Хелен получила мало инструктажа, когда начала работать в «Вестнике», но она узнала, что Том Карни использовал два основных источника местной информации о Грейт Мидлтоне. Одним из них был Родди, местный историк любитель. Другая же только что заходила в свой дом, когда Хелен подошла к ней.
― Мисс Нортон, ― произнесла Мэри Кольер, сохраняя ту официальную манеру речи, которой она научилась за годы работы в учительской. ― Ищите материал для страницы местной истории?
Хелен уже посещала дом Мэри по ряду случаев, таких как собрать воедино статьи для страницы по ее участку или для колонки «Дни минувшие», которую она унаследовала от Тома Карни.
― Ну, не пускайте сквозняк внутрь, ― добавила старая леди, пропуская Хелен в двери.
Она стояла в гостиной Мэри, просматривая ее библиотеку, в то время как ждала, пока ее хозяйка организует чай. Здесь были ряды классических новелл в похожих друг на друга изданиях в кожаных переплетах, как и полный набор «Британской Энциклопедии» и «История заката и падения Римской Империи» Гиббонса. Один том в частности привлек внимание Хелен, и она извлекла его с книжной полки для более тщательного рассмотрения.
Когла старая Мэри Кольер прошла обратно в комнату, она казалась немного сбитой с толку, обнаружив Хелен, держащей одну из ее книг.
― «Грозовой перевал», ― улыбнулась Хелен. ― Я читала его в школе.
― Что вы думаете? ― Тон Мэри был нейтральным, не выдавая никаких подсказок о том, что та сама думала насчет произведения.
― Мне он очень понравился.
Мэри фыркнула.
― Я посчитала его абсурдным.
― Правда? Оно довольно романтичное, насколько я помню.
― Весь этот огонь и лед, эта страсть, ― резко сказала Мэри, ― сентиментальный мусор.
Хелен была несколько ошарашена силой чувств Мэри Кольер на предмет «Грозового перевала» в частности и романтики в целом.
― Над любовью стоит работать, она требует усилий. Это то, чего не понимают молодые.
Хелен не могла понять, упомянутые «молодые» включают ли ее и приготовилась к лекции.
― Спросите любого как они остаются со своим мужем или женой многие годы, и они все скажут вам одну и ту же вещь: «дари и получай». Нельзя просто брать, ― она фыркнула, ― Кэти и Хитклифф; весь этот гнев, вся эта страсть и как долго она продлилась? Пять дурацких минут. Он был монстром, а она избалованным ребенком. Если все изучают этих двоих в своей образовательной программе, или как они сейчас ее называют, то они выйдут из школы, ища то, чего нет.
― Вы и правда верите в это? ― спросила Хелен. ― Что романтика ― глупость, а любовь ― лишь практическая вещь, над которой стоит трудиться?
― Молодые ничего не знают о любви, ― заявила старая леди. ― Они все думают, что знают, конечно же, но это лишь фантазия, голливудский фокус для глупых маленьких девочек. Настоящая любовь-это просыпаться рядом с тем же мужчиной каждое утро 35 лет подряд и все еще волноваться идет ли он на работу, съев хороший завтрак, и в чистой ли рубашке на спине. Она ничего общего не имеет с С.Е.К.С., ― Хелен заметила, что Мэри ощутила необходимость произнести слово по буквам, а не сказать его, ― или мечтанию о ком-то. Все это настолько мимолетно, все же молодые одержимы этим, поэты и писатели тратят жизни на это, и никто из них не имеет и малейшего понятия. Почему вы думаете, все эти романтические новеллы и фильмы заканчиваются браком? Потому что они не могут придумать способа, как сделать время после волнующим. Ну. Оно не волнующее, да и не должно таким быть, но это любовь, а любовь не должна быть волнующей. Американские горки волнующие, но я не захочу потратить тридцать пять дурацких лет на них.
Хелен не знала, что сказать после такого, и Мэри выглядела несколько уставшей после своей тирады. Вместо того, чтобы заговорить, они обе стали разглядывать черно-белые фотографии в рамках на книжной полке.
