Виктор обхватывает меня вокруг талии, с легкостью поднимая, и перебрасывает через плечо животом вниз. Я пинаюсь, кричу и бью его по спине кулаками, пока он несет меня к внедорожнику прочь от тела Лидии.
— Мы не можем просто оставить её здесь!
— Мы сделаем это.
Он сажает меня на заднее сиденье рядом с Корделией.
— Виктор! Ты не можешь! Пожалуйста, не бросай ее так!
В его глазах появилось раскаяние. Я вижу его, хотя оно скрыто обычной непроницаемостью его лица, вижу совершенно отчетливо.
Он закрывает дверь, и замки снова закрываются. Я еду в абсолютной тишине туда, куда они везут нас.
Глава 14
Виктор
Николас никогда не знает, когда нужно молчать. Ему не хватает дисциплины и из-за этого наш Ордер всегда предпочитал меня.
Мы были вместе, когда нас завербовали в возрасте семи-девяти лет, но тогда мы были просто соседями, хорошими друзьями. Мы играли в мяч на поле за школьным двором, так же, как и каждую субботу, вечером, когда пришли эти люди. В то время мы с Николасом не знали, что мы братья. Но были лучшими друзьями. Неразлучными, как братья. Так что, возможно, все это время в глубине души мы знали.
Только четыре года спустя, когда моя мать была убита во время выполнения миссии, мы узнали правду. Мать Николаса открыла нам секрет.
И по сей день это держалось в тайне.
— Что ты наделал, Виктор? О чем ты думал? Где твоя голова?
Николас вцепился в руль так, что побелели костяшки пальцев. Каждые несколько секунд он поворачивается ко мне, ожидая ответа, которого я ему не могу дать.
Спокойно терплю жгучую боль в бедре.
Я смотрю на Николаса.
— Ты должен сказать Воннегуту, что они выстрелили первыми, — говорю я и вижу, что его лицо мгновенно омрачилось. — Скажи ему, что у меня не было выбора.
— Виктор. — Он качает головой, а затем ударяет ладонью по рулю. — Что с тобой случилось? — Он стискивает зубы, сдерживая слова, которые хочет сказать, но знает, будет лучше их не произносить.
Он снова бьет по рулю.
— Я всегда делал все, что ты когда-либо просил меня сделать. Ни разу я не отказал тебе. Редко задавал вопросы. Я делаю это, потому что доверяю тебе, насколько могу.
Он делает резкий вдох, и я замечаю его мимолетный взгляд в зеркало заднего вида. Затем он смотрит на меня.
— Но это другое. Ты рискуешь всем: своим местом в Ордере, своими отношениями с Воннегутом, своей жизнью, моей жизнью.
Он разрубает рукой воздух между нами.
— Все из-за этой девушки.
— Ничего подобного.
— Тогда почему? — отрезает он. — Если не из-за нее, тогда почему? Объясни мне, Виктор!
Он сворачивает на встречную полосу шоссе, чтобы обогнать медленно движущийся автомобиль.
— И почему ты сказал ей свое имя? Ты стал ненадежным. Они устраняют ненадежных, Виктор, ты это знаешь.
Он нервно перевел взгляд обратно на дорогу. Его мать была одной из «ненадежных».
— Я не позволю, чтобы из-за меня с тобой что-нибудь случилось, — говорю я. — Если ты чувствуешь, что должен сказать Воннегуту правду, я пойму. Я не буду тебе мешать.
Он уныло качает головой.
— Нет. Я как обычно скажу ему все, что тебе нужно ему передать.
Он прерывается и кладет обе руки на руль, пальцами одной руки поглаживая другую, будто удерживая ее от того, чтобы кого-нибудь ударить.
— Я надеюсь, что в один прекрасный день ты скажешь мне правду, — добавляет он, не глядя на меня. — О том, что с тобой происходит. О том, что на самом деле произошло в Будапеште. И имеет ли это отношение к тому, что ты делаешь сейчас.
— Мне нечего рассказывать, — говорю я.
— Черт возьми! Я не Воннегут!
— Нет, ты Николас, единственный человек в мире, которому я доверяю. — Я указываю вперед.— Высади нас здесь. Мне нужна новая машина.
Несмотря на то, что больше всего ему хотелось кричать на меня весь день, пока я не скажу ему что-то, что его удовлетворит, Николас полностью подчинился. Дисциплина. Что-то, чего у него не было.
Мы остановились у центральных ворот автосалона.
— Развернись, — говорю я.— Жди меня там.
Без возражений Николас делает, как я говорю, и паркуется возле следующего здания, рядом с другим автомобилем.
Прежде, чем выйти, я оглядываюсь на девушку, Сэрай. Она неподвижна и потеряна. Ее глаза открыты, но она смотрит так, что я знаю, она ничего не видит. Я хочу, чтобы она взглянула на меня, хоть на секунду. Но она этого не сделает, и я выхожу.
Сэрай
Я чувствую себя так же, как и Корделия, сидящая рядом со мной, которая проснулась, но сама этого еще не поняла. Знаю, у нее уйдут месяцы терапии, чтобы преодолеть то, через что она прошла. Я знаю это, потому что прошла через то же, когда смотрела, как умирает моя мать.
Единственное, в чем я не похожа на бедную Корделию, так это в том, что не могу найти в себе силы, чтобы говорить. Я просто сижу здесь, позволяя времени проходить и не чувствуя его, это состояние причиняет дискомфорт. Пятнадцать минут могут оказаться двумя часами, я действительно не чувствую разницы.
В отличие от Корделии, я в курсе всего, что меня окружает. Просто меня это не волнует.
Через некоторое время Виктор выходит из здания и открывает мою дверь внедорожника. Мгновение он смотрит на меня, ожидая чего-то, и я понимаю, мне нужно выйти.
Я смотрю на него, уронив голову на сиденье.