Ну что, юный хакер, опять ночь не спал?
Уж хакер я точно не юный.
Ему шестнадцать. За компьютером — с пяти. Школу давно бросил, о Мировой войне знает из кино, о Толстом — не подозревает.
«С российскими счетами лучше не связываться — американские жирнее. Моё дело взломать, а «дроповоды» найдут в Америке «дроперов», которые снимут деньги. И в России такие есть, не хочешь «светиться» — «зальют» за десять процентов».
Это он год назад делился. Когда только постигал свою «науку». Теперь неинтересно. Моя «бывшая» иногда читает ему морали. И нарывается на «иди в ж.!» А я не дурак — учусь на чужих ошибках.
Пустой, — деланно зеваю, заглядывая в холодильник.
Сколько? — не отрывается он от монитора.
Я ломлю втрое — всё равно кроме чипсов с пепси-колой он ничего не покупал.
Достаёт из-под подушки бумажник:
— И мороженое захвати…
Год назад я и сам интересовался:
А если «дроповода» возьмут?
Это его проблемы, всё равно расплатится.
Из тюрьмы? Смотрит, как на идиота.
Они же ментов башляют.
Квартира однокомнатная, он вырос на кухне, которую делит с котом. Спит, сколько влезет, не вставая с дивана, ест. И всё — в обнимку с клавиатурой. Из дома выходит редко, разве за деньгами или встретиться с клиентом. Но разговор с глазу на глаз не любит — предпочитает «скайп». При этом он крупный — крепкие ноги, широкая грудь. «В деда», — считает «бывшая». Ну, уж точно не в отца!
Звонит моя мать. Когда надоедают её жалобы, передаю трубку ему. «Цель звонка? — басит он. И через секунду: — Кончай «лечиво», иди в ж…!»
Мать живёт в большой «двушке», но обмена не предлагает, и к себе — ни ногой. Она при смерти последние сорок лет, и врачи за глаза называют её пиявкой.
««Сервак» надёжнее держать в Китае, «грузит», конечно, медленно, зато «штатовцы» не накроют.»
Я слышу эти советы — он даёт их по телефону — и на меня находит:
Знаешь, давай поговорим?
О чём?
Да, так.
Тогда лучше по «мылу».
Я у него на содержании. Выдаёт мне, как школьнику, на метро, оплачивает «мобильный». Со взломанных счетов. А наличные прячет в футляры от «сидиромов», которые грудятся по углам. Говорит: «Коплю». А на что — одному Богу известно!
Ты как скупой рыцарь.
Это что за чувак? Рассказываю.
— А в чём фишка? — искренне удивляется он. — Каждый от своего кайф ловит. Ты, вон, пишешь за бесплатно.
Я открываю рот, но он «отключается» — каждую минуту стучит «аська», пальцы вслепую печатают на двух языках.
Когда нужно, он стучит в стенку, как соседу. Или звонит по «мобильному». Оторваться с дивана и сделать три шага ему лень.
А часто придёшь:
Подожди, сейчас. Перевожу в шутку:
Каменный гость хуже татарина…
И тогда вижу себя со стороны, а моя жизнь представляется мне виртуальной.
«Бывшая» пытается заработать, но постоянно прогорает. «Заказчики подвели», — виновато просит у него денег. «До какого числа?» — угрюмо сопит он. Я хитрее — когда спит, «отщипываю» из кошелька, всё равно не считает. Но «бывшая» честная, ей совесть не велит. Мы и тут разошлись, она считает, что мужа обманывать можно, а государство, пусть и американское, нельзя. Я, конечно, дальше от идеала — не брезгую ворованным. А что делать?
Приятель советует взять инвалидность:
Пособие по третьей группе мизерное, но с голоду не умрёшь.
А заболевание?
Ты что, сомневаешься? — покрутил он у виска.
В психоневрологическом диспансере побеседовал с врачом. О том о сём — вышло три часа. Под дверью скопилась очередь, а он не отпускает.
Надоело всё, — жалуется, — а куда деваться?
Хороший вы человек, — жму руку на прощанье.
И вы, — улыбается. — А группу берите первую, без права работы — дадут.
Обратной дорогой иду, не различая луж, и повторяю за доктором: «А куда деваться? Остаётся полюбить своё сумасшествие.»
Весна выдалась ранняя, на улице слякоть, с крыш ползёт снег.
Что творится. — киваю я за окно.
Плюс пять, — хмыкает он. — А завтра ветрено. Это интернет-прогноз.
В отличие от меня в его возрасте, подружки у него только интернетовские — виртуальные смайлики, сердечки на день святого Валентина. Осторожно говорю «бывшей»:
— Надо бы ему девушку вызвать.
— Ты что, «продвинутый» папаша? А со мной годами не спал.
— Днём — ругаться, ночью — миловаться? «Бывшая» заводится.
— Да заткнитесь вы, наконец, — просыпается он, — столько лет всё выясняют!