― Это ваш муж?
― Эту фотографию сняли как раз после того, как он стал директором.
В ее голосе звучала гордость. Пара стояла в саду вместе, мужчина в сером костюме, а Мэри в темно-синем платье. Хелен предположила, что ей там примерно тридцать лет, но она все еще была красивой женщиной, с длинными темными волосами и выразительными чертами лица.
― Дети любили моего мужа, ― сказала Мэри.
― У вас были дети? ― спросила Хелен. ― Я не знала.
Мэри потрясла головой.
― В школе. Ученики всегда любили его, ― сказала она, ― но не меня. Я думаю, большинство из них немного боялись меня. Были некоторые, которые уважали меня, учились у меня и были благодарны за эти знания, потому что они помогли им выбраться из этого чертова места, но они никогда не любили меня. Не так как они любили Генри. Он был одним из той редкой породы; учителем, которого и любят, и уважают. Есть те, кто или одно, или другое, но оба сразу? Это сложно, знаете ли, быть любимым и уважаемым в то же время в любой сфере жизни, не говоря уже о нашей. Я думаю, это потому что он начинал среди них, ― добавила она прежде чем сказать почти рассеянно, ― у него неплохо получалось, у Генри.
Хелен проводила какое-то время в компании Мэри и прежде, но это был первый раз, когда пожилая женщина открылась ей. Возможно, на лице молодого репортера отразилось удивление, так как Мэри неожиданно произнесла:
― Может нам стоит присесть?
***
Йен Брэдшоу жевал мятные конфеты, пока вел машину. Он, как обычно, размышлял над той ямой, которую сам себе выкопал. Ты проклят, если что-то делаешь, и ты же проклят, если ничего не делаешь. Все время одно и то же, думал Брэдшоу. Если бы он не принял звонок насчет тела на поле, если бы он оставил его кому-то другому, подождал пока сообщение не дойдет до инспектора, он определенно все еще находился бы в «собачьей будке», так как пребывал там на постоянной основе последние дни, но недоброжелательность, преследовавшая его, не была бы такой сильной. Но Брэдшоу принял звонок и действовал согласно протоколу, в последней, ошибочной попытке исправиться, и чем его наградили? Застрять в команде «балласта». Сейчас он и правда был в «собачьей будке», с забитыми наглухо окнами и с плотно захлопнутой дверью.
Ты проклят, если что-то делаешь, и ты проклят, если ничего не делаешь, и то же самое было и с посещениями. О, боже, как он боялся посещений; каждое из них было пыткой, каждое из них, без исключений. Он знал, однако, что они были малой ценой, которую приходилось платить. Все-таки, ему приходилось иметь дело с последствиями своей глупости всего час в неделю. Алану Картеру приходилось жить с ними всю оставшуюся жизнь, как и его семье.
Кэрол встретила его у двери. Жена Картера была хорошенькой штучкой. Брэдшоу в тайне она нравилась. Он завидовал своему коллеге и ему даже нравилась мысль жениться на такой, как Кэрол. Ей было около двадцати пяти, она выглядела в джинсах и простой футболке лучше, чем большинство женщин, умело накладывала макияж, и всегда раньше улыбалась.
Сейчас Кэрол больше не улыбалась. Теперь она даже не беспокоилась по поводу не расчесанных волос. Они всегда были стянуты в хвост, немыты и слегка засалены. Ее лицо было бледным, лишенным макияжа, а под ее глазами красовались черные круги, что говорили о недосыпании.
― Проходи, ― все, что она сказала, и Брэдшоу протрусил по ковру гостиной, как мужчина, идущий к виселицам.
В задней части дома был зимний сад, хорошее место для Картера, чтобы посидеть и полюбоваться садом, за которым он больше не может ухаживать.
― Как поживаешь, друг? ― спросил Брэдшоу.
