1936 год
― Ты больше не стучишься? ― спросила Мэри.
― Я рада, что не постучала, ведь увидела это, ― возразила миссис Харрис.
Она вошла в спальню Мэри и увидела, как та пакует чемодан.
― Это тебя не касается, ― сказала ей Мэри, ― ты не моя мать.
― Может и так, но это огорчило бы твоего отца, если бы он был здесь.
― Его здесь нет. Он остался у Дина, и не важно, даже если бы и был здесь.
― Он бы запретил.
― Да, ― согласилась Мэри, ― а я бы все равно уехала.
Миссис Харрис тогда, казалось, растеряла все свое желание ссориться.
― Пожалуйста, Мэри, я прошу тебя не уезжать с этим мужчиной. Он не тот, кто тебе нужен.
― Почему? Потому что он не англичанин, потому что он не получил такого же образования, как и я, потому что он не хочет быть школьным учителем?
― Потому что он устанет от тебя! ― закричала она на молодую девушку, но затем ее плечи поникли, и она продолжила умоляющим тоном. ― И тогда где ты окажешься? Погибнешь, вот где.
― Он не устанет от меня.
― Он достаточно быстро устал от Бетти.
― А какой бы мужчина ― нет?
― Разве так говорят о своих подругах? Ты можешь быть какой угодно Мэри, но ты никогда не была жестокой. Мы не воспитывали тебя такой. Ты стала такой, как повелась с ним. И, что станет с Генри? Ты разрушишь и его жизнь тоже. Ты уже сломала его.
― Ничем не могу помочь! ― запротестовала Мэри. ― Должна ли я выходить замуж за человека, которого я не люблю, только, чтобы избавить его от разбитого сердца? Ты стоишь там и говоришь, что я жестока, но у меня есть мнение не хуже о тебе или Бетти. Я знаю, что говорят обо мне в деревне, и я не останусь здесь. Не останусь!
― Так ты приняла решение? ― спросила она. ― И сейчас уедешь?
― Не сейчас.
― Тогда, когда?
Мэри вздохнула.
― Скоро. Отправляйся в постель. Когда ты встанешь утром, меня уже не будет.
― Не делай этого, ― взмолилась миссис Харрис, ― он растопчет твои чувства, я знаю, так и будет.
― Откуда? ― спросила Мэри. ― Откуда ты это знаешь? Потому что кто-то разбил твое сердце давным-давно, и с тех пор у тебя не было личной жизни? Ты ревнуешь, потому что у меня есть шанс на счастье, а у тебя его никогда не было?
― Да, мужчина разбил мне сердце давным-давно. Я ему достаточно быстро наскучила, он стал выпивать, как и многие другие, и да, Шон Доннеллан напоминает мне его, но это не единственная причина. Сейчас у тебя горят глаза, Мэри, и ты не можешь видеть ясно. Не бросай свою жизнь. Не поворачивайся спиной к своей семье из-за мужчины, которого ты едва знаешь.
― Я знаю его, ― заплакала Мэри, ― и он хороший мужчина. Он делает меня счастливой. Он сделает меня счастливой. А теперь оставь меня одну!
― Я оставлю, если это то, чего ты хочешь. Я вижу, что тебя не переубедить, и мне жаль, что ты думаешь, что у меня не было счастливой жизни, она была, живя здесь с тобой и твоим отцом, и вот почему я не хочу, чтобы ты разрушила все из-за него. Но, если ты так решительно настроена, нет ничего, что я могу сделать, чтобы предотвратить это. Я не запру тебя здесь, но буду молиться за тебя, Мэри. Я буду молиться за тебя.
Мэри развернулась к ней в ярости.
― Ты будешь молиться за меня! Как ты смеешь предлагать мне свои молитвы, как будто я какая-то падшая женщина!
Миссис Харрис вздрогнула от ярости в ее словах.
