чёрное вымя
Чёрное своё
молоко…
Катерина. 1933, 15 октября
Сегодня, как почти и во все предыдущие дни, я
подошла сзади к Павлику, когда он делал уроки. Наклонилась
над ним, задев его ухо грудью. Он весь аж вспыхнул. Мне нравится с ним играть, как с котенком. Конечно, он совсем еще мальчик… Но так приятно чувствовать, как он млеет и балдеет от меня! Наверное, я нехорошая женщина! А с другой стороны, что в этом плохого? И мне хорошо, и парень получает какое-то представление о жизни. А то ведь они с Михаилом — два сапога пара.
Так вот подошла я к Павлику, положила ему руку на плечо погладила его немного, а потом спрашиваю:
— Павлик, а ты с девочками уже целовался?
— Не-а…
— А что так?
— Да я и не умею…
— А чего тут уметь? Хочешь, покажу?
Он, бедолага, аж задохнулся и впялился в меня, не моргая. Были мы дома одни, мама куда-то ушла, Ксенька убежала к подружке, Сережка спал, а Михаил всегда приходит поздно. Я пересадила его на диван и сама села рядом.
— Теперь разверни меня к себе. Вот так. Обними меня своей правой рукой за спину. Смелее, смелее! Прижми меня посильнее…
Потом я сама нашла его губы и легонечко поцеловала так, чтобы его не испугать. Он робко ответил.
— Ну, вот почти получилось! У тебя хорошие губы — мягкие, нежные. Давай теперь повторим, но все надо делать немножко сильнее.
Как и должно было быть, на второй раз все вышло у Павлика, как надо. Он раскрепостился и уже начал сам целовать меня, теряя голову. Мне с ним было хорошо. Я даже подумала — может для самооправдания? — что делаю благое дело для Павла: надеюсь, он не будет такой холодной рыбой, как Михаил!
Потом я сказала:
— Ну, дорогой мой, на первый раз хватит! Ученик ты хороший. Как-нибудь повторим пройденное, как говорят в школе. А теперь приди в себя и делай уроки!
Павел. 1933, 30 октября
Катя уже несколько раз, когда мы оставались вдвоем
одни, учила меня целоваться. Вот и сегодня мы опять целовались с ней. Мне нравится, что она все делает так просто, безо всякого напряжения, будто и взаправду учительница. Мне с ней очень хорошо. Но меня начали мучить сомнения и угрызения совести: ведь она же Мишкина жена. Это же, наверное, нехорошо… Посоветоваться бы с кем, что мне делать? А вдруг я в нее влюблюсь, а она братова жена? А может, уйти мне надо из дома от греха подальше?.. Вот кончу школу, пойду работать, сниму где-нибудь угол и буду жить отдельно.
Но с кем посоветоваться? С Михаилом — глупо. Что я ему скажу, мол, жена у тебя хорошо целуется? С мамой Катиной, Еленой Степановной? А что я ей скажу? Нет, наверное, нужно все решить самому.
А что с Катей делать? Она чуть что, поманит меня пальцем, а когда я подхожу к ней, спрашивает: "Ну, что школьник, не забыл еще мои уроки?" и мы целуемся с ней… Иногда в коридоре иногда на кухне, когда дома никого нет… Мне страшно: а что как Мишка узнает? Что я ему скажу? Нет, нет, надо собрать волю и прекратить это! Я чувствую, что это нехорошо: ну, "поучился" — да и будет…
ПРИТЧА О ПРОРОКЕ:
Магдалина и юный Иоанн
И ходил Пророк по земле Иудейской и творил добро, исцеляя прокаженных и калек, изгоняя духов нечистых из бесноватых и воскрешая умерших. Много чудес сотворил он, многих обратил в свою веру. Длинными вечерами он, собрав учеников своих, среди коих была где-нибудь в уголке неприметном таилась и Магдалина, читал им свои проповеди да рассказывал нравоучительные притчи. По ночам, когда все ученики спали праведным сном младенцев, Магдалина прокрадывалась и возлегала на
ложе Пророково. Но частенько, устав от дел праведных за день, он засыпал мертвецким сном, и тогда Магдалина напрасно пыталась достучаться до его сердца, придя к его ложу…
Кровь Магдалины играла, как молодое вино — вся жизнь заключалась для нее в любви. И не в той Пророковой
любви к ближнему, а в обычной плотской любви, хотя и
освещенной пламенем чувства. Она презирала тех женщин, что отдавались мужчинам за деньги. Для нее любовь плотская была естественным выражением чувства к любимому человеку. И не видела она в этом никакой греховности.
Но это едва и не привело к побиению ее камнями толпой обезумевших иудеев, обвинивших ее в прелюбодеянии. Слава Всевышнему, во время на площади появился Пророк и, подойдя к Магдалине, произнес спокойным, но твердым голосом: "Да пусть бросит первый камень тот, кто сам без греха!" Как побитые псы, все тут же разошлись, поджав хвосты, а Пророк добавил им в след: "Не судите, да несудимы будете…"
Магдалина испытала буквально взрыв благодарности к этому сильному и мудрому человеку и с тех пор следовала
за ним неотступно, внемля его проповедям и удивляясь
его доброте.
И вот однажды настала ночь, и пришла Магдалина к ложу Пророка и спросилась лечь в ногах его, на что
получила благоволение.
Среди ночи пробудился Пророк оттого, что что-то жжет неведомым огнем его тело. Хотел было подняться, да не
смог: будто тяжестью какой его придавило. И
почувствовал он на щеке своей жаркое дыхание, и слова ласковые запали ему в ухо. И узрел он — более мыслию,
нежели взглядом — Магдалину, склонившуюся над ним и
опирающуюся руками на плечи его. И отдался он ей безропотно, а она творила дело свое страстно и умело. Подумал Пророк: "Истинно говорю, коли сотворил Господь женщину женщиной, то не грешно то, что она делает сейчас со мной".
С той поры она при первой возможности проникала ночью на ложе Пророково, даря ему себя.
Пророк любил Магдалину той просветленной любовью, которая отрывает человека от суетности жизни земной, возвышает его. Магдалина нужна была Пророку не
столько как женщина для утоления страстей греховных,
сколько как душевный друг. По натуре он был человек стеснительный, а потому был хотя и ласков, но скуп на мужские ласки.
А в Магдалине бурлили страсти и искали выход на волю… Не могла она понять, почему Пророк по ночам с
ней хладен, как лед, никогда сам не приласкает, а только отвечает — и то, как бы нехотя — на ее страстные призывы.