О, Боже! — ужаснулась я, когда мы прибыли на место аварии…
Куча народу облепили автобус с детьми, который задними колёсами на треть повис в воздухе. Очевидно, водитель не справился с управлением. Вижу его на перилах моста. Он белый, как мел, курит одну сигарету за другой и молчит.
Если мужчины, удерживающие автобус, отпустят его, он рухнет в воду вместе с детьми.
— Девочки, — командует Игорь, — без паники, работаем быстро. Жертв пока нет, авось, обойдётся.
Русский «авось». Наверное, и водитель так же думал. Авось пронесёт, авось…
Повсюду раздавались голоса:
— Смотрите, смотрите, парень на крыше. Он детей вытаскивает через люк.
— Почему нельзя открыть двери?
— Их зажало.
— Лучше бы разбили стёкла.
— Нельзя, осколки поранят детей.
А молодой мужчина, в белоснежной рубашке с засученными рукавами, опершись коленями в крышу автобуса, продолжал в одиночку доставать детей и передавать их мужчинам, стоящим на мосту. Неторопливыми движениями парень с силой вытягивал каждого ребёнка из узкого люка. Начала работать наша бригада: осматривать пострадавших.
Лена прокричала:
— Откуда дети? Возраст узнайте.
— Мне девять лет, — ответил мальчик, — мы из детдома номер два. А воспитательница наша отстала. Игорь захотел писать, она повела его, а дядька разозлился и не захотел ждать. Мы говорили, но он не слушал. Куда теперь нас? — мальчуган заплакал.
Мне самой бы хоть не разреветься, глядя на этого малыша, на стайку ребят, испуганно собравшихся вместе. Представляю, что они пережили.
Но тут из подъехавшей машины вылетает молодая женщина, она вся в слезах, за руку тянет такого же возраста мальчика, что и все дети, и истошно кричит:
— Дети! Где мои дети? Ох!
Игорь приводит женщину в чувства, а ребятишки льнут к ней, льнут. Она хочет всех их обнять сразу, но рук на всех не хватает. Тогда дети сами обнимают её.
Кто-то из детей закричал:
— Там Ваня остался, он маленький, он забился под сидение и боится выходить.
Воспитательница снова хватается за сердце.
— Я не пролезу в люк, он узок, — прокричал мужчина с крыши автобуса, — надо ещё кому-то пролезть в сам автобус, только полегче.
— Да слезай уже, сам погибнешь! — слышались советы.
Один мужчина предложил свою помощь, но он был толстоват.
— Я полезу, — прокричала я, потому что представила малыша, одинокого, несчастного, которого все бросили. — Я смогу. Я лёгкая. Только помогите мне взобраться на крышу.
Не знаю, откуда у меня появилась смелость, но я по качающемуся автобусу, как кошка, взобралась наверх. Автобус всё время качало, а народ выдыхал от страха: «Ах!»
— Как зовут? — крикнул мне парень.
— На-таша, — выдохнула я, в последний раз подтягиваясь, чтобы оказаться на крыше, а его сильные руки помогали мне.
Автобус ещё больше накренился, а толпа снова выдохнула: «Ах!»
— Я Сашка, Наташ, держись! Зачем пришла? Видишь, что творится?
От страха сердце зашкаливает, и я уже пожалела о своём геройстве, но делать нечего. Назад не пойду. Автобус успокоился, и Саша строго говорит:
— Твоя задача ногами вниз проникнуть в автобус, нащупай спинку сидения, обопрись ногами и скользи, поняла? Иди, лучше на корточках, в хвост, там ищи малыша, — инструктировал он меня, сверкая карими глазами, когда мне тоже пришлось распластаться рядом с ним, чтобы не качать машину. — Ты сможешь, Птаха, ты маленькая, у тебя получится, — его голос звучал так обнадёживающе, что всё показалось легко и просто.
