Виктор бросает взгляд то на меня, то на Николаса. Мы оба беспощадно лжем, находясь в противоположных частях комнаты. Его лицо искажено от противоречий, боли и тем, что мне трудно понять в силу отсутствия брата или сестры. Я не знаю такого рода любовь. Может быть, даже Виктор не знал, до этого момента.
Я пытаюсь приподнять голову, но слаба настолько, что просто остаюсь лежать на грязном ковре.
— Николас - это все, что у тебя есть, все что осталось, — продолжаю я. — Я бы все отдала за то, чтобы кто-то также заботился обо мне. Всё.
В комнате стало очень тихо. Я вижу глаза Виктора, затуманенные… я не уверена. Он вообще на меня смотрит? Мне как будто слышится голос Николаса, но звук выходит приглушенным и далеким от моих ушей. Теперь перед моим взором потолок. Только потолок. Тысячи крохотных трещин замечаю я на нем, и он словно давит на меня. Становится жарко. Что это за тепло, которое ощущается как одеяло, которым меня накрыли?
— Сэрай? — слышу я голос, но кому он принадлежит, не скажу.
Все что могу видеть - это темноту. Я пытаюсь приподнять веки, но они слишком тяжелые.
Снова слышится голос и боль проносится по телу, когда меня поднимают на руках. Я пытаюсь кричать, но вряд ли кто-то может услышать меня…
Но я пытаюсь кричать…
Глава 41
Я чувствую себя так, словно проспала несколько дней. Серия одинаковых образов и голосов вокруг меня всегда звучат успокаивающе. И все эти образы нереальны, потому что все, кого я вижу, уже умерли. Хавьер, Изель. Лидия. Саманта. Моя мать. Они проходят мимо меня молчаливо и задумчиво, будто меня даже нет здесь. Я могу дотронуться до волос моей мамы, когда она проходит рядом. Должно быть, это сон.
Но сон медленно исчезает, и я начинаю отчетливо слышать странные незнакомые голоса. Я словно застряла в своем собственном разуме, а он забыл, что контролирует тело. Ведь я не могу пошевелиться. Ни глазами, ни губами, ни руками. Я даже не могу сказать дышу ли самостоятельно. Но больше всего думаю о голосах, насколько отчетливее они становятся. Я пытаюсь сконцентрироваться на произносимых словах, но дальше звука зайти не получается.
По крайней мере, пока в отдалении не слышу голос Виктора.
— Я сегодня ненадолго, — сообщает он кому-то.
Я пытаюсь очнуться, но усилия оказывают обратный эффект, потому что тут же проваливаюсь в темноту и все голоса исчезают.
Проходит еще немного времени. Снов. Голосов. А затем, словно в моем мозге щелкнул переключатель, веки раскрылись и я вижу, что лежу на больничной койке. Виктор сидит рядом со мной на кресле.
— Ты очнулась, — говорит он и улыбается.
— Как долго я так пролежала? — я пытаюсь собрать картинку воедино.
— Три дня, — отвечает он.— С тобой все будет хорошо. Они держали тебя в отключке большую часть времени.
Я пытаюсь приподняться, но боль в животе слишком сильна. Мои руки дрожат, пытаюсь удержаться в таком положении, но Виктор берет их и делает так, чтобы я снова легла.
— Тебе еще нельзя двигаться, — говорит он и встает. Виктор берет еще подушку с кресла и подкладывает под мою голову. Затем он нажимает кнопку сбоку кровати, чтобы позволить мне сидеть прямо. Капельница в руке прилипла к коже и там жутко чешется.
— Пуля не задела ни один орган, — сообщает Виктор, садясь обратно в кресло.— Тебе повезло.
В моей голове всплывает лицо Николаса.
— Или твой брат просто плохой стрелок.
Я смотрю на руки, спокойно лежащие на кровати. Мне хочется знать, что случилось с Николасом и вроде бы не стоит ожидать его смерти, но у меня не получается.
— Он?..
— Нет, — отвечает Виктор.— Одна часть меня хотела его убить, но другая не могла. Мне интересно, какая бы часть победила, если бы ты не осталась в живых.
Я вытягиваю руки, ища его. Он переплетает свои пальцы с моими.
— Я рада, что ты этого не сделал, — говорю, выдавливая на лице что-то вроде улыбки. — Я бы не смогла смириться с тем, что стала причиной убийства твоего брата. Мне никогда не стоило вставать между вами. Я не знала, что делала. Виктор, мне очень жаль.
Он сжимает мою руку.
— Ты сделала то, что никто другой бы не смог, — говорит он, и я с нетерпением жду, что же это могло быть. — Ты заставила меня вспомнить, что у меня есть брат, Сэрай. Мы вели себя словно двое незнакомцев последние двадцать четыре года. И я знаю, несмотря на все его ошибки, он ни разу меня не предал.
Он замолкает и отводит взгляд. Затем снова смотрит на меня.
— Конечно, он предал меня, когда пришел убивать тебя, — продолжает Виктор. — Он предал меня, когда обманул так, чтобы добраться до тебя. Да, это предательство. Но это другого рода предательство.
— Знаю, — соглашаюсь я. — Посмотри на меня.
Он выполняет.
— Ты поступил правильно. Независимо от того, что Николас причинил мне, ты все сделал правильно, и я никогда не хотела, чтобы ты чувствовал себя иначе.
Он молчит, но мне знаком этот взгляд. В нем идет борьба. Интересно, Виктор когда-нибудь избавится от него.
Затем Виктор говорит:
— Но сделала то, что никто не смог бы, — его черты смягчаются и мое сердце тает. — Ты заставила меня чувствовать. Ты заставила меня открыться.
Я тянусь и дотрагиваюсь пальцами до губ, мои руки поглаживают его подбородок. Тема разговора быстро меняется.
— Николас больше никогда не обидит тебя, — говорит Виктор. — Он дал мне слово. Кроме того, он знает, если попытается снова, я убью его, не задумываясь. — А затем добавляет: — Ты также дорога мне, как и он.
Я в шоке, но не показываю этого.
Виктор встает и подходит к окну, скрестив руки на груди и смотря на ярко-освещенный солнцем день. Я вижу, что ему многое хочется высказать, поделиться со мной. Но также многое поменялось с тех пор, как Николас стрелял в меня. Это чувствуется. И я больше не хочу бороться, понимая, что так должно и быть, все должно закончиться так, как должно.
— Я не ожидала снова тебя увидеть, Виктор и все понимаю, — я тяжело сглатываю. И мне не хочется произносить эти слова. — Знаю, так будет лучше.
— Да, к сожалению так и есть, — соглашается он, стоя ко мне спиной. — Я не могу защитить тебя, живя подобной жизнью. Хотел бы, но это конец. Мне лучше знать, но я…
Я тихонько выжидаю.
— …но я ошибался, — продолжает он, хотя мне кажется, Виктор собирался сказать что-то другое. — Мне жаль, но другого выхода нет.
Мое сердце разбито.
— Пообещай мне только одно, — прошу я, и он поворачивает ко мне только голову. — Не уезжай в Германию. Не иди к тому мужчине, нанимателю или кто он там. Николас рассказал, что произойдет, если ты там появишься. Пожалуйста, не делай этого.
Я слышу его тихий вздох, и он снова отворачивается к окну.