Саша.
Вот это переделка! Вот это я попал!
Автобус, полный детей, поперёк моста, задние колёса свесились над водой, ограждения раскурочены. Я охренел напрочь. Зеваки толпятся, машины сигналят, шофёр мечется. Ни скорой, ни спасателей! Пропадут дети, это точно. И что было делать? Вспомнил себя таким. Своё пропащее детство.
А машины сигналят с обеих сторон. Орал на всех подряд:
— Дети там, дети, их спасать надо!
А им по хер — главное — проехать.
Пробираюсь к автобусу сквозь толпу. Какая-то женщина меня не пускает:
— Куда ты, такой молодой. погибнешь!
— Если я не пойду, погибнут они, их там сколько?
— Двадцать, не считая воспитательницы.
Кто-то кричит:
— Они там одни!
— А где же она?
Никто не знает.
Я иду к автобусу, отстраняя эту женщину:
— Тогда погибнут те двадцать жизней.
— Они детдомовцы, — глухо доносится до моего слуха.
— А они разве жить не хотят?
Не помню, как взлетел на крышу, стал по одному доставать ребят, своих, детдомовских. А их двадцать. Плачут, скулят, но в руки идут. Мужики сообразили: автобус держат, не дают сорваться с моста в воду. Если автобус рухнет — капец. Тогда ребят из ледяной воды вытаскивать придётся.
— Ничего, ничего, малявки, всех достану, — успокаивал и их, и себя.
А тут, откуда ни возьмись — пострекуха с глазами цвета неба. Я, говорит, полезу. Там маленький, его тоже спасать надо. Синими глазищами светит, а в них страх и жалость.
— Наташа, куда ты лезешь, тебе жить надоело? Это же опасно!
— Там малыш, он тоже хочет жить, а если бы это был твой ребёнок?
— Полезай, — обречённо махнул рукой, а у самого сердце чуть не выпрыгнет.
Когда Птаха свалилась в воду, я проклинал себя всеми словами, которые знал: видел, как она выпрямилась во весь рост, а потом её, как ветром сдуло.
Не удержавшись от очередного наклона автобуса, который съехал почти до половины и мотался от ветра над водой, она полетела вниз, как раз в воду, и это даже хорошо, что не на металлические поручни моста.
Ёп же мать! Не усмотрел! Не хватило доли минуты! И где она? Куда нырять? Глаза ищут несчастную Птаху — не находят. Ищу уже в воде, куда нырнул со всего маху — не нахожу. Ору:
— Кто-нибудь видит девчонку?
Отрицательно машут — нет!
Ёп же мать!
Мечусь в воде — туда — сюда. Нет нигде. Нырнул ещё раз, проплыл под водой — не вижу, ничего не вижу.
Сердце колотится о рёбра от нехватки воздуха и от страха, что потерял Пострекуху, всех достал, а её нет, и всё из-за дурацкого автобуса, хоть бы его разорвало, да жаль люди кругом. А люди мечутся вдоль берега, а нырнуть — ни одного желающего, не вижу ни одного молодого лица.
Значит, я тут один, е*анутый такой, остальные все умные.
Ох, наконец-то, берега кричат:
— Там, там, она!
А после уже её голосок:
— Саша, я здесь, помоги!
В холодной воде кровь закипела в жилах:
— Наташка! Живая! Цепляйся за шею!
Когда нас обоих несколько рук вытягивают из воды, она заходится от кашля: вода всё же пробралась в лёгкие.
Но теперь-то я из своих рук её не выпущу.
Мокрые брюки, и не нахожу ключей от машины. Чёрт! Я ж их в зажигании оставил! А уходить от этой девчонки так не хочется! Я стараюсь запомнить эту встречу с Наташей — встречу удивительную и редкую по своеобразной ухмылке судьбы. Её глазищи в пол-лица, её губы! Сашка, да ты запал! Точно запал! Столько баб перевидел, но такую встретил впервые. А как она там, на крыше! Потрясающая девушка!
А как в воде??!! Вот то-то же!
— Саша, а почему Птаха? Я вроде немаленькая, — мокрая Птаха улыбается мне.
— А разве нет? Как ты вспорхнула, как двигалась, какая смелая. Посмотри на них, — кивнул на зевак, — пришли посмотреть, а ты в автобус взлетела.
— А ты? Ты всех детей спас, я только одного. Ты спасатель, а как твоя фамилия?
— Волков. И я не спасатель, я машины люблю, ими и занимаюсь.
А сам всё смотрю, смотрю, она чуть засмущалась, оторвала взгляд, отвернулась, опять улыбнулась. Птаха моя замёрзла.
Надо было уже уходить, и её коллеги уже ждали, а я не могу. Знаю: не встречу её больше, такие девчонки — редкость, там, где я обитаю, они не ходят. Запомнил руки её с того мгновения, как она подавала мне малыша, а потом сама тянулась ко мне, за шею хваталась. С того ли? Нет, раньше…
— Ну, мне пора, — говорит, не поднимая глаз, — пока, Саша. Меня уже ждут.
Вижу, что и ей паршиво и грустно.
— Стоп, стоп, куда, а телефон? — мои глаза загораются. В её отражается солнце.
— 03! — рассмеялась она, а мне так легко и приятно стало.
— Нет, так не пойдёт. Скажи хоть фамилию, бригаду, — боюсь, что снова не встречу её. А хочется весь мир подарить взамен всего лишь одного поцелуя. Когда она меня чмокнула в щёку:
«В награду за спасение детей!» — я даже растерялся.
В жизни с девчонками не терялся. А тут такое. Запал, как тогда, два года назад.
Натка.
Он не отступает, а карие глаза загрустили, обиженные, как у ребёнка. Я ответила — он повеселел. «Что? Волкова? Да, ну!? — наши одинаковые фамилии удивляют его, — …Я найду тебя, Птаха! Обязательно!!!»
Меня всё же кладут на носики в скорой, укрывают одеялом, но меня опять трясёт. Без Сашиного тепла мне холодно.
— Игорь, где Саша? Он же весь мокрый, — пролепетала я нашему врачу.
— Нат, тебе в больницу надо, и не спорь! А Саша приедет, если ему будет нужно.
Но машина скорой тронулась, меня на ней везут в больницу как единственную пострадавшую. Теперь мне будет такой нагоняй! Бригаду подвела, сама чуть не утонула. Ну и пусть! Сегодня я снова встретила Сашу. Сашу Волкова. После той незабываемой встречи прошло два года. Ровно два.