И вот уже у красавицы осени поутру там и
сям появляются заиндевевшие прядочки, которые, правда, легко пропадают с первыми же лучами уже не такого жаркого солнца. Но время идет, и вот уже снежная седина покрывает осеннюю землю, она не тает за день, поскольку холодный ветер сдул покров теплого воздуха, защищавшего землю. Снежные пряди эти лежат еще не везде, да и те, что легли, за два-три солнечных дня все же сходят на нет. Но дни все короче, все меньше спасительного тепла достается Земле…
Прошло и это… Прощай, осень!
Да, цвела весна рассветом,
Но прошло, прошло всё это…
Жило в пышных красках лета,
Но прошло, прошло всё это…
Лист янтарный гонит ветром.
Но пройдет, пройдет и это…
В этом мире все не вечно.
Только время бесконечно.
Михаил. 1947, 9 октября
Прямо, как в шестнадцать лет! Чувствую, что мне не
хватает любви! Правда, чисто плотская любовь, как и всегда, мне мало интересна: без истинной духовной связи эти чисто животные "случки" меня не интересуют. Утолить "половой голод"? Разве что! Но это дело нехитрое… После того, как наши отношения с Катериной сломались все мои принципы дали трещину. Я уже дважды "грешил" с молоденькими женщинами-лаборантками из нашей академии. Они как почувствовали, что у меня что-то неладно дома! Но я сразу говорю, чтобы никаких планов на мой счет не строили: я и разводиться не собираюсь, да и даже если, то уж второй раз не женюсь: спасибо!
Ведь и Олечка пыталась мною овладеть, хотя делала она все искренне, почти по-детски. Попросила она меня как- то проводить до метро "Динамо", я согласился — это недалеко. Дошли до Северного входа, почему-то пошли дальше, дошли до касс кинотеатра "Динамо". Она и говорит: "Миш, пойдем на восьмичасовой? Кино, говорят, хорошее, трофейное". — "Не могу. Мне домой надо, Оля".
Прошли мимо касс, она меня держит под руку и поворачивает в динамовский парк. Вошли, пошли по
аллейкам, потом сели под кустом сирени или акации на скамеечку. И тут она разрыдалась, говорила сбивчиво, ее лицо было близко-близко, а огромные глазищи смотрели на меня умоляюще и жалобно. Она захлебываясь скороговоркой выпалила, что она меня любит, что ей хорошо со мной, потому что я умный, сильный и справедливый…
Я ее успокоил, как ребенка, стал говорить, что я совсем не сильный, просто жизнь у меня была трудная и я привык бороться, а не хныкать. Я обнял ее за плечи и начал тихонько поглаживать ей плечо, пытаясь ее успокоить. Тут она не сдержалась, прильнула ко мне и стала безумно меня целовать. Я был не готов к такому бурному натиску… Потом и меня захлестнула эта головокружительная волна. Я обнял ее и почувствовал ее податливое и трепещущее тело…
Но здравый смысл проснулся и остановил меня. Конечно, ничего страшного не произошло бы: в парке было много гуляющих. Но я понял, что нельзя расслабляться и давать потакать Оленьке в ее иллюзорных мечтах, нельзя давать ей возможность подумать что-то не то. Я, отстранившись, быстро начал опять ее успокаивать и говорить ей, что она хорошая, добрая, красивая и ей нужен кто-то действительно сильный и красивый, что она обязательно найдет свое счастье.