Хоть они не совсем были друзьями. Они были коллегами, которые имели мало общего. Если бы не случилась авария, они бы какое-то время поработали вместе, а затем, наконец, разошлись, когда одного из них назначили бы на новые обязанности. Они бы устроили небольшую прощальную вечеринку в пабе, отпустили пару шуточек и немного острот, обязательный набор на прощание, и разошлись бы своими дорогами, обреченные обмениваться рождественскими открытками в течение года или двух лет, пока оба не потеряли бы интерес. Вместо этого, из-за того, что случилось, они оба были пойманы в ловушку вины и отчаянья навсегда. Вина была полностью на Брэдшоу, отчаянье они делили и, вероятно, будут делить до конца жизни.
― Великолепно, ― ответил Картер знакомым, мертвым голосом, разворачивая инвалидное кресло к Брэдшоу, ― встал рано, выгулял собаку, позже поиграю в мини-футбол.
Как обычно, Брэдшоу не знал, что ответить. Вместо этого он беспомощно огляделся по сторонам, нет ли Кэрол поблизости. Вероятно, он мог бы предложить пойти выпить чаю, но ее нигде не было видно. Кэрол специально поощряла визиты, так что Брэдшоу никогда не был уверен, что рассказал ей муж о событиях того вечера. Возможно, Картер не винил его полностью. Нет, это не было правдой, Брэдшоу был уверен, что винил. Это было одной из не озвучиваемых сторон этих кошмарных визитов. Они оба знали, что были частями наказания Брэдшоу. Между ними было безмолвное согласие, что одним из единственных удовольствий Алана Картера, оставшихся в жизни, было сидеть в своем инвалидном кресле и смотреть, как его бывший коллега корчится, пока тот его осуждает.
«Посмотри на меня», ― словно говорит он, каждый раз, как кладет руки на колеса чертового кресла и неуклюже маневрирует по комнате, ― «я бесполезный, конченный, проклятый по жизни, и все из-за тебя. Вот что ты со мной сделал. Это должен был быть ты».
***
Когда Том подъехал к дому Мэри Кольер, первой вещью, которую он заметил, была машина Хелен, припаркованная снаружи. Он решил подождать, пока та не уедет. Чтобы убить время, он читал статьи из сегодняшней «Газеты», обратив внимание, что там не было ничего нового насчет исчезновения Мишель Саммерс и совсем немного о теле-на-поле. Северный корреспондент «Газеты» может и имел контакты в полиции, подумал Том, но казалось, что у репортера было не больше информации, чем у него.
Том прочитал газету от корки до корки, когда Хелен, наконец, вышла и уехала.
Мэри Кольер в этот раз сама ответила на стук в дверь.
― О, ― произнесла она, без особой теплоты, ― я не ждала тебя.
― Я вернулся, ― объяснил он, ― на какое-то время.
― Я только что разговаривала с твоей преемницей, ― сказала она Тому, когда тот последовал за ней в старый дом викария. ― Вы с ней знакомы?
― Немного.
― Что ты думаешь о ней?
Мэри остановилась в коридоре и повернулась, чтобы посмотреть на него, когда спрашивала вопрос.
― Кажется довольно приятной.
― Она красивая и умная, ― Мэри прищурила глаза. ― Многие мужчины были бы напуганы таким сочетанием, ― она разглядывала его какое-то время, ― но не ты.
Мэри проводила его в гостиную. Чайные принадлежности еще не были убраны.
― Сегодня утром здесь как будто цирк на Пиккадилли, ― отпустила она наблюдение.
― Кто еще тут был?
― Кроме тебя и Хелен Нортон? Полиция.
― Полиция?
― У Бетти Тернер «поехали шарики», ― произнесла Мэри. ― Она пришла искать их тут, ― затем она добавила, ― посередине ночи.
― Ох, ― сказал он, ― что привело ее к вашему дому?
― Кто знает? Ты можешь также спросить, что нашло на нее, что она пошла под ливнем только в домашних тапочках и ночной сорочке.
Она бросила на него взгляд, показывающий, что она не имела понятия, что сподвигло Бетти Тернер на это, если не некоего рода безумие.
