— Мне стоит извиниться, — сказала Хелен Тому, когда они сели за тихий столик в баре.
— За что? — спросил он.
— Я переживаю из-за нашего разговора.
По тому, как он на нее посмотрел, стало видно, что он понятия не имел, о чем она говорит.
— Ну, знаешь, о пропадающих людях, — напомнила она ему, — и о твоей матери.
— Ох, — сказал он, — все в порядке. Ничего страшного.
— Что случилось? — спросила она, затем тотчас же переменила тон. — Нет, это не мое дело.
— Я не занимаю оборонительную позицию в отношении этого, — сказал он спокойно. — Я думаю, что у нее, вероятно, была послеродовая депрессия, но бабушка Нэн сказала мне, что она не справилась. С детьми я имею в виду и с жизнью в общем, если быть честным. Мой отец тогда работал, зарабатывал деньги и пил не так уж много. У нее был дом и двое детей. Все считали, что она должна быть благодарной за это, но продолжала все время заливаться слезами. Я помню об этом немного, да и о ней. Затем однажды она оставила нас у бабушки и не вернулась, чтобы забрать. Она просто встала и ушла.
— Это ужасно.
— Мой отец, по правде говоря, был идиотом и безнадежным неудачником. Он поздно женился на молодой женщине намного младше него. Ему было около тридцати пяти, как я думаю, а ей было двадцать три или около того. Сейчас это существенная разница в возрасте: тогда это должно быть была разница размером с Персидский залив. Очевидно, меня там не было, чтобы увидеть это, но я слышал, что случилось дальше. Я как бы собрал все, что он сказал, что упомянула моя бабушка, когда ослабляла бдительность или особенно горько отзывалась о моей матери, что другие люди говорили о ней, потому что они думали, что я слишком мал, чтобы понять.
— Всегда журналист, собирающий историю по крупицам? — подметила она.
— Никто раньше ее не видел. Он просто привез ее домой однажды, сказал, что встретил ее на танцах, и объявил, что они помолвлены. Бог знает, как долго он ее знал, но, судя по тому, как все обернулось, я бы сказал, что недолго.
— Головокружительные романы здесь не приветствуются? — спросила она.
— Нет, — он покачал головой, — полагалось выходить в люди вместе годами, выносить бесконечные чаепития по воскресным обедам с тетушками, дядюшками и всеми кузенами, которые должны были присматриваться к тебе, чтобы понять подходишь ли ты. Она просто появилась из ниоткуда, словно упала с небес, как частенько говорила моя бабушка.
— Тогда они ее не приняли.
— Может быть, нет, но я думаю, что они дали бы ей шанс.
Он сделал глоток от своего пива.
— Она вышла замуж за моего отца, забеременела моей сестрой почти сразу же, а я родился через пару лет.
— Поначалу, они, должно быть, были счастливы.
Он пожал плечами.
— Хотел бы я знать, — сказал он так, будто на самом деле это не имело никакого значения.
— Она оставила записку?
— Не совсем. Она просто написала два слова на клочке бумаги и оставила его на кухонном столе для отца.
— Два слова.
— Мне жаль.
— И ты больше никогда ее не видел?
Он покачал головой.
— Ох, это ужасно, сколько лет тебе было, когда она ушла?
— Четыре.
— О, мой Бог.
Том был поражен выражением искреннего переживания на лице.
— Эй, не нужно из-за этого плакать, женщина, это было почти двадцать пять лет назад.
Девушка поняла, что от мысли о маленьком мальчике, которым он однажды был, брошенным его матерью, ее глаза на самом деле увлажнились. Она закашлялась и быстро их стерла.
— Ты, должно быть, был опустошен, — сказала она.
— Конечно, я был расстроен в то время, но, определенно, мне было лучше без нее.
— Что заставляет тебя так говорить?
— Ну, какая женщина бросает двух детей в возрасте шести и четырех лет? Такая, которая не нужна тебе рядом, пока ты растешь, вот что скажу я.
Том пожал печами.
— Моя сестра и бабушка присматривали за мной. Мой отец приносил домой деньги. Мы справлялись.
— Она, вероятно, была не в себе, чтобы оставить тебя так. Я уверена, что, когда она ушла, думала о тебе постоянно.
— Откуда тебе знать, о чем она думала, — огрызнулся он. — Если бы она в какой-то момент подумала о нас, то могла вернуться и повидаться с нами, но она никогда, мать ее, так не сделала.
— Да, ты прав, — сказала она быстро. — Я просто не знала ее, мне жаль.
Она хотела поменять тему, но не могла придумать, что сказать.
Хелен ушла вскоре после этого, Том выпил свою пинту, а затем устало побрел через деревню. Он был в унылом настроении: раздражен из-за Хелен и из-за женщины, которую он помнил лишь смутно. Он не заметил машину, которая промчалась мимо него, пока он шел.
Когда он достиг вершины холма, он понял, что двое мужчин стоят у обочины дороги. Один из них прислонился к черному «Форду Сиерре», другой стоял на дороге, блокируя путь. По мере своего приближения, он смог разглядеть их яснее. Тот, что был на дороге, выпрямился, когда заметил Тома. Было ясно, что они ждали его. Том видел этих мужчин раньше, и они не выглядели счастливыми. Скелтон протянул свое удостоверение.
