30106.fb2 Семейная сага - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 24

Семейная сага - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 24

Но ты отца не осуждай: для вас с Ксеней он был замечательный отец! А всё это его баловство… Ну, кто не без греха?

— Мамочка, родная, а мне-то что делать? Мне иной раз даже кажется, полюби Михаил кого, мне на душе спокойнее будет!

— Не горюй, не горюй, моя доченька! Стерпится —

слюбится…

— Да я уже пыталась себе это внушить! А что как не стерпится? А что как не слюбится? А жизнь-то одна! Так что же, приносить ее в жертву да еще и святую из себя корчить?

— Испытай еще одно лекарство, Катенька: нужно тебе ребеночка завести. Он все склеит, поначалу все обязательно наладится, а там глядишь, бесы в тебе и поулягутся.

Посидели мы с ней допоздна. Отошла моя дочурка, даже вроде повеселела. Это хорошо — как раз к Мишиному приходу. Ох, дай Бог ей счастья! Хоть свечку ставь, да где нынче поставишь! Да и Богово ли то дело?..

Михаил. 1933, 15 июня

Сегодня у меня произошло огромное событие в жизни:

у меня родился сын! Я конечно очень волновался за Катеньку, когда мы вместе с Еленой Степановной вчера отвезли ее в роддом. Ведь хоть и говорят, что это рутинная процедура, но ведь раз на раз не приходится, могли быть и какие-то осложнения. Но все было хорошо: родился мальчик, около трех с половиной килограммов, здоровенький. У Кати тоже все хорошо.

Родила Катя рано утром, где-то сразу после четырех. Когда мы с ее мамой утром около восьми пришли ее навестить, она уже была на ногах. Я покричал снизу и она, в серовато-синеватом больничном халатике, подошла к окну на третьем этаже. Через закрытое окно жестами она что-то нам показывала. Потом показав, что напишет записку, и показав пальцем по направлению ко входу в роддом, пропала.

Мы поняли ее и пошли ко входной двери. Там через некоторое время около вахтера появилась медсестра и стала раздавать посетителям записочки от молодых мамаш. И мы получили свою от Катеньки. Оказывается как раз, когда она стояла у окна, в палату пришла медсестра и сказала, чтобы все быстренько писали записочки. Катя написала, что мальчик здоровенький, а она себя чувствует нормально.

Мы были счастливы! Елена Степановна даже как-то подсознательно перекрестилась, хотя она обычно этого не делает. Она пошла домой, а я побежал на работу. После работы и лекций, я забежал домой, перекусил и пошел бродить по городу. Сейчас в Ленинграде белые ночи: такой зыбкий и чудный свет будто бы растворен в воздухе. Ходил бы и ходил до утра, да завтра на работу… Но я все равно не

могу спать от счастья: у нас с Катенькой сын! И имя она ему хорошее придумала: Сергей…

У меня есть любимое место неподалеку: на набережной Лейтенанта Шмидта, у Сфинксов. Вот и сегодня я пришел туда. Сфинксы зачаровывают меня своей сопричастностью с вечностью, своей каменной мудростью. Они всегда наводят на какие-то философские размышления о бренности бытия… Это место для меня стало каким-то особенным. Может, вот таким же местом для верующих людей является церковь? Видимо, всем людям нужно иметь место для тайного общения с сокровенными глубинами собственной души…

Мост лейтенанта Шмидта.

Рядом на берегу

С грустной улыбкой Сфинксы

Молча Неву стерегут.

Сколько они пережили?.. Тысячи, тысячи лет… Скольким векам размозжили Этой улыбкой хребет…

Годы, столетия льются:

Войны, миры, революции…

Только они не отмечены

Поступью времени вечного.

Но почему же на лике Грусти мелькают блики? Грусть ли по родине милой Камень сердец защемила? Может, волна проронила Весточку с синего Нила?

И рвется каменный идол

В страну, где стоят пирамиды.

