Следующие, что я почувствовала, так это ноющую боль с задней стороны головы и все стало черным.
Глава 3
Звук капающей воды вырывает меня из сна. Глаза неохотно открываются, веки вздрагивают от света, пробивающегося сквозь окно поблизости. Осознаю, что нахожусь в какой-то комнате. Зрение нечеткое, а голова словно повстречалась с кирпичной стеной прошлой ночью. Левая сторона лица опухла.
Я пытаюсь подняться, но что-то стягивает запястья и лодыжки. Постепенно зрение сфокусируется, и я могу видеть, что лежу на постели в темной комнате с коричневыми гобеленовыми обоями и покрытой пылью несочетающейся мебелью. Один телевизор выглядит как составляющая интерьера: старый и, вероятно, принимающий лишь один канал, по которому, я уверена, показывают лишь драматичные испанские мыльные оперы. В поле моего зрения попадают тяжелые, зеленого цвета шторы на окне и помещенный между ними крошечный квадратный столик с одним деревянным стулом. На его спинке покоится длинное черное пальто.
Осознав происходящее и вернув себе самообладание, я с усилием переворачиваюсь на спину, получая возможность осмотреть остальную часть комнаты. Так я вижу американца, который, я знаю, принес меня сюда, где бы это "здесь" ни находилось.
Он связал меня. О нет...Он меня связал.
Когда я замечаю его, сидящего на стуле по другую сторону кровати, то в испуге визжу и сваливаюсь на пол, руки и ноги связаны так крепко, что у меня нет никакой возможности смягчить падение. Я сильно ударяюсь об пол, боль пронзает бедро и спину.
— Ммм! — издаю я громкий стон. Как можно скорее пытаюсь ослабить ткань на своих запястьях, ерзая по полу.
Американец появляется передо мной словно призрак, возникающий из ниоткуда.
— Зачем ты меня связал? — меня изрядно трясет, и я надеюсь, что он этого не видит. Не хочу, чтобы он знал, как велик мой истинный страх.
Он наклоняется, поднимает меня и укладывает обратно на кровать. Я пытаюсь пнуть или ударить его до тех пор, пока не понимаю, что это может привести лишь к очередному падению и удару об пол. Ничего не говоря, он возвращается обратно к тому месту, где сидел и кладет руку на миску с водой, стоявшую на тумбочке. Выкручивает воду из тряпки и прикладывает её к моему лицу, но я пытаюсь от него отстраниться. Его это не беспокоит. Как и все остальное на самом деле. Я осознаю, что прямо сейчас никуда уйти не смогу, поэтому просто очень тихо лежу, пристально глядя ему в глаза, даже если он в ответ не смотрит в мои.
Я хочу, чтобы он видел меня, видел гнев на моем лице, но он не считает нужным удостоить меня взглядом.
— Ты ударил меня? — я не могу в это поверить и в то же время могу.
— Да, — он проводит холодной влажной тканью над моим левым глазом и вокруг брови.
— Так значит, ты не только убиваешь, но и избиваешь женщин.
Наконец, его темные глаза смотрят прямо в мои, а рука прекращает движение, словно мое несправедливое обвинение его задело.
Он отводит взгляд и продолжает протирать мое лицо.
— Я не бью женщин, — говорит он, — до тех пор, пока у них нет пушки, нацеленной мне в голову.
Я не отвечаю. Он привел весомый аргумент, если это можно так назвать.
— У меня вокруг глаза синяк?
— Нет, — произносит он, — убирая влажную тряпку.— Я несильно тебя ударил. Всего лишь небольшая опухоль.
Я смотрю на него словно на сумасшедшего.
— Нет? И все же ты ударил меня достаточно сильно для того, чтобы я пробыла в беспамятстве всю ночь?
Он поднимается с постели, возвышаясь надо мной высотой своего роста, и направляется к своему пальто, висящему на спинке стула. Запускает руку в один из карманов и достает пузырек с таблетками.
— Ты проснулась вскоре после того, как я тебя вырубил, — говорит он, откручивая крышку от пузырька.— Мне пришлось дать тебе наркотик.
Я ошеломленно моргаю.
Он перекатывает на ладони маленькую белую таблетку и протягивает ее мне. Я все еще смотрю на него как на выжившего из ума, сейчас, возможно, и того больше.
— Наркотик? А это что?
Мне хочется ударить его. Если бы мои руки не были связаны, так бы и сделала.
— Снотворное, — говорит он, поднося таблетку к моим губам.— Безвредное. Я сам принимаю. С другой стороны, тебе достаточно и половины одной, сейчас я это понимаю.
Я выплевываю таблетку на пожелтевшую простыню под собой.
— Думаю, спала я более чем достаточно.
— Как пожелаешь.— Он опускает пузырек обратно в пальто и движется к двери.
— Куда ты идешь?
Вместо этого он останавливается у окна и задергивает шторы до конца, но остается стоять рядом, смотря сквозь щель в плотной ткани. Пока он стоит ко мне спиной, я бесшумно стараюсь освободить запястья.
— В данный момент никуда, — говорит он и снова поворачивается, а я тут же прекращаю свою борьбу с путами, так что он даже не замечает.
— Хорошо... В таком случае, что ты делаешь здесь и почему я связана?
Он смотрит прямо на меня.
— Ожидаю человека по имени Хавьер, которого послали, чтобы забрать тебя.
Я лишь сглатываю. Слезы немедленно выступают в уголках глаз. Начинаю метаться в неистовой попытке освободить руки и ноги, но безрезультатно. Он связал меня лучше, чем поросят в загоне.
— Пожалуйста! Ты не можешь дать им увезти меня! Прошу тебя...
— Я ничего не могу сделать, — отвечает он, снова глядя в окно.— Поэтому и предложил тебе таблетку. Я думал, что ты бы предпочла быть без сознания, когда они приедут.
Начинаю чувствовать подступающую тошноту. Сердце неистово бьется, все внутри сжалось, и дыхания не хватает. С усилием сажусь прямо, перебрасываю ноги через кровать и пытаюсь встать.
— Сядь, — говорит он, поворачиваясь, чтобы снова взглянуть на меня.
Слезы выступают на моих глазах, и я протягиваю к нему связанные руки.
— Пожалуйста... — Я захлебываюсь слезами, грудь вздымается и дрожит, дыхание неровное.
— Не позволяй им забрать меня!
— Я спрошу еще раз, — говорит он, поворачиваясь, чтобы видеть меня полностью.
— Ты хочешь бодрствовать, когда это произойдет?