— Могу я помочь вам, офицеры?
— Залезай внутрь, — сказал ему О’Брайан, жестом показывая на машину, на которую прислонился Скелтон.
— Я так не думаю.
— Залезай, — эхом отозвался Скелтон, — или мы сделаем это официально.
— Собираетесь арестовать меня, — упрекнул их Том, — за то, что иду по улице?
О’Брайан пожал плечами.
— В алкогольном опьянении и нарушающий общественный порядок.
— Уходите. Я выпил всего три пинты.
— Попытка управления автомобилем в нетрезвом состоянии, — предложил вместо этого Скелтон.
— Вы видите машину? — запротестовал Том.
— Или как насчет того, что мы сразу перейдем к «нападению на сотрудника полиции»? Ты предпочтешь так? — спросил Скелтон. — Смотри не ударься головой, пока забираешься в машину.
— Иисус, вы двое серьезно?
— Послушай, просто садись и избавь нас от хлопот. Мы всего лишь хотим поговорить.
Скелтон был в плохом настроении, которое ухудшилось от того, что ему пришлось отдать пятерку, когда они оба стали свидетелями того, как Хелен покинула паб одна.
— Как по мне она выглядит неоттраханной, — сказал ему О’Брайан с усмешкой, а затем протянул руку за своими деньгами.
Том неохотно подошел к машине, и констебль Скелтон придержал пассажирскую дверцу.
— Куда мы едем? — спроси он, когда залез внутрь.
Единственным ответом, который он получил, стало их присутствие, когда они присоединились к нему в машине. Они не начали задавать свои вопросы, пока не покинули деревню. Том начал чувствовать себя неуютно. Здесь не было домов, только фермерские поля, и он запоздало осознал, что никто не видел, как он садился в машину.
— Так в чем дело? — спросил Том, пытаясь не казаться обеспокоенным, но опять же, за его вопросом последовало молчание.
Скелтон увеличил скорость, и машина пулей полетела по боковой дороге, а затем резко повернула налево на другую боковую дорогу. Почему они не использовали главную дорогу, которая приведет их в соседний городок и полицейский участок? Вместо этого они ехали по сельской крысиной дороге, известной только местным. Деревья на одной стороне дороги начали становиться все гуще, а освещения становилось все меньше. В следующий раз, как машина сделала поворот, дорога стала такой узкой, что там осталось только места для их машины. Скелтон ехал слишком быстро для встречного движения. Все, что поедет на них на повороте, съедет с дороги или же врежется в них, как таран.
— Куда вы везете меня? — спросил Том.
— Заткнись, — сказал ему О’Брайан.
Они сделали еще несколько поворотов по дороге, пока, наконец, не достигли длинного открытого участка возвышенности с плоским участком земли, поросшим кустами. Скелтон резко завел машину в сторону, а затем нажал на тормоза. Тома отбросило в бок. Он уже был готов пожаловаться, когда понял, что оба офицера полиции повернулись и теперь смотрели прямо на него с передних сидений, выглядя так, будто дело серьезное, так что он ничего не сказал.
— Пять миль, — сказал Скелтон, и хоть он смотрел на Тома, комментарий был направлен его сержанту.
— Этого должно быть достаточно, — подтвердил О’Брайан, и Тому начало становиться дурно.
— В чем дело? — спросил он снова.
Затем мужчина огляделся вокруг, чтобы подтвердить свои подозрения, что они были в абсолютной глуши. На небе светила полная луна, виднелся свет из окна фермерского дома, находящегося вдали, но это был единственный признак жилья.
— В твоем источнике, — ответил Скелтон.
Том ждал дополнительной информации и, когда ее не последовало, он повторил:
— Моем источнике?
Сержант О’Брайан кивнул.
— Тот, что рассказал тебе о профессоре Берстоу.
— Что вы имеете в виду?
— Та статья не принадлежала тому мужчине в «Миррор». Мы поговорили с ним, и он отрицал это. Он даже был слегка взбешен, что написал ее не сам. Мы проверили и других журналистов. Ты — единственный, который мог продать статью, — сказал ему О’Брайан, — а информация могла поступить только от офицера полиции.
— Вы будете удивлены, — Том пытался увести их в сторону, но он мог видеть, что они не купятся на альтернативную версию.
— Расскажи нам, кто сказал тебе о профессоре, и останешься у нас на хорошем счету, — сказал ему О’Брайан.
— Да, верно, я вижу, что я у вас на хорошем счету. Вот почему вы увезли меня к черту на кулички, чтобы напугать меня.
— Так ты напуган? — спросил Скелтон. — Мы еще не начинали.
Том мог сказать, что, не имело значения по какому кодексу их готовили, он уже давным-давно был брошен в пользу результаты-это-все-что-имеет-значение подхода. Смотрели ли они телевизор слишком много, или же всегда в полицейских силах было подобное меньшинство, которое полагало, что правила для других людей. Прямо сейчас, Тома это не волновало, и он был уверен в одном: что бы они ни собирались делать с ним, он не выдаст им имя Йена Брэдшоу.