― Полиция обнаружила ее, барабанящей в мою входную дверь. Я могу только предположить, что она хотела зайти, чтобы спрятаться от дождя. К счастью, я проспала большую часть произошедшего. Они приходили этим утром, чтобы узнать, смогу ли я пролить свет на ее эксцентричное поведение. Очевидно, я не смогла.
― Вы близкие подруги с Бетти Тернер?
― Едва ли.
― Тогда почему она выбрала ваш дом?
― Без понятия. Мы были подругами, когда были детьми, если ты можешь себе представить себе такое далекое прошлое, но очень и очень недолго.
― Что случилось? ― спросил он, а она посмотрела на него так, будто это было не его дело. ― Если вы не возражаете, что я спрашиваю.
― Люди меняются, Том, ― произнесла она категорично.
― Сейчас с ней все в порядке?
― Они забрали ее домой. Я предполагаю, она высохла к этому времени. В любом случае, почему ты хотел встретиться со мной? Едва ли из-за страниц местной истории, теперь, когда ты уехал на новые пастбища.
― Из-за тела, ― сказал он, ― в Кэпперз Филд. Я подумал, может, вы знаете, кто бы это мог быть.
― Нет, ― ответила она быстро. ― Это именно то, о чем только что спрашивала меня мисс Нортон. Это может быть кто угодно. Я могу многое знать об этой деревне, Том, но я не мисс Марпл.
― Просто мысль, ― сказал он, когда на самом деле хотел оспорить ее утверждение, что это мог быть любой. Не в деревне такого размера.
Он задавался вопросом, почему она не предложила ему чай или кекс, как обычно делала, когда он приходил. Также она ничего не спросила его о его новой жизни в Лондоне, что, он ожидал, женщина сделает из вежливости. Том пришел к очевидному выводу, что она не хотела его видеть. Какое-то мгновение он испытывал соблазн спросить ее, почему Бетти Тернер выбрала именно эту ночь, чтобы пройти через деревню под ливнем, а затем стучала в дверь Мэри, менее чем через двенадцать часов после того. Как полиция нашла тело-на-поле. Но он почувствовал, что она уйдет в себя, оставив его ни с чем.
― Тогда не стану вас больше задерживать, ― сказал он.
***
― Не мог бы ты вынести кое-что из гаража для меня пока ты не ушел, Йен?
― Конечно, ― он испытал облегчение, что его попросили об этом, отчаянно желая убраться из этой комнаты. ― Увидимся в следующий раз, ― сказал он Картеру.
― Я никуда не уеду.
Пока Брэдшоу следовал за Кэрол по подъездной дорожке, у него возникло предчувствие, что должно произойти что-то важное, он мог ощутить это. Тон ее голоса бы осознанно ровным, а задание, которое ему поручили слишком пространным.
«Йен, не мог бы ты помочь мне вытащить кое-что из гаража, пожалуйста?» Не, «не мог бы ты помочь мне вытащить газонокосилку» или «мусорный контейнер».
Ее муж наконец-то рассказал ей всю правду? Собирается ли она сообщить Брэдшоу, что он подонок, который навсегда разрушил их жизни? Если это так, он будет стоять и слушать, пока она не закончит, затем скажет ей, как ему жаль, что он знает, что у нее есть право так говорить.
Он наблюдал за тем, как покачиваются ее бедра, когда она идет к гаражу в своих узких джинсах. У Кэрол все еще осталась «красивая, аккуратная попка», шутил так Картер еще до того, как стал инвалидом. Брэдшоу вдруг понял, что задумался, как давно у нее был секс, пытались ли они после аварии, вставал ли вообще у Картера или, если он был работоспособен, хотел ли он еще этого? Все задавались этим вопросом, но никто не осмеливался спросить. Вероятно, однажды Картер попросит его позаботиться о Кэрол.
― Я предпочту, чтобы она была в безопасности и не с незнакомцем, ты окажешь мне услугу, друг.
