели по крайней мере у пятидесяти женщин. Мы даже ещё не квиты: мне далеко до вас, — меня злит, что он думает обо мне, как о женщине второго сорта. — И в жёны к вам я не напрашивалась. Вы всё сами решили за меня. Ваша клиника мне не нужна. Сами разбирайтесь! Если бы не вы с вашей клиникой, — я даже не знала, что она у вас есть, — я бы сидела дома, спала бы в своей постели, и не стала бы разменной монетой между вами и Графом.
— С другим мужчиной спала бы? С Волковым? Всё, Наталья, хватит препираться, видишь, Граф уже смотрит, мы потом ещё поговорим на эту тему. У тебя нельзя, твоя комната на прослушке, но только тогда, когда в доме есть электричество. Расспроси Женьку об этом. Всё, идём! Обопрись об меня.
— Обойдусь! И это не ваше дело, с кем я сплю! На фиктивный брак я согласна! Но только на фиктивный! Спать с вами я не буду, даже не надейтесь! Я не стану вашим очередным трофеем! Мой мужчина должен быть только моим, на другое я не согласна, я сейчас это говорю, зная вас, а теперь ведите меня хоть к Графу, хоть к чёрту лысому.
Он криво улыбнулся: Граф растительностью на голове похвастаться не мог.
— Эх, Наташа, а ведь всё могло сложиться так хорошо…
— С вами? Вы не в моём вкусе.
— А ты была как раз в моём, но была, этим всё сказано. Идём. Сначала я войду один, надо же как-то объяснить твоему отцу, почему ты раздетая выпрыгнула из окна.
— Постойте, Руслан Николаевич…
— Для тебя можно просто Руслан. Я люблю своё имя, и…твоё, Наташа, тоже…любил.
Его острый взгляд потрошит меня как лабораторную мышь. Это он умеет. Он так часто смотрел на меня, я помню. На других девчонок смотрел иначе, сально что ли, а меня просвечивал рентгеном. Я не догадывалась тогда, чем я заслужила такой взгляд — попробуй, догадайся, если не знаешь, не ведаешь, что на уме у человека, тем более Семёнова.