— Что вы собираетесь делать? — спросил он с вызовом. — Избить меня? Накачать наркотиками? Я не какой-то бунтующий шахтер или студент-большевик с транспарантом. Я журналист, работающий на самую крупную газету в стране, и я размажу вас на первой странице.
— Слышишь это, сержант? — Скелтон улыбнулся. — Не знаю, как ты, но я трясусь от страха.
— Я же сказал тебе, что мы тебя проверили, — сказал сержант О’Брайан. — Ты не единственный, у кого есть контакты. Мы знаем, что у тебя был испытательный срок, который так и не перезаключили. Так вот почему ты продал свою статью в «Миррор»? Не думаю, что твои текущие работодатели будут рады слышать это.
У Тома сжалось сердце. Он надеялся, что справится с двумя крупными детективами, которым нравилось давить своим авторитетом, но он недооценил этих двух.
— Какую статью? — ответил Том. — Я ничего не продавал.
— Твоего имени под ней не было, но мы знаем, что она твоя, — сказал ему О’Брайан. — Репортер в «Миррор» освещает судебное дело. Любой журналист хотел бы дать своей газете эксклюзив. Единственный другой вариант — эта роскошная птичка из «Вестника». Она была достаточно умной, чтобы подцепить одного из наших, и достаточно ловкой, чтобы заставить его проговориться, но я не представляю, что она стала бы рисковать своей карьерой так скоро, да у нее и нет контактов.
— Что означает, что остаешься ты, ― добавил Скелтон. — Но ты не можешь просто ходить тут и приплачивать офицерам полиции, чтобы они сливали информацию. Мы ищем пропавшую девушку, а ты вредишь нашему расследованию.
— Я никому не платил, но я уверен, что вы оба брали взятки у журналистов. Раскрытие того, что судебный психолог помогает полиции, не мешает вам в поисках Мишель Саммерс или ее убийцы. Вы использовали медиа, с самого начала расследования. Мы — ваша лучшая возможность узнать, что ваша девушка жива, и вы знаете это.
— Мы видели, как ты выпивал с Брэдшоу, — сказал Скелтон. — Ты был с ним сегодня вечером.
— Он мой старый школьный товарищ, — сказал Том, — и я едва обменялся с ним тремя фразами сегодня вечером.
Он рассказывал некую версию правды, потому что было бы легче придерживаться ее, если бы они продолжили его допрашивать.
— У меня нет источника в Даремской Констебулярии, но, если бы и был, я бы его не назвал, особенно, коррумпированным копам, которые мне угрожают.
Скелтон оскалился.
— Это твое последнее слово? ― просто спросил О’Брайан Тома.
— Да, — сказал он с большим убеждением, чем он чувствовал.
— Вылезай из машины, — приказал О’Брайан и, когда Том не двинулся, он повторил это медленнее и более зловеще, — Выбирайся… из… машины!
Том неохотно подчинился. Он открыл дверь и шагнул на травяную обочину, готовясь к избиению.
Два детектива также вышли из машины. Скелтон крепко схватил Тома за руку и вывел его перед машиной, отведя на пару ярдов от автомобиля, а затем развернул его, чтобы он был лицом к свету фар, которые поставили на полную мощность, чтобы Том был ослеплен ими. Том прижал к глазам руку, чтобы блокировать свет, а Скелтон отошел. Том мог лишь различить две темные фигуры по обе стороны дороги.
— Последний шанс, — сержант О’Брайан сказал ему. — Назови свой источник, и мы забудем обо всем этом. Никто не узнает, что ты рассказал нам: слово скаута.
— Либо так, либо ты вообще не вернешься, — сказал ему констебль Скелтон.
В этих словах было что-то такое, пробирающее до костей, что впервые Том начал думать, что эти двое вышедших из-под контроля офицера полиции, на самом деле, могут всерьез замышлять убить его.
— Пошли вы, — слабо выдавил из себя он.
— Как хочешь, — сказал ему Скелтон, затем свет переменился, когда Скелтон отошел от машины.
Том был полностью ослеплен фарами и готовился к первому удару. Когда этого тотчас же не случилось, Том заморгал у машины. Он больше не мог видеть ни одного из мужчин. Мгновение спустя он услышал, как хлопнула дверь, а затем другая. Он прислушался к тому, как завелся двигатель машины, и готовился броситься бежать, прежде чем они могли сбить его, а затем фары развернулись по дуге, когда машину развернули задним ходом. Том тупо наблюдал, как машина совершила превосходный поворот в три приема, пока не развернулась передом туда, откуда они приехали. Он смотрел в неверии, как автомобиль резко уехал, оставив его стоять там у черта на куличках.
— Да вы шутите, — сказал он про себя и, наконец, понял значение комментария Скелтона. — Пять миль (прим.: приблизительно восемь километров), — повторил он, как идиот.
Том наблюдал за задними фарами автомобиля, пока он не скрылся за поворотом. Мужчина подождал, ожидая, что они блефуют, но вскоре понял, что нет, и отправился в очень долгий путь до Грейт Мидлтона.