Брэдшоу не мог отрицать, что эта мысль его взбудоражила.
О, Боже, о чем он думает? Что с ним не так? Вот он тут, идет следом за женой мужчины, парализованного по его вине, в гараж, и все, о чем он может думать, так это о том, чтобы подхватить ее, положить на рабочий стол и переспать с ней. Боже, не было ли тут темной ямы еще глубже, чтобы поместить туда свой собственный разум? Но это было не так, как если бы он заполучил хотя бы одно. Он не был с девушкой со времен аварии, а это было больше года назад. Это казалось чем-то неправильным, да и кто черт возьми его захочет?
Еще больше вины.
Ей не будет конца?
Кэрол наклонилась, чтобы вставить ключ в замок гаражной двери, повернула его, а затем потянула металлическую дверь вверх. Но, когда Кэрол повернулась, она не стянула с себя футболку или расстегнула джинсы. Она не умоляла его взять ее, прежде чем Картер что-либо заподозрит. Не стала она и проклинать его за то, что он сделал ее мужа инвалидом.
― Я не думаю, что визиты помогают, ― сказала она, просто уперев руки в бока вместо этого.
― О, ― просто ответил он, и сразу же на него нахлынула радость, от малейшей перспективы быть освобожденным от этой обязанности и от ее просьб.
Он будет свободен и неповинен. Брэдшоу сейчас всерьез сконцентрировался на том, чтобы выглядеть разочарованным, а затем сразу же почувствовал себя виноватым снова. Какой он человек, если обрадовался освобождению от обязательств перед мужчиной, которого он оставил калекой?
― Я думала, они станут хорошей идеей, ― продолжила Кэрол, ― немного человеческого контакта, чтобы отвлечь его разум от плохих мыслей, чтобы он перестал просто сидеть там, час за часом.
Были ли это нотки обиды в словах «час за часом»? Должно быть, она сильно старалась, чтобы Картер почувствовал себя лучше, в одиночку поддерживая дом в порядке, потом задаваясь вопросом зачем ей вообще беспокоиться об этом, если все чего он хочет – это жалеть себя день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем. Брэдшоу предположил, что впоследствии она вспомнит свое раздражение и пожалеет о нем.
Еще больше вины.
Ее вина, его вина, вина на вине.
― Но я считаю, что они наносят больше вреда, чем пользы. Он становится очень мрачным, после того как ты уходишь, будто он вновь переживает то, что произошло, ― добавила она.
Кто не переживает? Брэдшоу тоже переживал, бесчисленное количество раз, и он был не тем, кто застрял в металлическом кресле на все оставшиеся дни.
― Я прекращу их на какое-то время, ― он надеялся, что его голос не выдавал его сильного желания, ― если ты считаешь, что так будет лучше.
― Прекратишь?
― Я только хочу сделать то, что будет правильным для тебя и Алана.
Возможно, он больше никогда не постучит в их дверь снова. Боже, он впервые за последние месяцы почувствовал себя приободренным.
― Ты всегда можешь позвонить в участок, если он захочет меня увидеть.
Это было хорошим бессрочным предложением, которым он надеялся, она никогда не воспользуется.
― Хорошо, ― сказала она. ― Ты не мог бы отогнать газонокосилку на газон на заднем дворе и подключить удлинитель, чтобы он не подумал, что мы просто болтаем о нем?
― Конечно.
Она не поблагодарила его. А почему она должна была?
Он размышлял, когда началась ложь. Йен не думал, что Кэрол была тем типом девушки, которая стала бы обманывать мужа за его спиной еще до его «аварии». Сейчас же он был в инвалидной коляске, и она, должно быть, ловила себя на том, что скармливает ему ложь за ложью, говорит о нем за его спиной с докторами, своей семьей, своими друзьями, его друзьями. Будет еще много лжи от Кэрол, прежде чем Алан Картер обретет покой в этом мире.
― Я не думаю, что визиты помогают, ― сказала она.
Ты мне это говоришь, милая.
Проклят, если делаешь, и проклят, если нет.