― Ты думаешь, что я не знаю о тебе? Ты на самом деле считаешь, что я все еще верю, что ты крадешься по дому по ночам, потому что не можешь уснуть. Я знаю, ты греешь постель моего отца, вот почему он позволяет тебе оставаться, но не женится на тебе, так ведь? Он доволен тем, что спит с тобой, но не считает, что ты достаточно хороша, чтобы стать женой викария? Следи за своими собственными грезами и побереги свои молитвы для вас обоих. Вы оба лицемеры, а он ― самый худший из них!
Миссис Харрис отпрянула при словах Мэри, вздрагивая от них, будто они были ударами. Мэри наступала на нее, пока та не вышла из комнаты, а затем закрыла дверь перед лицом экономки, повернулась и бросилась на кровать, схватила подушку и прижала ее к лицу, чтобы заглушить рыдания.
Минутой спустя она услышала, как хлопнула дверь, но она не пошла за миссис Харрис. Вместо этого, она лежала там какое-то время, вновь вспоминая те слова, которые они сказали друг другу в гневе, и поняла, что теперь для нее нет пути назад.
Мэри встала и промокнула глаза носовым платком, а затем заставила себя сконцентрироваться на своей задаче. Спор с миссис Харрис задержал ее, а она еще даже и наполовину не собралась. Она опоздает, если не займется делом.
Полчаса спустя Мэри упаковала, а затем переупаковала единственный чемодан, это было все, что ее возлюбленный разрешил ей взять с собой. Когда она, наконец, удовлетворилась его содержимым, то обернула шаль вокруг плеч, подхватила чемодан, а затем тихо выскользнула через заднюю дверь дома викария, чтобы присоединиться к Шону, испытывая странное сочетание страха и восторга от мысли об их новой жизни вместе, далеко-далеко отсюда.
Она шла по пустынной, тускло освещенной дороге, пока не добралась до холма, прошла мимо церкви, а затем вниз по другой стороне. Там не было уличных фонарей. Мэри споткнулась в темноте и почти упала, но, когда выпрямилась, обнаружила себя у входа на Безымянную Тропу. Ее глаза привыкли к темноте к этому моменту, и луна светила достаточно той ночью, чтобы осветить ей путь. Мэри ходила по тропе так много раз, что знала каждый ее поворот, даже в темноте. Единственным звуком был шум реки, спешащей рядом с ней с огромной скоростью, который заглушал все животные звуки и ветер, треплющий листву.
У Мэри ушло несколько минут, чтобы добраться до их места встречи, о котором они договорились: у кривого старого дерева, которое нависало над рекой, будто наклонившись, чтобы выпить из нее воды. Она повернула за поворот, полностью ожидая увидеть Шона, стоящего там, так как знала, что должно быть опоздала на несколько минут и предполагала, что он придет рано, чтобы дождаться ее. Мэри прищурилась во мраке, но там никого не было, и она сразу же почувствовала прилив паники. Она приказала себе, не быть такой глупой. Она опоздала, и Шон должно быть тоже задерживался. Он будет тут в скором времени, ведь не поклялся бы ей, что придет, если бы не пришел? Эта мысль успокоила ее, и она стала ждать у дерева.
Мэри сказала себе не беспокоиться. Шон, все же, был мужчиной и даже лучшие из них не были настолько надежными. Он задержался, покидая свои меблированные комнаты, ждал, пока его хозяйка не уснет, и встретил кого-то по пути, и даже теперь прячется за изгородью, пока они не пройдут мимо или вместо этого, как-то объясняет им свои ночные странствия. Она даже не осмеливалась развивать идею, что он может не прийти. Она должна верить, что придет, так как альтернатива этому была слишком ужасающей, чтобы о ней и помыслить. Мэри никак не сможет вернуться в дом викария, не после того, что она сказала миссис Харрис. Она сказала вещи, которые никогда не стоило произносить, и четко обозначила, что считает пожилую женщину дурой. Она объявила Шона своим спасителем. Мэри заставила себя отбросить в сторону неуверенность и отвергнуть мысль об унижении, которое она испытает, если Шон каким-то образом передумает. Будет слишком невыносимо, если он такой безответственный, как высказывала свое суждение о нем миссис Харрис.
