«Иисус», ― подумал Том Карни, ― «что он должен сделать, чтобы угодить этому мужчине?»
― В чем дело? ― слабо запротестовал он.
Альфа-самец, живущий в нем, побежал в укрытие при первых звуках громового голоса Дока, и его собственный стал звучать, как у маленького ребенка, пойманного за слизыванием глазури с торта своей матери.
― Он предъявляет нам иск! ― закричал Докерти. ― И, если верить его адвокатам, он, черт бы его побрал, выиграет дело!
Том овладел собой.
― Естественно, он захочет судиться с нами. Какой у нас выбор? Он не собирается признаваться, не так ли? Если он пойдет на этот шаг, с ним покончено. Тимоти Грейди – политик, так что ему придется выступить против нас в суде или, по крайней мере, сказать, что собирается предъявить нам иск, но он не победит. Не сможет!
― О, не сможет? В какую юридическую школу ты ходил? Или ты переодевшийся Джордж Карман (прим.: ведущий английский адвокат в 1980-х и 1990-х годах)?
Том хранил молчание.
― Нет? Ну, возможно, ты сможешь достать мне его номер, потому что, думаю, нам понадобится лучший адвокат в стране, занимающийся вопросами клеветы. Спасибо тебе, той тупой суке Анне-Луизе и тому идиоту Джонатану. Единственный человек, которого я виню за эту катастрофу больше, чем тебя, так это своего заместителя. Он, по крайней мере, должен был знать лучше!
В этот момент все стало ясно. Алекс Докерти уже дистанцировался от статьи, от заголовка на первой странице в его собственной газете, остановившись на сложной-для-развенчания версии, что технически он находился в отпуске в тот день, когда статья поступила в печать. Что из всех мест он находился на садовой вечернике в Букингемском Дворце, и бедный, невезучий Мартин Трейси в день отсутствия великого исполнял роль редактора; в единственный день, который по всей вероятности поставит крест на его карьере, как и всех тех, кто работал над статьей, если Грейди выиграет дело о клевете. Не имело значения, что Докерти приложил руку к каждой мельчайшей детали статьи, и она находилась под его контролем вплоть до последнего часа, когда поступила в печать. Теперь он будет заявлять, что никогда бы не опубликовал статью вообще, и пусть заместитель редактора расхлебывает кашу. Редакторы теряли работу из-за такого рода вещей. Газеты не купаются в деньгах, а их владельцы не любят проигрывать дела о клевете. Суд присяжных имеет противную привычку награждать обиженных большими отступными, даже когда те были такими же виновными, как сам грех, и все это прекрасно знали. Одно дело было знать, что кто-то был скользким типом, совсем другое доказать это в зале суда, да так чтобы все поверили. Алекс проконсультировался с юристами Газеты, и сразу же бросился в укрытие. Вот тебе и «его Газета».
― Но у нас есть фотографии Грейди, выходящего из своей квартиры, и ее, входящей, ― запротестовал Том.
― Не квартиры, ― поправил его Док, ― а многоквартирного дома. Она могла трахаться с кем угодно, кто живет в тех квартирах, ― так будет утверждать его юрист, ― парировал редактор. – Я говорил тебе, что нам нужна запись того, как они еб*тся или, по крайней мере, заранее оговаривают условия траха.
― А я сказал вам, что нет такой возможности, ― сказал Том. ― Это его квартира, и он не глуп. Мужик просто привык показывать пальцем на спальню, когда приезжает девушка, и она входит и раздевается. Негде повесить на нее микрофон. Он тупо кончает и вручает ей наличные. Вы сказали нам все равно писать статью.
Док бросил на него предостерегающий взгляд, и Том понял, что от него ожидают стирания этого маленького разговора из своей памяти, который случился, когда Алекс Докерти находился в одном из своих эгоистичных напечатай-и-будь-проклят настроений.
― Наши адвокаты говорят, это неубедительно, ― сказал Док. ― Выглядит как газетная утка, и он может просто сказать, что никогда даже не видел эту девушку или ее подружек, а уж тем более не мог присунул им.
― Они трахались несколько раз! ― вступил в спор Том. ― И с ее друзьями. Они все клянутся, что это было он.
― Они проститутки! ― закричал Док, в недовольстве махнув рукой. ― И это значит, что их слова ничто по сравнению со словами министра!
Затем он будто сделал над собой усилие, чтобы успокоиться.
― И есть еще кое-что.
― Что? ― Док, казалось, испытывал боль. ― Его адвокаты просят назвать точное время и дату, когда, по нашему мнению, он трахался с Госпожой Искрой и ее подружками.
― И?
― Наши юристы считают, что таким образом смогут поехать к Грейди и спросить его, есть ли у него алиби на эти даты и время.
