Оставшуюся часть ночи я не сомкнула глаз. Плакала, стирала трусики, снова плакала. Мне хотелось сохранить эту тишину и не нарушать её ничем. А потом уснуть без воспоминаний, отчаянного шёпота, слёз и завываний в подушку. Который час я не знаю, у меня даже нет часов в клетке, не в комнате — там обычно вешают часы. Но я кожей чувствую, что стрелки часов стоят на месте, не двигаясь ни назад, ни вперёд. Если бы чудесным образом можно было повернуть время вспять, но чудес не бывает, по крайней мере, не со мной, или не в этой жизни.
Утром впечатления немного угасли. Боль не прошла, нет, наверное, никогда не пройдёт, но она уже не так невыносима.
Стук в дверь. Женька входит как всегда с подносом.
— Убери еду, я не буду это есть…Передай Графу, что я объявила голодовку!
— Дура! Кого ты этим захотела удивить? Ему, мне кажется, глубоко пос… короче, ешь ты или нет, ему по ветру.
— Даже так? Тогда тем более, если я умру с голоду, ему меньше проблем. А почему ты вдруг со мной разговорился? Чтобы он услышал сам?
— Сейчас он нас не слышит. Генератор вышел из строя, и я не знаю, когда его починят. А если нет электричества, то и прослушка не работает. Короче! Ешь и не выпендривайся, тем более это я сам для тебя готовил.
Я мельком взглянула на поднос: яичница с колбасой, чай с лимоном и бутерброд с сыром — бесхитростная домашняя еда.
— А кто раньше готовил?
— Катька, — при этом он слегка улыбнулся.
— Из тебя клещами надо вытягивать слова? Кто такая Катька? Она повар?
— Ну, можно и так сказать. Ешь, тем более обед вряд ли будет. На сухпай переходим, пока генератор не починят.
Женька во время разговора ни разу на меня не взглянул, даже мельком, будто чувствовал вину передо мной.
— Жень, мне неинтересно знать про генератор, лучше расскажи, где мы находимся? Что это за место такое, что сюда не проходит ни телефонная связь, ни интернет?
— По всему периметру за километр отсюда стоят уловители связи, заглушки. Ты что-нибудь слышала про это? Чтобы мне позвонить, надо отъехать на километр или больше. Поняла?
— На уловители Граф не поскупился, а новый генератор у него денег нет. Так что ли? Жень? Ты мне лапшу гонишь? Или как там у вас? Вспомнила: порожняк гонишь, а лапшу вешаешь.
— Он и есть новый. Только…короче, Наташка, ешь. Мне уже идти надо, там Катьке ещё надо помочь. Она беременна.
— Как беременна? — мои глаза округлились от неожиданного признания Женьки. — Она… твоя девушка? И почему она здесь? Как вы собираетесь рожать, сколько километров от города? Её надо отвезти в роддом, отсюда есть дорога для скорой?
— Я на тебя надеюсь, Наташа, — его виноватый взгляд меня не тронул, меня больше беспокоило, когда я выберусь из этого дома.
— Сколько недель беременности? Жень, давай, говори. Какой у неё живот? Большой?
— Большой уже, сколько недель, я не понимаю в этом. Мы и у врача ни разу не были. Нам туда нельзя, Граф прибьёт, если узнает, что мы спалили его лежбище.
— Но зачем ты её сюда привёз?
— Нам негде жить, даже если снять квартиру — я не могу находиться рядом с ней двадцать четыре часа в сутки. Я к этому дому привязан канатами, блин. Чтоб он сгорел и его хозяин вместе с ним. Сто раз пожалел, что тогда… Ну тогда, помнишь? Это я из-за него пулю словил, но, по-моему, он просто меня проверял…
Женька в пылу разговора раскрепощается и выдаёт такие признания!
— Ты его тоже ненавидишь, Жень? Почему тогда служишь ему? Ты же… Нет, сбежать ты не можешь…Я всё поняла, тебя держит крыша над головой и беременная девушка. Ох, Женька! Что же ты натворил! А когда Катя родит? Как вы будете жить здесь с ребёнком? Умоляй Графа, чтобы он вас отпустил. Так, рассказывай мне всё сначала, ты не выйдешь отсюда, пока я не узнаю всё, что меня интересует.
— Спрашивай!
— Сколько охраны?
— Четверо. Живут в другой части дома. В этой части — только ты и Граф. Что ещё?
— Почему так мало?
— А зачем больше? Дом от посторонних глаз закрыт соснами. Ночью освещения не включают, чтобы с дороги не видно, да и с десяти километров не увидишь. А Графу не нужны лишние люди — разговору меньше.