Когда она успокоилась, я проводил ее до Южного вестибюля метро. Уже внутри вестибюля, она посмотрела на меня как-то, как мне показалось, виновато и сказала:
"Спасибо, Миша…" — "За что?.." Она не ответила, а только порывисто поцеловала меня в губы и, не оглядываясь, побежала на эскалатор…
А вот на платоническую любовь мне повезло. Меня просто покорила Катя Буслаева: умная, интеллигентная, выдержанная и к тому же очень красивая. Она приходится мне троюродной сестрой. Мы довольно часто встречаемся семьями, они заходят к нам, мы бываем у них. Я чувствую взаимную симпатию, перехватываю ее взгляды, понимаю, когда ее реплики говорятся вроде бы всем, а предназначены мне одному…
У нас с ней отношения, как у брата с сестрой. Как это здорово, что не нужно ничего скрывать, что не нужно играть и обманывать: ни у нее, ни у меня за душой нет никаких
"греховных" помыслов! Я и Юре, ее мужу, сказал, что мне очень нравится его жена, и что я рад, что у меня нашлась сестра да еще такая умная и красивая. Он, по-моему, все прекрасно понял и не подумал ничего плохого…
Ни я, ни она даже и не помышляем о каких-либо плотских отношениях: это ни мне, ни Кате Буслаевой не нужно. Она у меня не вызывает никаких желаний, мне просто очень хорошо с ней, приятно видеть ее, приятно слышать ее голос…
Я рад, что в этой жизни гнусной,
В толпе сплошных полулюдей,
В угаре призрачных идей
И в окруженьи правды грустной, Где только власти торжество, Где любят, вовсе не любя,
Я в жизни встретил божество —
Тебя.
Катерина. 1947, 7 ноября
Михаил, по-моему, совсем потерял голову от Кати
Буслаевой. Меня это почему-то сильно злит. Казалось бы у нас с ним все уже определенно лопнуло, по крайней мере, с моей стороны, но что же происходит? Какая-то ревность к нелюбимому человеку. Опять же "собственность"? Но эту Катьку я ненавижу! Эти ее томные глаза, загадочные улыбки… Знает, как можно мужика охмурить!
Как-то на днях зашла я к Буслаевым в воскресенье. Встретил меня Юрий в дверях: "Проходи, проходи! Вот не ждал! А я тут один сижу: Катька укатила в Загорск к подруге!"
Зашла я, сняла пальто, Юрий предложил чаю, я не отказалась. Он пошел на кухню ставить чайник.
Он вообще-то кобель порядочный, все об этом знают. Да и я сама а себе чувствую его масляный, липкий взгляд… И тут я подумала: отомщу-ка я всем за мою "поруганную честь"
— и Катьке, и Мише, и Павлу. Почему я одна из всех страдаю?
Я вышла на балкон, было свежо, почти прохладно. Юрий вышел за мной, "Зябко!" — сказала я. Он вышел в комнату и принес мне Катину пуховую шаль, накрыв мне плечи.
Странные эти мужики! Прямо тебе рыцари: была бы я не Михаилова жена, давно бы меня уже в постель уволок! Я поежилась под шалью, он обнял меня легонечко, я прислонилась к нему… Ну, а дальше все пошло по известному сценарию…
Месть моя удалась! Я еще его напоследок кобелём обругала. Он весь был какой-то потерянный, жалкий. Ничего, дружок, чтобы месть была полной, я еще и Кате твоей расскажу, как ты без нее на жену друга набросился!
А вообще-то, месть местью, а кому и за что я отомстила? У Мишки с Катей, я уверена, ничего нет и не будет — оба блаженные. Павлу? Так он никогда и не узнает. Кому же? Так вот и получается, что только себе самой! Вот так месть!
Михаил. 1948, 23 февраля
Сегодня опять были с Катериной в гостях у Буслаевых,
отмечали День Красной Армии. Катерина начала свой обычный флирт с Юрием. Остальные гости все были чем-то заняты. Мы с Катей Буслаевой оказались одни, без какой- либо компании. Катя предложила мне выйти, проветриться, я согласился. Она нашла Юрия, заигрывающего с моей Катериной, и сказала ему, что мы выйдем прогуляться.
Мы оделись и вышли. Падал мягкий, ласковый снег, который звонко скрипел под ногами. Мы шли долгое время молча, Катя взяла меня под руку и держалась за меня крепко- крепко, будто ища какой-то защиты от кого-то.
Потом она заговорила:
— Со мной недавно говорила твоя Екатерина…
— О чем она могла с тобой говорить? Вы ведь такие разные люди!