― Ну, у него его нет, ― сказал Том. ― Не так ли?
― Ну, посмотрим. Что еще нам остается делать?
Док изобразил великолепное шоу, имитируя, что размышляет. Он обхватил рукой подбородок и наморщил лоб, изображая, что хмурится.
― Он состоятелен, имеет огромное влияние и в один прекрасный день может стать премьер-министром, а значит, он может щедро отплатить за услуги. Вокруг него годами ходят слухи о скользких делишках, так что мы уже знаем, что он бесчестен. И что ты думаешь, Том? Разве у него будут хоть какие-то проблемы с этими алиби?
― Но это…
― Несправедливо? – подсказал Док. ― К дьяволу справедливость. Этот онанист борется сейчас за свою политическую жизнь, и очень вероятно, что и за свой брак. Он не станет драться честно.
Том сейчас чувствовал себя сбитым с толку. Встретившись лицом к лицу с уверенностью своего редактора, он внезапно растерял все свои аргументы.
― Что вы собираетесь делать?
― Насчет этого? Я не знаю. Вероятно, слягу с язвой, или у меня случится сердечный приступ, но ты беспокойся о себе, а не обо мне.
― Что вы имеете в виду?
― Мы не можем позволить тебе оставаться в офисе и писать еще больше статей, в то время как из-за твоей последней истории нам предъявили иск. У юристов случится припадок. Здесь ты мне не нужен. Отправляйся в отпуск, ― сказал Докерти Тому. ― Не смотри на меня так. Ты все еще получишь свои деньги. Я бы сейчас убил за оплаченный отпуск.
― Что насчет моего контракта? Вы же знаете, что он только на полгода, и срок скоро истечет.
― Нам стоит подождать и посмотреть, ты так не считаешь? ― спросил он Тома.
― Вы вышвыриваете меня? Вот что вы делаете? Просто скажите мне, если это так.
― Нет, я тебя не вышвыриваю, так что не говори чепухи!
― Так почему вы не можете рассказать мне, что случится в конце срока моего контракта?
― Потому что я в действительности не знаю, останусь ли на должности, не говоря уже о тебе! Я могу даже и не пережить тот день. Никто не любит проигрывать дело о клевете, сынок; они слишком дорого обходятся, даже для нас.
Дженнифер выбрала именно этот момент, чтобы просунуть голову в кабинет.
― Извините, шеф, вы сказали, что хотите написать письмо Криптику Кену.
И, когда тот моргнул, глядя на нее, вспоминая, она добавила:
― Я могу зайти попозже.
― Нет, Дженнифер, входи, ― сказал он ей, глубоко вздыхая. ― Я тут закончил.
Он не оставил Тому никаких иллюзий по поводу того, что разговор не завершен.
Криптик Кен оказался постоянным астрологом газеты, мужчиной, чьи дни по слухам были сочтены, потому что его гороскопы были слишком скучными на вкус Дока. Их последний спор проходил на таких повышенных тонах, что половина офиса слышала каждую болезненную подробность. Алекс Докерти хотел видеть мечты, богатство и горячие любовные интрижки в каждом гороскопе каждого дня.
― Но это так не работает, ― запротестовал Криптик Кен. ― Жизнь не такая.
― Кого заботит, как все работает? – потребовал Док. – Это все куча говна в любом случае! Гороскопы – чушь собачья. Как одна двенадцатая населения может испытывать одинаковый уровень хорошей или плохой удачи в тот же самый чертов день, просто потому что они были рождены в ходе случайного расположения звезд на небе? Я продаю мечты на каждой ублюдочной странице здесь. И хочу, чтобы каждый читатель думал, что это может случиться с ним; неважно играет ли он за Англию, оказался в тройничке с Шерон Стоун или торчит у стойки в местном пабе, а ты, приятель, подводишь, бл*ть, команду!
Теперь Дженнифер сидела на краешке дивана и чопорно поджала ноги, удерживая ручку близко к своему блокноту, готовая записывать свежий смертный приговор редактора.
Но сперва Док повернулся к Тому.
― Сделай мне одолжение, сынок, покинь мой офис сейчас же, как хороший маленький мальчик, и никогда больше не имей дерзости упоминать при мне свой контракт, или я уничтожу его прямо на месте.
И он повернулся обратно к Дженнифер.
― Я хочу, чтобы ты записывала слово в слово, именно так, как я буду говорить, ― сказал он ей. – Дорогой Криптик Кен… как вы без сомнения и предвидели… вы, мать вашу, уволены… с наилучшими пожеланиями, Док.
Затем он посмотрел в сторону и понял, что Том сидит там же в немом шоке.
― Почему ты все еще здесь? – потребовал шеф ответа.