Руслан Николаевич Семёнов. Ещё один тип хищника, по-моему. Не такого кровожадного, как Граф, но всё идёт к тому… А может, его самого в угол загнали? Но я-то каким боком к его клинике? Самый лёгкий путь для достижения цели? А я уже на всё согласна, лишь бы вывез, а там я сбегу! Не будет же он приковывать меня наручниками к двери ЗАГСА…
Но мы ни разу с ним не поговорили, а поговорить надо, для этого нужно успокоиться, поберечь нервы, чтобы не спугнуть этого типахищника.
Новое утро, новые мысли, но есть вода, а я так люблю тёплые струи. И есть гель для душа — Женька вчера вместе с ужином приносил. Я до сих пор не допросила его: почему он обо мне заботится. А может, это графа приказ? Мысли не отпускают нигде, не петь же в душе. Петь не хочется — хочется выть, расколотить всю эту усадьбу, да где только взять силы. А моё хотение… Была бы щука знакомая… но тут поблизости и водоёма нет, а в душ она не проскочит…
Руслан Семёнов всё же приехал. Осчастливил присутствием, то есть. Привёз новые лекарства: транквилизаторы и статины. Приказал: внутривенно, струйно, медленно. Ладно. Выполнила назначение неукоснительно, больной уснул сразу же — он и без сибазона спал. На мой взгляд, я бы вместо пяти кубиков — десять поставила, чтобы вообще не проснулся.
«Наташа, нам надо откровенно поговорить, но не здесь, тебя здесь слушают», — прочитала я в протянутой мне Русланом записке.
Я только губами ответила: «Где?»
Он жестом ответил: «На улице».
Как ни странно, меня выпустили на улицу. Женя проводил меня нахмуренным взглядом, накинул мне на плечи куртку: «Моя» — бросил.
Я наконец-то дышала свежим воздухом. Наконец-то!
Я люблю зимнее время. Город становится похожим на фантастический мирок из страны грез. Но мы не в городе, мы оторваны от мира. Середина декабря — одно из самых восхитительных времен. Именно в декабре можно по-настоящему почувствовать вкус зимы. На солнце, время от времени скрывающемся за облаками, блестит снежок. С белого зимнего неба на землю падают искристые снежинки. Вокруг нас вырастают высокие и белоснежные сугробы, а тропинку заметает снегом. И только на сердце пасмурно и тоскливо, и даже приближение Нового года не радует — о нём вспоминать не хочется, страшно застрять здесь до праздника, хотя что-то наметилось — не зря же Руслан меня на улицу вытащил.
— Хочешь в один день потерять все? Спроси меня "Как?" — начал Руслан. Красноречив! Не к месту и не ко времени. Он положил руки мне на плечи и искренне посмотрел в глаза.
Я попыталась освободиться, но Руслан не отпустил меня. Его руки на плечах, такие теплые и ласковые. А ласка мне нужна была больше всего, но не его.
— Я вытащу нас, — пообещал он. — Только…
— Что?
— Ты должна поверить, что я не урод и не Иуда.
— Допустим.
Все его тело напряглось. Наверное, он с радостью что-нибудь разбил.
Я вновь подняла лицо, ждала продолжения.
— Как ты попался?
— Сказал же, по глупости!
Он мягко улыбнулся и провел ладонью по моему подбородку. Я всё же отошла от него подальше. Его руки, тёплые, с ухоженными ногтями, мне не были теперь противны, но они чужие, и он чужой. Бывают такие люди, которые пугали, отталкивали с первого взгляда. Семёнов холеный, ухоженный, в дорогом костюме, до блеска начищенных туфлях и четко очерченной щетиной. — Обещаю снова, — его лицо переменилось, забыв счастливую беззаботность. Он засунул руки в карманы брюк, потом вытащил одну и провёл по волосам. — Не спорь с Графом. И не сопротивляйся, — голос Руслана дрогнул. — Сейчас он сам не свой и может натворить бед. Не подталкивай его, ты вчера хулиганила. И…операции не будет.
— Хорошо…Как не будет?
— Ты не знаешь, в каком состоянии его сосуды: всю жизнь пить, курить, причём не Мальборо. Он просил трансплантацию, сошлись на шунтировании.
После непродолжительной паузы он продолжает:
— Наташа, и я в своё время был честным человеком: ни за какие деньги не согласился бы тогда лечить это быдло. Но однажды, когда они совсем обнаглели: троих с огнестрелом привезли. Ночью, в моё дежурство. Я под прицелом вырезал из них пули. После операции девочку, медсестру, забирают ухаживать за ранеными. Я, конечно, против, а она мне заявляет:
— Вы не поняли, Руслан Николаевич, почему именно к вам привозили наших раненых?