— Сколько километров от города?
— Двадцать.
— Так, ладно, а от трассы?
— Десять. Ты поняла, что пешком в мороз тебе не дойти! Дура, ты, Натка, надо было подождать немного, я бы помог тебе выбраться!
Я мечусь по комнате, кусая ногти, а Женька бормочет:
— Ты хоть бы штаны надела. Почему ты в простыни?
— Твоё какое дело? Кто меня похищал? Хмурый был не один. Хотя, какая разница… блин. Кого мне ещё надо опасаться?
— Его и Графа, ну и Руса, конечно, у него к тебе свой интерес. Какой — я не знаю, но догадаться нетрудно. Ему нужна расписка Графа?
— Какая расписка?…Кто из них кому должен? — в мой мозг капля за каплей проникает осознание, что дело, действительно, в клинике.
Так, рассуждаем здраво: если Руслан должен Графу, что вполне вероятно, то о каком бабле говорил Граф? А если Граф должен Руслану, то я — это компенсация за долг. Ничего не понятно!
— Вот именно, что ничего не понятно, Нат, и вообще, думай потише.
Женька сокрушённо качает головой:
— Ты вслух говорила!
— Ладно, Жень, ты иди, а я буду думать.
— Думай, но недолго, к ночи что-нибудь придумай. Потом приду, тут есть ещё одно дело, но это потом. Дверь, кроме меня, ну и хозяина тоже, никому не открывай: Хмурый не только алкаш… он балуется наркотой… только я тебе этого не говорил. Усекла?
Я, наконец, остаюсь в одиночестве. Мне надо подумать, но сначала принять душ, от меня, наверное, пахнет мускусом, но Женька не обратил внимания, хотя простынь заметил. А как принимать душ, если нет электричества? Чёрт! Холодной водой умываюсь, протираю шею, руки, волосы вымыть нечем, струйка воды становится тоньше, я едва успеваю набрать стакан воды, чтобы почистить зубы, как кран начинает чихать- нет напора. Да чтоб вас! А трусики? Высохли.
Я проглотила еду, принесенную Женькой, — неизвестно, будут ли ещё кормить сегодня.
Но подумать и осмыслить, переварить сказанное Женей мне не дают: на пороге Руслан с кучей пакетов. Он по-прежнему хмурится.
— Наталья, живо переодевайся и приходи в кабинет к отцу, будем его капать. У него вены ни к чёрту, а у тебя тонкие пальцы.
— Во что переодеваться? Что это?
Я разглядываю пакеты — там вещи, новые, дорогие, по-видимому.
— На чьи деньги куплено?
— Какая тебе разница?
— А впрочем, действительно, какая. От нескольких сотен долларов ни вы, ни он не обеднеете. Выйдите, я переоденусь. Хотите, подождите за дверью, я не знаю дороги к кабинету Графа.
Руслан безоговорочно вышел, а я, наконец, рассмотрела содержимое пакетов. Светлая блузка с длинным рукавом из ткани очень приятной на ощупь — почти как моя, только эта явно дороже. Ладно, выберу её. Джинсы тоже сели, как влитые, после того, как я надела белые кружевные трусики, пусть не на чистое тело, но воды по-прежнему не было. Бюстгальтер… подишь ты, прямо моего размера. Видно, Руслан не в первый раз покупает дамское бельё… В другой обстановке я бы покрутилась перед зеркалом, полюбовалась бы нежным кружевом лифчика и трусиков, показалась бы Саше в таком неглиже. Ммм… За дверью ждал не он! Там стоял Руслан…Он сам продал душу дьяволу по имени Граф, а я нужна для того, чтобы я его душу выкупила. Меня не прельщала перспектива стать фиктивной женой, меня вообще не прельщала никакая из перспектив с Русланом, но, чтобы выбраться отсюда, из логова Графа, мне тоже придётся пожертвовать своими принципами и играть, я сыграю, я до конца пойду.
Вот ещё какая-то коробка, видно, обувь…Гм, туфли-лодочки под цвет джинсов. Годится. С размером угадал.
Убрала пустые упаковки, пригладила волосы, пальцами попыталась хоть как-то разобрать спутанные пряди. Расчёски не было.
Расчёска! Я даже присела…Тогда, после погрома, я не обратила внимания, что пропала расчёска. До таких ли мелочей мне было, но и потом я её не видела, а она мне нравилась удобством: с одной стороны — зеркальце, а с другой — массажка. Возможно, люди Графа за этим и приходили — хозяину нужен был биоматериал для анализа ДНК. Вот ведь, когда вспомнила.
А зачем ЕМУ нужно подтверждение отцовства?