Наташа.
Сегодня Женька какой-то странный: как-то смотрит загадочно, а когда приносит ужин и вовсе не выдерживает, забирая пустые тарелки:
— Жди сюрприз, Наташка!
— Хороший? Графа увезли? — полусонно спрашиваю, словно сомнамбула.
— Уехал с охраной, как будто он нужен кому-то старик полудохлый, — меня поразила злая, уничижительная интонация Жени.
— Жень, скажи Кате, пусть не ревнует, не из-за чего. У меня есть любимый, и я знаю, что такое ревность, когда любимый не рядом.
— Скажу, но…вряд ли поверит: вы разные, сама посмотришь… — Женя тоже грустит, я чувствую…даже не грусть, а злость…
Мне снова хочется спать, тем более Граф уехал, и мне кажется, что мне дышать без него легче.
— Не темни, Женя, что за сюрприз? Жень!
Но Женя уходит, так и не раскрыв тайны. Злится из-за чего-то. Наверное, Катя нервничает из-за беременности, как все женщины. И я бы нервничала из-за любимого, но где он? Сюда, в это проклятое место, зимой вряд ли волки забегают. А он человек. Из плоти и крови. И если он даже по счастливой случайности узнает, где я, то это будет равносильно чуду. А в чудеса я не верю. Вместо верхнего света включив настольную лампу, я снова прилегла, веки наливаются свинцовой тяжестью, а голова клонится к подушке.
Но желание уснуть перебивается мрачными мыслями, кто виноват, что я здесь, а не в объятиях Саши. В доме тепло: Женька хозяйничает в отсутствии Графа — генератор работает на полную мощность, и свет есть, и вода. Вода! Надо помыться, пока она есть. Тёплая вода успокаивала немного, но и в душе меня не оставляют размышления: как например, работает генератор, и почему я Графского ни разу не назвала отцом.
В моём понимании, отец — этот тот, кто любит, заботится, как мама. Во мне его кровь, но заботы я не чувствую, разве только не бьёт, не пытает. Чёрт! К ночи такие мысли — кошмар приснится. Дядя Коля, милый мой Степаныч, он всегда заботился о нас, а полковник… Самсонов так и не смог полюбить сына, и Саша не смог. Тогда, вообще, зачем он приехал, зачем вторгся в нашу жизнь? И виноват ли он в моём похищении? Откуда ему было знать, что меня всё-таки похитят? Он всего лишь высказал предположение…Тогда кто же виноват? Я? Вряд ли…Но неизбывное чувство тревожности так и лежит на сердце колючим комом.
Ещё влажные волосы и, наконец, расчёсанные как следует, даже через ткань пижамы (Руслан постарался, заботливый, блин) холодят спину.
Стук в дверь. Женькин. Два бодрых звука. И чего ему сегодня неймется? Вокруг темно, и только жёлтое пятно от светильника, хилое, чуть видное, но его не хватает даже, чтобы осветить тумбочку.
Безбоязненно открываю дверь — Женька же. И отшатнулась. Ещё одна тёмная личность — мужчина в чёрном и в балаклаве. Чем бы защититься? Схватываю стул:
— Женька, предатель, кто это? Графа нет, так ты… — надо бы заорать, но…
— Воюешь, Наташа?
Моментальный ступор. Молниеносный. Молния превращается в радугу, всеми цветами расцветившую мою клетку. Лавинный жар окатывает тело. Электрический разряд прошивает от макушки до пяток. Стул медленно, медленно опускается на пол — рука слабеет.
— Кто это? — я не верю, что это голос дорогого, единственного, любимого человека.
— Наташа! — любимый рывком стаскивает маску.
— Сашшшаа?! — растягиваю «ш», потому что губы трясутся, а челюсть от испуга и растерянности отказывается слушаться. ОН! Он! Мой ангел-спаситель! Он не позволит, чтобы меня погубили, продали за тридцать серебряников! Мой персональный ад и рай. Рай! Мой, только мой рай! Саша!
Раскрывает руки, раздвигая плечи. Мои! Любимые, нежные, надёжные!
Сердце стучит, как бешеное, — не остановишь! Миллиарды мурашек пронзали моё тело, пока я скользила взглядом по любимому лицу.
— Испугалась, любимая?
Вместо ответа, как сумасшедшая бросаюсь в его раскрытые объятия, повисаю на крепкой шее, ещё не согревшейся с мороза, тут же ощутив, как его пальцы прошлись по моей спине, просчитав каждый позвонок, проверяя на ощупь прочность. Саша крепко прижимает меня к себе, остановив ход времени. Оказавшись в его руках, я чувствую, как защита и тишина обволакивают мою изболевшуюся душу. В уголках милых тоскующих глаз влага: то ли снежинки растаяли, то ли непролитые слезинки вот-вот упадут.
Мне нет дела до Жени, который, уходя, проговаривает сквозь зубы: «Будьте готовы к трём. Волков, ты обещал, слышишь?».
Передо мной он — дорогой, любимый, единственный.
— Саашшшаа!
— Наташша! Любимая! Я нашёл тебя!
Взор во взоре, глаза в глаза, и больше нет никого на свете, только я и он, Наташа и Саша, есть мужчина и женщина. Его взгляд полыхает так, что в темноте комнаты я вижу всполохи, озаряющие его лицо. Мир исчезает, когда я впитываю, набирая полную грудь дурманящего запаха его кожи с мороза, захватив его щёки ладонями, небритые, колючие, но самые дорогие. Голосом, охрипшим от мороза, Саша шептал: «Наташка, любимая, я тебя нашёл!»