В осени северной стынет,

Мечтая о знойной пустыне…

Трудно вдали от родины — Там, где даль синенебья! Здесь душат домов уродины, Чужие стоят деревья…

Мост лейтенанта Шмидта.

Рядом на берегу

С грустной улыбкой Сфинксы

О Ниле мечту берегут…

Катерина. 1933, 16 июня

Вчера я родила сына… Слава Богу, кончились эти

тяжелые дни беременности! Родился Серёжа рано утром, на рассвете. Хотя рассвет в белые ленинградские ночи, это понятие условное.

Не знаю почему, я сразу же окрестила сына Сережей. У нас в родне нет ни одного Сергея, насколько я знаю. Да и среди знакомых тоже. Правда, уже несколько лет многие называют Сергеями своих сыновей в честь Есенина. Не знаю, почему мне это имя нравится… Да и важно ли это? Звучит хорошо и полное имя — Сергей и даже Сергей Михайлович, и уменьшительное — Серёжа — мне очень нравится.

Признаться, когда мне его первый раз принесли, чувство было какое-то странное: запеленатый, одна мордашка торчит, красная, страшненькая. Рот корчит, крякает по- утиному. К груди его поднесла, он зачавкал, заурчал как котенок, потом втянулся и только ровно сопел, пока сосал. Вот тут-то во мне начало просыпаться что-то теплое, инстинктивное, даже отдавать его сестре не хотелось, но что поделаешь!..

Когда потом приносили еще, то очень ждала,

всматривалась в его личико, в его мутные еще глазки… Вот он

— мой сын!

Утром ко мне приходили мама с Мишей. Миша покричал с улицы, я подошла к своему окну, они меня сразу увидели. Мишенька мой чуть не прыгал от радости. Может, мама права? Может, у нас с ним все станет хорошо? Как я этого хочу! Потом пришла сестра и сказала, чтобы мы быстро писали записки, она их передаст вниз. Я только и успела

написать, что у нас с Сережей все хорошо, что он красивый мальчик. А какой же он еще для отца с матерью?

Михаил. 1933, 18 июля

Позавчера получил телеграмму из Заволжска от Павла:

умерла мама… Вчера с утра уже был дома… Встретил меня Павлик, сильно подросший, повзрослевший. Когда я вошел в комнату, то увидел маму, лежащую в гробу на столе. Она мне показалась будто живой, просто заснувшей, только очень бледной и осунувшейся: щеки еще больше впали, нос обострился… Потом я уже перестал что-либо различать: слезы застили мои глаза. Мы стояли с Павликом рядом, я положил руку ему на плечо и крепко прижал его к себе. Он содрогался от рыданий, я тоже едва сдерживал себя… Мы так долго стояли вместе, я беззвучно плакал, слезы текли по моим щекам…

Зеркало висевшее у ее кровати было завешено темной тканью. Занавески единственного окна нашей полуподвальной комнатенки были опущены. На комоде горела свеча. В полумраке комнаты суетилась, причитая, мамина родственница, кажется, двоюродная или троюродная ее сестра. Вообще-то после революции мы порастеряли родственников. Многие стали нас чураться после того, как моего отца забрали чекисты. Да и родственников у нас было немного.

Мы с Павлом пошли улаживать похоронные дела, благо, что наша двоюродная тетка могла остаться при маме. Свидетельство о смерти мамы Павел уже получил. Он пошел договариваться о телеге, чтобы отвезти гроб на кладбище, а я пошел к тому же Филиппычу, который все еще продолжал работать на кладбище. Филиппыч истинно опечалился, узнав о кончине моей матушки, вспомнил и отца моего добрым словом. Нашел он опять хороший участок, добавив: "А коли Платон Андреич сыщется- кто знает, все под Богом ходим! — и ему местечко будет рядом с женушкой его… Ведь как любили они друг друга! Жили по-божески. Какая завидная была супружеская чета! Залюбуешься! Жить бы им да

поживать долгие годы на радость детям… Ан нет, эва как жисть-то вывернулась…"