«Бывшая» задвинулась на сексе. Точнее, на его отсутствии. Ни за что не признается, но я-то вижу. И по-человечески жалею. Муж ушёл, сын, чуть что — кулак.
— Мать же. — совещу я.
— Ну и что? Меня в детстве била, ей материнское чувство не мешало? А теперь я сильнее.
Что скажешь? Я поначалу был вроде буфера, а потом понял: поругаются — помирятся, а я — крайний.
А ещё «бывшая» бесится оттого, что у меня любовница. Детке чуть больше двадцати, и она зовет меня «пусиком».
Это всё мое? — обнимаю я её.
Да, пусик.
И твой оргазм тоже?
Смеётся. А потом я рассказываю, как понимаю счастье:
Запереться в комнате и — писать, писать.
Со мной?
Конечно, с тобой. Разве я много прошу?
И опять моя жизнь представляется мне виртуальной.
«Восьмое марта» торчит посреди недели, как одинокая мимоза. Он намылся, приоделся, догадываюсь — первое свиданье. А вернулся быстро, взъерошенный.
— Представляешь, — захлёбывается, — сидели в кафе, так она всё про деньги — и папа-то у неё «крутой», и сама-то за себя расплатится. Они что, все — дуры?
«Это тебе не «мышью» щёлкать», — думаю я. А вслух подделываюсь:
Молоденькие все «на понтах».
Да причём здесь «понты»!
Ого, крысится, чувствую, влюблён.
Знаешь, — ловлю момент, — любовь-любовью, а есть хочется каждый день.
Это ты к чему?
А к тому, что есть и весёлые девицы.
Точно — «продвинутый» папаша! Но реакции никакой. Открыл ноутбук, пальцы забегали по клавиатуре. А через час уже режется в «контр страйк», смотрит в параллельном «окне» молодёжную комедию и ржёт.
Солнце освещает измятую постель.
Знаешь, детка, — философствую я, — люди искусства подлее.
Почему?
Их к этому вынуждают. Возьми клерка — он открыто продаёт себя, но у него и доход гарантирован. А художник свободен. Но что это значит? Что никому не нужен и за свой кусок должен, как волк, бегать и с другими грызться. И не восемь часов, как клерк, а двадцать четыре! Доказывать, что он — лучший, что его собратья — бездари, ходить перед издателем на цырлах… А при этом — гонор! В нашей среде, детка, зависть, как воздух, все хитрые, изворотливые, только рассуждают о морали, а самим она не писана.
А посади вас на оклад — отлынивать будете, говорить, вдохновения нет.
— Может быть. Ладно, к чёрту людей искусства! Тем более что и искусства давно нет — одна мода.
Опять звонила мать. Он слушал её с минуту:
— Поговорить не с кем?
Как животное, он чувствует, когда сосут кровь.
Иди, смотри телевизор! — и вдогон повешенной трубке: — Скорей бы «ласты склеила».
Ну, это ты уж слишком.
А на фига лицемерить?
И я ловлю себя на той же мысли.
Только зря надеетесь — наследую квартиру, сразу сдам, а сам перееду к детке.
Утро хмурее хмурого. Просыпаясь, долго не могу понять, кто я. И сколько мне лет. Зато отчётливо сознаю, что везде чужой. «Все живут не с теми, не там и не тогда», — смываю я остатки сна. Но целый день нахожу подтверждение этим сентенциям. Меня не покидает ощущение, что я не тот, за кого себя выдаю, что я лазутчик во вражеском стане, что, переодетый женщиной, веду себя по-женски, а мой сын старше меня.
Иногда состязаемся на руках. Пыхтит, краснеет. А когда кладу, шипит: «Ну, подожди, годика через два.» Я пока держу дистанцию, и он границу не переходит, но оба знаем, перейдёт — возврата не будет.
Снова просидел больше часа у психиатра. Говорили о бессмысленности жизни. «Что нам остаётся? — подвёл он черту. — Как говорится: «Пой, соловей, пока поётся, была бы жизнь, а смысл найдётся»».
Надо же, встретить в «психушке» родственную душу!
Это ли не диагноз?
Мои рассказы наконец напечатали, и я не удержался:
У этого журнала есть интернет-версия, посмотришь?
Поздравляю, — не поднимает он головы. — Научился писать?
— А чему тут учиться — достаточно раз увидеть собственную могилу.
А ты видишь?
И часто.
Заёрзал, стало не по себе.
А тебе сколько заплатят?
Журнал безгонорарный.
А-а.
Щёлкнула «мышь».
— Сайт туфтовый, — залепил он через минуту. — И дизайн — отстой.
— Спасибо за отзыв.
Но он не чувствует иронии. И я думаю, что со мной он расстанется легко. Просто поставит в «мобильном» галку напротив «Удалить контакт» и нажмёт О.К.
Удачный день у него, как у рыбака, означает богатый улов.
— Не понимаю, — откровенничает, — можно весь день за гроши горбатиться, сайты делать, а можно нажать пару кнопок, и «штука» в кармане!