Мир словно покачнулся в ту минуту, все закружилось, завертелось с бешеной скоростью и только он один, как точка опоры, за которую я цепляюсь взглядом. Вглядываюсь жадно в каждую черточку, дрожала каждой клеткой. Услышав его голос, уловив аромат морозной свежести, просто задохнулась, захлебнулась им, будто ворвавшимся потоком воздуха в душной камере. Один его взгляд, и мое сердце вновь ожило, истерикой забилось, разлетаясь на куски об стены, что я нагородила вокруг себя, истекая кровью и горючими слезами.
Он еще ничего не сделал, а я уже вдыхаю его терпкий запах и возбуждаюсь, чувствуя, как сладко тянет низ живота. Саша обхватывает меня за шею и впивается в губы, целует, не мягко и нежно, а жадно, алчно, не позволяя действовать самой. Он терзает мой рот обветренными губами, вынуждая задыхаться и принимать его голод, деля на двоих. Сашка отрывается, опускает глаза, ещё раз меня осматривает жадно, а потом опять набрасывается на мои губы, покусывая их и рыча. Подхватывает под попу, беря меня на руки. Так и стоим, поглощая друг друга поцелуями, голодными, алчными, ненасытными. Сплетаемся языками друг друга трахающими, имеющими страстно, ненасытно, горячо. Саша догадался прижать меня к стене, иначе я выпала бы из его крепких, мускулистых рук, вцепился, с силой сжал ягодицы: низ живота сжался в комок, чтобы разразиться огнедышащим оргазмом. Он опалил меня сразу же, взорвал мириады звёзд в глазах, захлебнуться заставил, изогнуться дугой и выкрикнуть любимое имя.
— Я так соскучился, — шепчет мне в рот, позволяя отдышаться, отпускает меня. — И столько всего хочу с тобой сделать… — сам задыхается и, сделав шаг к кровати, садится устало. А я слегка пошатываюсь, глядя на него пьяными глазами, не могу прийти в себя и понять: почему он не продолжил. Внизу живота снова сладко ноет, щёки полыхают, губы просят ещё и ещё поцелуев. В объятиях Саши я теряюсь в пространстве, для меня существует только одни единственный прямоугольник — комната, а в ней — любимый, желанный, я изголодалась по нему, по глазам, по губам, по коже, по…,ммм… по нашим жарким ночам, конечно.
Я только помню: закрыть дверь на ключ нужно. Ключ в замке быстро щёлкнул — и я зависаю, неотрывно разглядывая уставшее лицо любимого. Но поменять увлажнённые трусики некогда, да и зачем, другие так же намокнут или будут сорваны…
Мы, наконец-то, уселись вместе: я, как прежде, на коленях у Саши. На коленях! У Саши! Дышим и не можем надышаться друг другом, и кто бы ни разубеждал меня в обратном, я не поверю: наши сердца стучат друг для друга. Вот его щека, значит, для моего носа есть опора, и для меня появилась защита — целый любимый человек, мужчина, совершеннее нет которого. Жгучие поцелуи сменяются нежными, но объятия не размыкаются. А под попой только сила мышц накаченных бёдер.
— Родная, как ты? Я так долго искал тебя! Никто не знал, где ты, пока Женька…
— Я знаю, любимый, уверена, что ты искал, но тут такое глухое, пропащее место… — пробормотала я, едва оторвавшись от губ, но ладони по-прежнему на его небритых щеках. — Ты с кем? Где помощь, ОМОН?? ФСБ? — спрашиваю, немного опомнившись от нежданной встречи, хотя чувствую, что зря спросила, потому что на улице темно и тихо.
— Помощи нет, и не будет, мы сами должны выбираться! — сокрушённо, подавляя в себе злобу, Саша сжимает пальцы до хруста, а потом тяжело вздыхает и оглаживает мои волосы, наконец-то расчёсанные. Он, уставший, измученный, давно не бритый, под глазами чернотой пролегли круги, взгляд карих глаз размытый.
— Как не будет? А твой… полковник обещал! Вот они, серьги, они на мне! Почему он не пришёл на помощь?
— Полковник! Полковник думает только о собственной заднице, урод! Я не удивлюсь, что его нет в городе, что он просто свалил, оставив нам расхлёбывать эту кашу! Последний раз я его видел, когда он возвращал ключи от дома, а я съехал из его квартиры.
— Ты живёшь у меня? У нас?
Слёзы тонкой струйкой проложили дорожку по моим щекам. Я заплакала, как плачет обиженный ребёнок ясельной группы, когда его обманули. А ведь меня обманули! Одновременно со слезами потекло из носа. Как у всех, наверное.
— Это я виновата! Во всём! Что родилась не от того человека, а полковник…он не мог предвидеть, что так получится.
— Твоей вины тут нет совсем! Кто мог знать, что два идиота не могут поделить над нами власть!
Он сказал: над нами, — значит, Саша не отделяет себя от меня. От этой мысли мне стало легче.
— Над нами власть! Да как им пришло в голову, что они смогут властвовать над нами?! — я вскрикнула, как от укола в сердце, такая же боль отразилась в расширенных в темноте зрачках Саши.