Поняла, Наташа? «Наших» раненых. Оказывается, эта матрёшка нарочно устроилась в мою клинику.
Потом сорвался огромный заказ медтехники из Финляндии. Тогда я не понимал, что это всё намеренно. Потом на таможне застрял груз из Чехии. А это огромные штрафы, неустойки. Мне самому приходилось идти за помощью к Графу. Я смалодушничал, а у него всё схвачено. Ну, потом пошло, поехало. За услуги Граф деньгами не брал, неет… сволочь… «Потом Руслан! Мы же свои люди, сочтёмся!» А как-то раз заявляет: «Мне не в лом работать бесплатно на тебя Руслан, но любой труд оплачивается». Короче, у меня образовался такой долг, такой должище, несколько миллионов, по его словам. Откуда столько? Он документально подтвердил, что выкупил финляндский заказ. Я, дурак, согласился на партнёрство, а потом Граф потребовал половину стоимости моей, отцовой клиники. Сказал, в счёт будущих услуг. Половину! Мне негде взять столько денег, да и времени мало. Он потребовал долговую расписку, сам привёз нотариуса. Через полгода из-за границы возвращается мой отец. Он ничего не знает об этом. Он основал нашу клинику. И что я ему предъявлю? Наташа, мне либо нужна эта расписка, либо ты, но с наследством, либо…Об этом думать не хочется… Я уверен, он тебя не оставит бесприданницей. Заяви ему, что тебе нужна именно такая сумма. Посмотрим, что он тебе предложит. Но лучше всего именно та бумага, я уверен, что она у него в сейфе. Я пойду до конца. Граф позволил себе слишком многое — взял то, что годами создавал мой отец, а операция — фикция. Ты думала, мне нужен здоровый Граф?
— Ты же не решишься на убийство?
— Нет! Он сам подохнет.
— Я поняла, что твоё лечение не способствует выздоровлению. И там я видела два препарата…
— Ты правильно мыслишь, ты всегда была самой умной студенткой, Наташа, они несовместимы. Но больной не очень заботится о здоровье: половина препаратов не тронуты. А я не настаиваю. Вольному воля, спасённому — рай, а Графскому — по его выбору, а он невелик. И он жив ещё потому, что не добрался до тех препаратов, по-моему, он вообще не принимает таблеток.
— Но он беззащитен! — во мне срабатывает закон противоречий. — Мы врачи, и жизнь пациента превыше собственных амбиций и обид.
— Мать Тереза?
— Нет!
— Тогда почему тебя это заботит?
— Руслан Николаевич, я согласна на все условия, только вытащите меня отсюда.
— И ты согласна пойти до конца? Дойди хотя бы до дверей Загса, а там посмотрим. Согласна?
— Да. А как вы усыпите бдительность Графа?
— Я бы усыпил его как бешеную собаку!
— Вы хотите убить его? Как вы потом будете жить с этим? Вы нам внушали на лекциях: врач должен быть вне политики, даже вне устоев общества, так, кажется…
— Надеюсь, что до этого дело не дойдёт. Нам главное выбраться из этого места, а там, что Бог даст. Твоё дело найти в документах Графа мою долговую расписку. Он сам, по-моему, тебе её не отдаст преждевременно.
Как я буду жить? Это никого не касается. А ты что думала? Он просто так подарит тебе свободу? Он не из тех людей. Ты никогда от него не освободишься, пока он жив и на воле. Таких людей даже тюремная решётка не останавливает. У них слишком длинные руки и обширные связи. И только я могу быть гарантом твоей свободы. Пойми это и прими.
— Ладно, я всё поняла. И я пойду, мне холодно, — блузка и джинсы — одежда не по сезону, а чёрная Женина куртка… Мне в ней некомфортно, напоминает.
— Я согрею тебя, — он попытался привлечь меня к себе. Наши взгляды встретились. Руслан неожиданно потянулся, пальцем дотронулся до моей щеки.
— Нет, — я отстранилась, делая шаг назад. — Может, и по-детски прозвучит, но я поклялась себе, что ни одна чужая рука меня не коснётся, рука чужого мужчины.
