Сегодня даю 2 главы в угоду моим дорогим читательницам. Понимаю, что ждать устали развязки.
Саша.
— Полковник? Чего тебе надо от меня?
Десять часов утра, я только проснулся, в трусах ещё, небритый, немытый, взлохмаченный — а у меня гости на пороге, незваные и нежеланные.
— Я ушёл из твоей квартиры. Что-то пропало? Я у тебя что-то взял? Обыскивай, если надо. Я почти всю ночь не спал, говори, что надо, и отваливай, я опаздываю.
— Здравствуй сын. Штаны надел бы, в трусах разговаривать будешь?
— Забудь это слово. И тебе дела нет до моих трусов. Задница тебе моя не нравится?
— Я бы забыл, — он продолжает, а в глаза не смотрит. Стыдно, что ли? — Но ты мне родной сын, и у меня вряд ли получится. И ты… бодайся — не бодайся, но этого факта и тебе не изменить. А мне, видно, на роду написано, терять дорогих мне людей, а потом всю жизнь раскаиваться, что ничего не сделал, чтобы предотвратить. Я тебе уже говорил и снова повторяю: Наталья Волкова у Графа, она вернулась к отцу, нравится тебе это или нет, но такова реальность.
— Ох, как трогательно! А тебе не кажется, что слова «родной, дорогой, раскаиваться» — слова не из твоего словаря.
Бормочу я, надевая лениво домашние штаны. Спросонья не разобрал, что полковник не один явился. Следом за ним приплёлся Степаныч.
— Ты нагло врёшь, Самсонов! — Степаныч не говорит — рубит, прожигая яростным взглядом, разбивая в клочья и слова полковника, и мои сомнения тоже. Я опешил.
Но звонок телефона прервал его, а я, не извинившись, принял вызов. А зачем? Не я же с утра пораньше явился к ним для разборок. Звонил Марат, он только что вернулся из поездки.
— Марат, я немного опоздаю, проспал, уснул только к утру. О Наташе ничего неизвестно. Милиция? Голяк. А тут ещё два старпёра явились, слюной друг на друга брызжут.
Я нарочно назвал гостей так и наблюдаю, как каждый отреагирует. Полковнику не понравилось, он гордо вздёрнул чисто выбритый подбородок, а Степаныч даже не заметил, будто не про него было сказано. Он морщился, потирая левую часть грудины. Через пару минут я закончил разговор, бросил телефон на неприбранную кровать, а полковник тут же подал голос.
— Тебя, Горный, сюда никто не приглашал. Твои услуги мне больше не нужны.
— А я тебе не служил никогда! — зло парирует Степаныч.
Он вошёл вслед за полковником, и я подумал, что они вместе. Но почему Горный обвиняет полковника во лжи? Степаныч отвратительно выглядит: кажется, постарел лет на десять. Всё то же серое лицо, безжизненный взгляд, под глазами чёрные тени.
— Здравствуй, Сашка. Я пришёл без приглашения, но не к нему и не к тебе. Это Наташина квартира, а ради этой девочки я готов на всё. Да, я один раз ошибся, что доверился этому человеку, твоему отцу, Сашка. Это я заметил слежку за квартирой, попросил Самсонова разузнать, что к чему, и если честно, то я подумал, что это его дружки из конторы тут ошиваются, и главное — каждый раз разные. Пришлось рассказать ему о письме Нины, вот тут полковник и догадался, кто следит. Самсонов, ты не можешь отрицать этого! — Горный бросил гневный взгляд на полковника.
Меня уже клинит от этой неразберихи, мне надо переварить сумбур Степаныча.
— Короче, Степаныч, ты заметил слежку, рассказал полковнику, почему ты МНЕ не рассказал? Допустим, ты не хотел волновать Наташу, но лучше бы она тогда поволновалась, чем теперь.
— Я думал, твой отец вам поможет, и всё само собой рассосётся, — Степаныч выглядит жалким и поверженным.
— А разве я не помог? — злится полковник. — Я переселил вас в свою квартиру. Там вас они не нашли бы.
— Однако, нашли! — я свирепею. — Да ну вас к чёрту. Вы считаете, что это люди Графа следили? Тем более надо было мне рассказать! Я бы сам спрятал Наташу! Суки вы оба! И я вам не верю, что Натка ушла добровольно. Степаныч, ты же сам убеждал меня, что она не зналась с отцом, чёрт его побери!
— Я и сейчас скажу! Но и добавлю: я не снимаю с себя вины, но кое-кто её туда намеренно отправил!
— Ни хрена себе! И такие есть? — меня гнёт до пола: два нечужих мне человека уничтожили и меня, и Наташу. — Постойте, я сам догадаюсь: Степанычу незачем, значит, полковник? И зачем? Хотел разом покончить и с Графом, и с Наташей, чтоб так сказать, под ногами не путалась, не порочила твоё имя, Самсонов? Так? Так вот знай: если ты не вытащишь Наташу, я тебе такое устрою! Мало не покажется! Говори, где логово Графа! Я сам туда пойду! Если бы не вы! Если бы вы не вмешались! Что Натка — дочь Графа, никто не знает, кроме вас! Мы бы уехали из города. Жили бы тихо где-нибудь. А что теперь? Где искать Наташу?
