Наташа.
Сколько дней я уже здесь, в этой чёртовой клетке? Начинаю считать — сбилась. Холодно. Поёжилась, передёрнула плечами, потрогала батареи — вроде тёплые, но недостаточно, чтобы согреть комнату. Поверх блузки натянула свой свитер — немного согрелась.
Иду к Графу с твёрдым намерением потребовать хотя бы тепла и воды.
Граф ещё не одет по-настоящему, он, в спальном костюме, что-то рассматривает в ноутбуке. Но интернета же нет? Или есть? Ладно, об этом потом.
— Вячеслав Сергеевич, когда, наконец, дадут тепло и воду?
Он, как ни в чём не бывало, не обращая внимания на моё раздражение, но чуть прищурившись, проговаривает, не отрывая взгляда от монитора:
— Замёрзла? Оденься теплее — и вся недолга. А холодная вода есть, можешь даже умыться.
— А тёплая? Не мне одной холодно, я знаю, в доме живёт беременная женщина, как вы думаете, ей надо тепло?
— Её здесь никто не держит, не нравится — пусть идёт на все четыре стороны.
— Тогда и я пойду, мне не надо четыре — достаточно одной. Так я свободна?
— Ну- ну, угомонись, детка, на тебя у меня есть свои планы. А пока давай, лечи меня, где там иголки, капельницы, а я пока распоряжусь, чтобы дом протопили, я и сам замёрз. Сегодня третья по счёту капельница?
Пока я готовила растворы, Граф крикнул в открытую дверь, чтобы позвали Женю.
— Женя у вас в качестве завхоза?
— Он на все руки мастер, — отозвался хозяин кабинета, не оборачиваясь на меня.
Женя появился почти сразу.
— Жень, прибавь обороты, надо протопить дом.
Женька что-то возражает ему, но Граф успокаивает:
— На сегодня и завтра хватит, а там поглядим.
Снова капаю, снова сижу подле, в голову лезут разные мысли. Сегодня только третья по счёту капельница. Только третья! А сколько их ещё впереди! Лекарство снова медленно по каналам движется сначала в трубку, проходит через каплеобразователь, вновь идет по трубке и далее попадает в вену.
Я наизусть знаю эту схему, но вновь и вновь следую взглядом за лекарством.
Но мой морок быстро растворяется — в кабинет Графа вваливается Хмурый.
Я не знаю, что мне предпринять: я не хозяйка ни в доме, ни в кабинете — хозяин не то спит, не то дремлет.
Хмурый вальяжно усаживается в кресло напротив, а я кожей чувствую, как его сальный взгляд скользит по моей попе — мне пришлось наклониться, чтобы вытащить иглу из вены больного. Противно! Эта сволочь называл меня мясом! Ненавижу! Его взгляд настолько грязен, что мне хотелось стереть его с себя.
— Что тебе нужно здесь? — я, наконец, собралась с духом.
Голос Графа вторит мне:
— Что тебе нужно здесь? Я же ясно сказал: к Наташе не приближаться! Руслан плохо внушает? Почему не понимаешь с первого раза? С проверкой пришёл?
— Граф, — наконец, изрыгает Хмурый, — на хрена тебе эта девка? А чем она лечит тебя? Ты в курсе?
Я замираю: не хватало, чтобы этот подонок из меня виноватую сделал. Не выйдет!
Хмурый сыплет вопросами, а Граф, снова набычившись, выдаёт жёстко и членораздельно:
— Последний раз повторяю! Она не девка! Наташа — моя дочь, и не она меня лечит, а Семёнов. А ты пошёл на хер, не до тебя!
— Я-то уйду, только вот ты с кем останешься? Ни одна баба не заменит кореша! А братва недовольна!
Стенька Разин, блин.
— Выгони её или отдай мне, я не побрезгую!
— Что? — я не донесла стойку от капельницы до места.
— Что? — мне вторит Граф.
Резкий разворот и со всего маху, с наслаждением, с остервенннением врррезала Хмурому по башке, больше опасаясь, что стойка погнулась. Хоть на ком-нибудь выплесну свою ярость!
— Тебе отдать?! Ты ещё не знаешь девчонок из меда, сссволочь!
Хмурого я всё-таки сбила с ног медицинским «оружием»: он валяется на полу, схватившись за голову. Не ожидал! А я, доведённая до отчаяния, выплёскивая злость и обиду, колочу его стойкой, вернее треногой, раз за разом нанося удары, куда придётся. Жаль мало!
— Наталья, перестань! Хмурый, поди вон! — Граф машет руками, кричит, но меня теперь не так-то просто успокоить.
— Граф, она чо? Сбесилась? Сука! Ё и (пи пи пи) нескончаемый мат. — Хмурый сначала держался за голову, но ему всё-таки удаётся перехватить стойку руками. В суматохе оглядываюсь, чем бы ещё его стукнуть, но я уже запыхалась — жду расправы: от кого придёт наказание — от него или от Графа.
— Если бы ты, недомерок, попал в переделку, когда наши девчонки дерутся, от тебя бы остались пух и перья, гадина!
Я не сдаюсь, меня трясёт от злости и оттого, что кроме меня — меня никто не защитит. Сраная жизнь! Идиотское положение!
В ответ на мою «гадину» Хмурый парирует:
— Шалава!
— Ублюдок мерзкий!
— Сама дура!
— Идиот! Наркоман недорезанный!
Неожиданно слышу:
— Встал и вышел! И чтобы без разрешения Наташи на моей половине ноги твоей не было! — я ослышалась или Граф на моей стороне?
— Граф, ты чо? Она меня нае **нула, испи**ла, а ты ей потакаешь?
— Вышел, я сказал, а про наркотики мы ещё поговорим! — Граф злобно свёл брови. От его вида и мне стало страшно: сейчас и мне попадёт.
— Граф, она брешет! Я завязал! Ты веришь этой дешёвке, а не корешу?
Хмурый, всё ещё держась за разбитую голову, вышел, шепча под нос угрозу: «Ну, падла, попадись только!»
Граф, вздохнув несколько раз, прилёг поверх одеяла. Я молча жду наказания. Руки трясутся, ноги ватные, в голове — пустота.
— Зачем ты ввязалась с ним драться? Он не из тех, кто прощает.
— За меня некому заступиться, я здесь никто, я даже не бедная родственница, я никто!
Да, я взрослая женщина, но вела себя, как обиженный подросток, я, должно быть, вовсе не имею права испытывать обиду, но она прорывается наружу слезами в уголках глаз.
— Что ты мне скажешь про Руслана?
— А что говорить? — вытираю набежавшие слёзы, пряча их от хозяина кабинета-спальни. Цепной пёс стережёт своё богатство. Меня по-прежнему трясёт.
— Есть толк в его лечении? — он склоняет голову, изучая меня, как паука, запутавшегося в его же паутине, не обращая внимания, что мне плохо, что меня трясёт, а я на грани.
— Есть, — я снова вру: лекарства только снимают боль, их используют в комплексной терапии. А целого комплекса я не вижу. — Но вы должны принимать и таблетки. Самостоятельно, по списку.
Напоминаю ему, забывая дышать от боли и унижения, еле выговаривая слова.
— Так что ты думаешь о Руслане? На мой взгляд, неплохая партия, а?
Ах, вон он о чём? А я-то дура…