Нет, ни за что она не должна так разочаровываться в нем. Мэри знала Шона слишком хорошо, и он не был тем типом мужчин, которым не хватало заинтересованности, чтобы довести что-либо до конца. Они уезжают сегодня ночью, и ничто не остановит их. Она повторила это про себя, когда прошли четверть часа, а затем снова после получаса, а все еще не было никаких признаков Шона. У него есть причина, заверяла она себя, он все еще придет.
Затем начался дождь, и Мэри пришлось стоять под дождем, так как старое, покореженное дерево предоставляло мало укрытия. Шел ливень, и уже скоро ее шаль промокла насквозь. Ночью похолодало, и она обняла себя, чтобы согреться. Где он? Она начала чувствовать себя там на виду и горела желанием уехать раньше, чем они потеряют полночи, но где же Шон?
Через час, Мэри пришлось признать, что он не собирается появляться. Все же, она осталась: страх унижения, которое ожидало ее дома, удерживало ее на месте у дерева. Дождь продолжался с перерывами всю ночь, и несколько раз она промокала заново, ее охватывала неконтролируемая дрожь.
Только, когда она промокла до нитки, замерзла до костей, и небо начало светлеть, только тогда Мэри пришлось сдаться неизбежному. Она взяла свой чемодан в замерзшую руку и медленно поплелась домой, пока «жаворонки» не стали свидетелями ее глупости.
Она, по крайней мере, надеялась проскользнуть обратно через заднюю дверь незамеченной, но миссис Харрис уже встала и ждала на кухне. Она выглядела так, как будто и не ложилась в постель. Лицо старой женщины приобрело выражение подобие облегчения при виде Мэри, стоящей там, с которой стекала на пол вода.
― Ты вернулась, Мэри, ― это было сказано без зла. ― Ты не поехала с ним.
Миссис Харрис встала, чтобы поприветствовать ее.
― Он не пришел, ― ответила она безэмоционально. ― Шон не пришел, так что теперь можешь сказать мне, что на свете не было более глупой девчонки.
― Ох, Мэри, и не думала говорить. Ты промокла до нитки. Ты простудишься, если мы не вытащим тебя из этой мокрой одежды. Иди сюда.
Она полуобняла, полуповела ее к огню, снимая с нее промокшую шаль.
― Я принесу сухие вещи и полотенца, ― сказала она замерзшей девушке, подхватила чемодан Мэри и унесла его с кухни, как будто убирала улику с места преступления.
Миссис Харрис принесла Мэри чистое платье и помогла ей переодеться в него. Ни одна из женщин долгое время не говорила, пока экономка тщательно просушивала ее мокрые волосы свежим полотенцем, пока те наконец не стали готовы для расчесывания. Мэри смотрела в пространство, пока миссис Харрис взяла серебряную расческу и очень медленно начала проводить ей по длинным, влажным волосам Мэри. Через некоторое время она начала напевать старую мелодию, которую Мэри едва узнала. Пока миссис Харрис проводила расческой по волосам Мэри, напев превратился в успокаивающую колыбельную, которую должно быть пели, чтобы убаюкать ребенка.
Когда миссис Харрис закончила расчесывать ее волосы, они обе повернулись одновременно и остро осознали, что отец Мэри стоит на пороге, с недоумением взирая на них. Ни одна из них не слышала, как вернулся преподобный Райли. Миссис Харрис быстро встала на ноги и начала взволнованно объясняться.
― Вот тебе на, ты вернулся так скоро, ― заявила она с притворной веселостью, ― мы не ожидали тебя. Мэри выходила, под проливным дождем, глупышка, я заставила ее переодеться и просушила ей волосы...
Она замолчала, когда поняла, что преподобный Райли не слушал и слова из того, что она говорила. Он выглядел так, как будто было что-то, что он не мог понять, но инстинкт подсказал миссис Харрис, что это что-то не имело отношения к ней или даже с растрепанным видом Мэри. Ее взгляд упал на небольшую деревянную коробку, которую он слабо держал в руках. Она была пустой.
― Я банкрот, ― сказал он.