— Сашка, я думал, у него всё схвачено! Как только Наташа окажется в логове Графа — её тут же вызволят! — Степаныч убит, он едва не плачет, похоже, его тоже убивает неизвестность.
— Я не знаю, где Наташа, — признаётся Самсонов убийственным голосом, — знал бы — сказал, я вижу: ты мучаешься, и что дело запахло жареным. Но тот район недоступен.
— Какой район? — мы вторим друг друга со Степанычем.
— Не знаю, никакие сигналы туда не проходят. Там, прям, какая-то аномалия, или… стоят заглушки… Каждый квадрат прочёсывать нереально, да и никто этим не будет заниматься — не тот масштаб операции. Хотя на ней есть жучок…
— Чтооо? — рву голос и оставшиеся нервы. Закашлялся. Прямо из-под крана выпил холодной воды и плеснул в лицо. Я, наверное, сейчас похож на быка, а полковник для меня — красная тряпка. — Так, ты наверняка знал, где Наташа, почему ты мне толком не объяснил? Зачем ты мне втирал, что она сбежала? Ладно, но ты мне ответь: кого-то из приближения Графа вы взяли?
— Нет.
— Как это? Кишка тонка?
— Он сам всех раненых мочит. Троих пытались взять, но они как в воду канули, и по нашим сведениям, среди них был Граф.
— И нет никого, кто бы назвал хоть приблизительно, где искать его логово?
— Нет.
Полковник кажется искренним. Он выглядит не просто растерянным — виноватым, но мне плевать на его раскаяния.
— С кем ты работаешь? Ты же вроде на пенсии… у тебя есть команда? Неужели ничего нет, хоть какую-нибудь зацепку дай! Он же человек, а не призрак!
— Знаю только, что Граф почти отошёл от дел, людей у него пять-шесть, больше — меньше — неизвестно. Моих людей у меня забрали…
— Тогда зачем он тебе, если Граф не у дел? Ты сам не знаешь? Или тебе лишь бы палку в отчёте твоих достижений? Или там замешаны деньги? — бешусь, потому что догадался об истинной, грязной причине исчезновения Наташи. Бл*ть! Он сыграл и проиграл, а расхлёбывать эту кашу, что он заварил, придётся Наташке. Бл*ть! Въе**ть бы ему сейчас промеж глаз — но весовые категории разные, и возраст. — А ты, Степаныч, она тебе как дочь была. Зачем тебе — то надо было скрывать? Полковника испугался? Да что же вы за люди-то такие? Если Наташа погибнет, это останется и на твоей, Степаныч, совести! Не было на свете человека, которому бы я так доверял, а ты подставил и меня, и Наташу.
Бить, крушить, орать, выть, стенать… Всё это вместе взятое — единственное желание в эту минуту.
— А ты, полковник! Я с самого начала почувствовал, что ты нам горе принесёшь — так оно и вышло. Наташа, добрая душа, меня уговаривала, чтобы я тебе дал второй шанс. Мечтала, чтобы у меня отец был, а ты мне в душу навалил! Даю тебе сутки, чтобы ты убрался из моего дома, а после я его или взорву, или сожгу, чтобы стереть навсегда следы пребывания тебя в этом доме и в моей жизни тоже. А теперь уходите оба, я не хочу вас ни видеть, ни слышать. Оба, я сказал!
— Сашка, — Степаныч держится из последних сил, его руки ходуном ходят, губы дрожат, — Наташа перед уходом просила передать тебе…
Он не выдержал:
— Сашка-Сашка! Не уберегли мы нашу Пташку, не уберёг я, старый пень, девочку мою ненаглядную!
Мужские рыдания, скупые мужские слёзы нашего с Наташей дядьки и его причитания разрывают и моё сердце.
— Дядя Коля, перестань причитать, ты зря её хоронишь! — я успокаиваю, а самому в пору вот так же разрыдаться и вытрясти душу из Самсонова, если она есть у него. Бл*ть.
— Нет мне прощении! — не унимается старый солдат. — Я ведь как думал: Наташу в тот же день освободят, и она вернётся живая и здоровая, а оно вон как получилось. Я которые сутки не сплю, жду: вот, вот сейчас Наташа позвонит и скажет: «Крёстный, как ты — у меня всё нормально, я дома!»
Степаныч хватается за сердце и медленно оседает на пол.
— Сердечный приступ, скорее всего предынфарктное состояние. Кто поедет с больным? — скорая на этот раз приехала быстро.
— Я поеду! — обида обидой, но бросить дорогого человека я не смог.
Уже в палате я всё-таки спросил Степаныча, что Наташа передавала мне, несмотря на то, что и сам догадался.
— Наташу увезли, наверное, в тот злополучный день, когда она ко мне приходила, когда Самсонов, сука, её вербовал. А она на прощание только сказала, что любит тебя, да ты и сам это знаешь.
И лишь на пятые сутки пришло СМС от неизвестного номера: «Наташка жива, воюет с Графом, не дрейфь, Волков, всё путём, жди сообщений».
Ошибок — море, да хрен с ними. Когда ждать сообщений?