Сережа к нам часто заходит с Людой и Светой. Девчонка — очарование. Иногда я даже думаю, что лучше бы у меня вторым ребенком была бы дочь, а не сын. Девочки мягче, они больше тянутся к матерям. Света вон совсем еще малышка, а как к нам приходит, все норовит меня чем-нибудь занять. Даже зовет меня "Мама-Катя".
Сережа по-прежнему ласков ко мне, но стоит спросить хоть слово про Михаила, замыкается и отвечает: "Мам, давай не будем об этом". Совсем душой к отцу приклеился.
Иногда удается с Людой поговорить, она по простодушию своему многое рассказывает: и что Мария очень добрая и очень любит Сережу, и что Сережа очень любит
своих сводных сестру и брата, и что Михаил с женой часто бывают у них в гостях.
Говорила еще, что Ксения с Виктором часто у Михаила бывают. К нам Виктор приходить не любит, мы с ним все время цапаемся: сует он нос не в свои дела. Видите ли, я с Павлом плохо обращаюсь.
Одна у меня отрада — Павлик, но он весь в отца, такой же тихий и молчун, живет, как на расстоянии: общается с друзьями, но их к нам не водит. Приходит после школы, уроки тяп-ляп — и во двор гулять допоздна.
Хотела бы я с Михаилом повидаться, интересно, как он живет… Ведь столько лет прошло, мог бы меня и простить, мог бы и наладить нормальные отношения. Павлу бы я все объяснила… Да и не обязательно его и посвящать во все детали моей жизни!
А ведь я его и на самом деле любила, Михаил-то. Иногда и вспоминаю о нем со странным чувством чего-то несвершившегося в моей жизни. Но, видимо, все это невозможно: сама в свое время все напрочь отрубила… Может, зря?
Михаил. 1964, 5 сентября
Сегодня был на защите кандидатской диссертации
Сергея. Выступал он блестяще, хотя, возможно, мое суждение и пристрастно. Одно то, что у него оба оппонента были доктора, говорит о качестве работы, причем один из них — известный математик академик Владимир Борисович Вороной.
Конечно, Сергей волновался, но на все вопросы отвечал уверенно и четко. Оппоненты выступили очень кратко, отметив, что работа у них не вызывает никаких сомнений, а число публикаций превышает все обычные стандарты: у Сергея уже опубликовано около двадцати пяти статей и даже одна монография. Голосование было единогласным.
Потом был скромный банкет, на котором был только узкий круг его коллег. Но что было приятно, оба оппонента
пришли и даже сказали несколько приятных тостов. Меня поздравляли с "таким замечательным сыном". Ну что ж, я — и правда — им горжусь.
Когда кто-то произнес тост в мою честь, я ответил алаверды, рассказав, как Сергей в детстве сделал свою первую
"научную работу", изрезав два тома Брэма. Все долго смеялись, а академик Вороной даже заметил, что в таком случае "научный стаж" у Сергея всего на пять лет меньше, чем у него.
После банкета я поехал ночевать к Сергею, чтобы не тащиться в Академгородок ночью. Решили, что в ближайшее воскресенье Сергей со всей своей семьей приедет к нам, и мы отметим это событие в семейном кругу.
Сережа. 1967, 4 декабря
Сегодня у меня огромное событие: родился сын, Игорь.
Отвез я Люду с утра в роддом, а сам помчался на работу — у нас проходит конференция молодых специалистов нашего
"ящика", я же — Председатель Совета молодых специалистов, а посему должен открыть и вести ее работу. К Люде я намеревался поехать сразу же после работы.
Вот веду я конференцию, проходит несколько докладов. На первом ряду сидит наш директор — академик Сергей Владимирович Семенов. Все идет — лучше некуда. Вдруг ко мне к моему председательскому столу подходит мой друг и сотрудник моего отдела Феликс Фишман и шепотом на ухо сообщает, что звонили из роддома по просьбе Люды, что у меня родился сын. Я на радостях похлопал Феликса по спине. В это время Сергей Владимирович, который обладает феноменальной памятью и помнит чуть ли не всех сотрудников предприятия по имени (а их у нас несколько тысяч), говорит:
— Феликс, что ты там с Сергеем шепчешься? Это нехорошо! Скажи-ка всем нам.
— Сергей Владимирович, у Сергея родился сын…
— Ну, что ж товарищи, — сказал директор, — поздравим Сергея Макарова с сыном. Я думаю, что ему нужно срочно ехать в роддом забирать жену. А уж конференцию я закончу за него сам. Надеюсь, что у меня это получится, хотя, возможно, и с меньшим успехом, чем у Сергея Макарова.
Я помчался в родом. Счастливая, хотя и уставшая от родов Люда подошла к окну на втором этаже и в форточку прокричала мне, что выпишут ее не раньше, чем завтра утром. Тут подошла медсестра и, отругав Люду, закрыла форточку. Я еще несколько минут видел Люду через проталинку в окне, но потом ее, видно, и оттуда прогнали. Я поехал домой и почему-то без всяких раздумий придумал сыну имя — Игорь. Не знаю почему, мне это имя всегда нравилось.
Михаил. 1968, 15 мая
Что-то стал я довольно часто чувствовать странное
недомогание: ни с того, ни с сего наваливается усталость, появляется одышка. Начал заниматься дыхательной гимнастикой йогов, вроде, помогает. Но мне говорят, что такая самодеятельность опасна, может породить какую- нибудь новую болезнь. На это у меня свой ответ: самая неизлечимая болезнь — это жизнь: сколько не лечись, все равно помрешь!
Но пока со здоровьем — тьфу-тьфу! — кроме этого, все нормально. Вон мой дед прожил почти до девяноста лет, а прадед так чуть ли не за сотню перевалил! Только отцу чекисты укоротили жизнь лет на пятьдесят…
Ну, да Бог не выдаст, свинья не съест! К тому же Бога нет, а свиней кормят комбикормами, чтобы на людей не покушались!
По ладони земли, как по линии жизни,
Нас морщина дороги ведёт в никуда.
Мы становимся хуже, глупее, капризней,
И все туже сжимает болезней удав.
Впереди остается не так уж и много:
Жизни треть или четверть, а может, и день. Все равно мы не можем представить иного: Жизнь — огонь. А не прошлого тень!
И как птица, подбитая пулей неметкой, Мы надрывно летим всё вперед и вперед… И ни галльской,
ни шведской душе,
ни немецкой
Не понять, почему нас ничто не берёт!
Сережа. 1970, 18 августа
Папе сегодня исполнилось шестьдесят лет. Он, как
всегда, заводной, жизнерадостный, веселый. Он так кипит энергией, что иной тридцатилетний ему позавидует! Мы опять приехали всей семьей. Приехали к обеду, а в семь ожидаются гости, вернее, папа снял столовую под импровизированный банкет.
Я советовался с Марией, что бы подарить папе. Она сказала:
— Сережа, подари отцу какую-нибудь свою новую книгу,
он будет безумно счастлив.
— Знаешь, Мария, а это прекрасная идея! У меня сейчас как раз вышел перевод одной из книг в США и мне прислали авторский экземпляр!
Мы с Марией лет пять назад как-то неожиданно перешли "на ты". Я во время одного из наших ставших традиционными посиделок на кухне с сигаретами, оговорился, обратившись к ней: "Ну, Ксеня, понимаешь…" Тут я осёкся, а Мария на это засмеялась и ответила, что хоть она и не Ксения,