Но легко и просто оказалось только спуститься и найти малыша, только это:
— Маленький, миленький, иди ко мне, не бойся, — звала я ребёнка, когда проскользнула в салон и, присев на четвереньки, искала малыша. С первого раза не получилось. Я позвала ещё и ещё.
— Тётя, мне страшно, — донёсся его голос, — автобус упадёт.
Он тихо заплакал.
— А ты не думай об этом и иди ко мне, я вытащу тебя, ползи ко мне, миленький, не бойся.
Говорю, а сама боюсь до ужаса.
Мальчик подполз, обхватил меня за шею. Он был худенький, ушастый, глазастый, такой милый. У меня захолонуло сердце. Сжалось, а потом расправилось вновь.
— Саша, — кричу я, — малыш со мной, мне теперь встать надо.
— Вставай, только не резко. И подавай мне ребёнка.
Я кое-как поднялась, автобус качнулся, и мы качнулись вместе с ним, ребёнок заплакал. Переждав, пока появится равновесие, я кое-как встала на сиденье и подала малыша. Саша тут же его подхватил под мышки и передал в толпу.
Но малыш маленький, а я? Я большая. Как он меня доставать будет?
Это сильно расстроило меня. Но выбираться надо, и Саша торопит, зовёт. Ну, с Богом. Пытаюсь подтянуться на руках — сил не хватает. Уф. Я плюхаюсь на сиденье, автобус снова ведёт и уже сильнее. Слышно, как он лязгает об ограждение моста, под ним что-то сильно скрипит, ещё немного — он рухнет, и я вместе с ним, а на крыше Саша уже кричит во всё горло:
— Мужики, да придумайте вы что-нибудь! Девчонка застряла, утонет ведь.
Мне стыдно, что я такая слабая, и даю себе слово заняться спортом. Если выберусь. Подтянулась ещё раз, что было сил, да так и повисла на люке. А автобус качается. А я всё вишу. Сил поднять на руках свой вес нет. Мне бы за что-то зацепиться, но не вижу ничего подходящего.
— Птаха, Наташ, давай, ещё немного поднатужься, — умоляет парень. А лицо беспокойное и такое красивое. Мне стыдно перед ним за свою неуклюжесть.
Он подползает поближе:
— Хватайся мне за шею. Я вытяну. Давай, так, другой рукой.
— Мужики, — кричит Игорь, врач моей бригады, — надо камни подложить под колёса. Так он двигаться перестанет. Быстрее, ищите побольше.
Молодец какой, но, как говорят, «хорошая мысля приходит опосля», так и в этом случае. И, действительно, как только огромные булыжники подложили под задние колёса — автобус перестал двигаться. Хочется заорать: «О чём же вы раньше думали?»
А Саша уже тянет меня из люка. Он пятится назад, как буксиром, вытягивает меня, помогает себе руками. Я уже до колен на крыше.
— Уф, — выдыхаю я, плюхаясь животом, — вылезла, Саша, спасибо! Если бы не ты! Какой же ты сильный! — бормочу я, переводя дух. — Вот это первый вызов!
Потом Саша сползает с крыши на землю, кричит:
— Птаха, давай, лети, поймаю.
Оглядываюсь на него. Хм, да уж. Лечу, красавец!
— Да, уж, Птаха, — откуда и взял-то, Птаха, — недовольно бормочу под нос и покусываю губы от досады. — Как? — кричу, — боюсь!
До земли далеко, если спрыгну — поломаю ноги.
Саша смеётся и тянет ко мне руки.
И надо мне было встать во весь рост! Вот дурра! Автобус покачнуло снова — а я падаю в воду!
Рёв толпы заглушает мои крики. Вот это полёт! Сердце сначала в животе, потом в пятках, а потом вместе со мной в воде на глубине около четырёх — пяти метров. Когда летела, успела попрощаться со всеми, а, в общем-то, прощаться-то и не с кем. Только дядя Коля и…Саша? Вспомнит ли он обо мне?