Взгляд исподлобья и лёгкая усмешка Руслана меня не смутили: я вздёрнула подбородок и ждала, как среагирует Руслан Николаевич на мои слова. Он стоял напротив, засунув руки в карманы дорогих брюк
— Надо же! Ты, правда, ещё ребёнок, Наташа Волкова! Пора взрослеть! Ладно, надо договориться, как будем действовать. Завтра я заберу больного в клинику: не дело лечить его дома, и тебе в его присутствии не добраться до сейфа. Твоя задача: найти в сейфе мою расписку, она написана моей рукой. И паспорт, твой. А там посмотрим. По результату будем действовать.
— А почему ты вдруг разоткровенничался со мной?
— А за что ты так любишь его?!
Он не поверил или провоцирует? Зря. Я держусь.
Мы обменялись жёсткими взглядами.
— Ты не ответил! То есть, вы.
— А ты? Ты думаешь, я не понял смысл твоих слов о клятве, ради кого ты воюешь. Что сделала бы другая на твоём месте? У тебя под рукой лекарства — пара уколов — и всё. Конец Графу. А ты играешь в мать Терезу.
— У тебя тоже под рукой целый арсенал, а ты предлагаешь, нет, ты заставляешь меня убить его. Эвтаназия запрещена законом. Возможно, это и правильное ваше решение, но моё воспитание говорит, что это низко. Я не стану уподобляться Графскому, а вы как хотите.
— А кто говорит об эвтаназии?
— Вы! А про любовь…Пусть он от меня отказался, но, чтобы полюбить, нужные какие-то особые критерии?
Я сама почти в это верила: слишком долга была разлука, — а такой красивый мужчина не станет мучиться неизвестностью, и любая смазливая мордашка совсем непрочь его утешить. Ну и пусть, пусть живёт, как может, а я — как умею. Но Руслану этого не нужно знать.
— Ладно, Наташа, это всё слова, а нам необходимо заняться делом: завтра я увезу Графа, а ты ищи документы. Я даже знаю пароль от сейфа. Догадываешься?
Он усмехнулся снова.
— 5 букв — НАТКА.
Действительно, смешно.
— Иди к себе, а я загляну к больному и поеду. Завтра я заберу Графа, а на следующий день приеду за тобой, надеюсь, дня тебе хватит, чтобы разыскать документы.
— Последний вопрос: вы знали, что меня похитят?
— Знал и был против, но Графскому захотелось поиграть в отца. Как только я поставил ему диагноз, аортальный стеноз, там ещё пристяжных куча, он стал романтиком что ли, отошёл от дел…Вот только Хмурый и Женька при нём. Остальные рассосались по широким просторам малин и…Ладно. А Женька… он, мне кажется, неровно дышит к тебе…
— По себе судите? Женька обо мне просто заботится, я ему помогла однажды…
— Знаю уже… Наташа, если бы тогда ты приняла кольцо… этого кошмара с тобой не было…
— То есть, если бы я прыгнула к вам в постель…
— Постель… боюсь, что до постели бы мы не дошли… На мне уже мёртвым грузом висела…
— Галка Нефёдова?
— Откуда знаешь? Граф рассказал?
— Мы и сами знали. Вы запутались в противоречиях или нет…
— Наташ, а пойдём к тебе, там поговорим, с тобой приятно общаться. И ты замёрзла уже.
— Пойти можно, но там прослушка.
— Да спит он. И если идёт запись, то мы уже договорились. И Наташ, ты неосторожна, прежде чем колоть лекарство, читать надо. А если там двойная доза? — испытывающий взгляд Руслана меня не смутил.
— Не надо меня пугать — плавали, знаем. Сибазон выпускается в таблетках или 1 мл раствора для инъекций содержит диазепама 5 мг. А я вколола один.
— Откуда такие познания в фармацевтике?
— Я колола их ещё бабушке.
Тут дверь открылась и высунулась физиономия Жени.
— Наташ, заходи уже, — он бросил хмурый взгляд на Руслана, — он тебя заморозит скоро.
Это рассмешило Руслана:
— Видишь, как заботится! Я ж сказал: он к тебе неравнодушен.
Мы вошли, а я всё думала: почему обо мне так Женька заботится. Он на расстоянии чувствует что ли меня? А если мы с ним родственники? Ответа нет, как и на все предыдущие.
— Ладно, Волкова, иди уже, а то твой адъютант съест меня живьём.
Руслан снова широко улыбнулся: его веселила собственная острота, только мне было совсем не до его шуток. Он уезжает, а я остаюсь. Но если сейчас он меня заберёт то, всем станет только хуже: и мне, и ему, и Жене, и Саше. Саша в приоритете, конечно.