«Так это же воровство», — чуть не вылетает у меня. И тут же прикусываю язык — от трудов праведных… А палатами каменными всё Подмосковье забито.
— Вот и ещё сто баксов упали — за хостинг… Считай, с куста снял!
Я неопределённо хмыкаю. Но его несёт:
— Сегодня один меня «кинул», так я его элементарным «трояном» взломал, свистнул пароль и самого заблокировал!
— Тяжело, верно, жить, постоянно думая, что обманут? Скалится:
— Жить вообще тяжело. Особенно без бабла… — и тут же снисходит: — Ладно, старик, не бери в голову, всё нормально.
Детка ревнует: «Ты слишком часто говоришь о бывшей жене!» Разве ей объяснишь, что бывших жён не бывает? А любит горячо, жадно, так что при поцелуях стукаемся зубами.
Он про детку знает. Но ему — «по барабану». Ему вообще всё «по барабану», кроме интернета. «Взломаю любой сайт». И это, похоже, правда. Гений, одним словом, а говорят, что природа на детях отдыхает.
Целый день сидит перед экраном, как сыч, а к вечеру подслеповато щурится:
— Как думаешь, взломанные «акаунты» лучше вслепую «на вес» продавать или самому просматривать? Геморрой, конечно, зато есть шанс озолотиться. Да и барыги на мне не наживутся.
Слушай, а ты в Бога веришь?
Я чё, дурак?
В этом мире трудно без Бога.
— Мир несправедлив, — косится. — Только «лузеры» сидят и хнычут, а герои включаются в игру.
А в чём игра?
Добывать очки, как в электронной «стратегии».
И что с ними делать?
Ты чё, прикидываешься, да?
Я отвернулся: «Больше денег — больше счастья!» Его формула проста, и я для него лузер. А для себя?
Детка говорит: «Это тебе испытание. Ты тонкий, духовный.» Да уж испытание — глаголом жечь сердца людей, когда за стенкой напевают: «Без лоха — жизнь плоха», и хохочут, что «от бабла бабла не ищут»! А хуже, что азарт заражает, хожу по квартирке и гадаю: «угонит» он очередной куш или не «угонит»?
Брюки он снимает вместе с ботинками, втаптывая в пол, и бросает тут же, смятые, скомканные. Сам не готовит, когда меня нет, заказывает по телефону пиццу. Как в американских фильмах. А крошки смахивает на пол — это уже наше, расейское. Вчера звонит по «мобильному», голос дрожит:
— За мной милиция! В дверь стучат и одновременно звонят по «городскому»!
— Что ж, как верёвочка не вейся.
— Пап, приезжай скорее, я больше не буду, клянусь, ну, пожалуйста.
А сам чуть не плачет.
Ладно, вычисти пока улики с компьютера.
Только не отсоединяйся, мне страшно.
— Не бойся, выше «условки» на первый раз не впаяют. Сладок час мщения! И короток.
— А ты, случаем, пиццу не заказывал? — Проглотил язык. — Не слышу, заказывал?
— Я — идиот! Бросился открывать.
— Но это же ничего не меняет! — кричу вдогон. — Считай, это стучался Господь, в которого ты не веришь!
Когда я вернулся, он уже спал, а в коробке из-под пиццы свернулся кот.
«Это мне урок, — ледяным тоном цедит он на утро, — надо быть осторожнее».
Квартира в моей собственности. И когда у нас стычка, я грожу её продать.
А я? — бычит он.
Поедешь в коммуналку.
А я подам в суд, — подключается «бывшая». И начинается светопреставление!
Я знаю, он думает про меня — вымогатель. Назови, как хочешь, только иначе копейки не даст. Его не разжалобишь.
Раз попробовал:
Что же мне, в дворники? С двумя «высшими»? А у него один ответ:
Но мы же с мамой работаем. Завожу ту же песнь «бывшей».
Брось, — затыкает, — Москва слезам не верит. Так она ничему не верит, кроме денег!
Бывают времена, когда жизнь представляется пятым тузом в колоде, лишней картой, из-за которой не сходится пасьянс. А у меня такие времена не кончаются. «Бывшая» подружилась с матерью. Против меня. Я кажусь себе жалким, беспомощно пытаясь разорвать змеиный клубок.
— Женщины объединены в сеть, — начинаю я издалека, приноравливаясь к его языку, — тронешь одну — звонят все.
Он поднимает голову:
— Ы-ы?
Да это я про маму с бабушкой. Голова опускается.
Может, подскажешь, как разорвать их сцепку?
Ой, тока не заморачивай меня! И тут я допускаю ошибку.
— Твоего отца жрут, — повышаю я голос, — а ты, как мумия, пялишься в проклятый экран!
Всё, я замахнулся на святое!
— Иди в ж.! — огрызнулся он.
И я иду. В отдел по борьбе с компьютерными преступлениями. А в кармане у меня бумага: «Я, как честный гражданин и отец, воспитывающий сына.»
А группу всё же получить надо. Что возьмёшь с сумасшедшего?