Денвер был уже на ногах. Доллары вовсю выкачивались из нефти, из высоких технологий, торговли, из земельных спекуляций, туризма и всего прочего. Я подмечал легковые автомобили, подсчитывал внедорожники, наклейки на бамперах, на которых изображались Христовы рыбы или было написано: «Бог ненавидит педиков», «Аборт = убийство» и тому подобное. В кондитерской «Эйнштейн бразерс» я накупил разных бубликов и рогаликов. Дошел с этим трофеем до дома, одолел пять лестничных пролетов.
— Алекс, как ты? — спросил Джон.
— Ничего, приятель.
Эрия улыбнулась при виде меня. Теперь она проводила у нас все время. Перед работой, после работы.
— Доброе утро, — сказала она.
— Салют.
Джон взял пакет с рогаликами, раскрыл, достал оттуда три штуки и поджарил.
— А где Пат?
— Колдует над своим фейсом.
Перед тем как начать новый день, Пат по меньшей мере час приводил себя в божеский вид. Язвы надо было смазать, бородку побрить с особой осторожностью, кожу протереть спиртом.
— Мне только полрогалика, Джон, — крикнул я и пошел к себе в спальню, чтобы взяться за привычную ложку и поскорее поднять дух.
— Все будет, приятель, — ответил Джон. Он не стал спрашивать, где меня носило всю ночь, и выяснять, в чем дело. Деликатность была одним из главных его достоинств.
Я укололся и упал на кровать.
Когда пришел в себя, увидел склонившуюся надо мной Эрию.
— Ты уснул?
— Ага.
Джон посмотрел на меня и покачал головой.
— Опоздаешь, — сказал он, — и рогалик уже остыл.
— А где Пат?
— Он не очень хорошо себя чувствует.
— Пойду зайду к нему.
Я прошел по коридору в комнату Пата. Я уже опаздывал, но должен был кое-что у него узнать.
— Тебе принести чего-нибудь? — спросил я.
Он помотал головой.
— Слушай, хочу тут кое-что у тебя спросить, но если тебе сейчас не до этого, я могу подождать.
— Валяй. Мне не так хреново, как кажется.
— Куда течет Черри-Крик?
— Река или торговый центр? — Он потер щеку, щетина сухо зашуршала.
— Река, ясен пень. Куда может течь торговый центр?
— В районе Конфлюэнс-парк впадает в Саут-Платт.
— А дальше?
— Платт, Миссури, Миссисипи, Мексиканский залив.
— Черт, ну да, ясно.
— А зачем тебе?
— Да так, из любопытства.
— Еще чего рассказать, а то, может, глоток джина или мартини?
— Да нет, уже идти пора.
— Если что, там особо не порыбачишь, глубина два фута от силы.
— Спасибо, Пат. Тебе точно ничего не принести?
— Не надо.
— Ну ладно, я на работу.
— Давай, — сказал он. — А, чуть не забыл, вчера вечером звонили по твою душу.
— Что?
— Да позвонил какой-то чувак, американец, из полицейского управления Денвера, хотел узнать, не останавливался ли у меня кто-нибудь ночью двадцать второго июня. Может, двое мексиканцев, или австралийцев, или даже ирландцев.
— Вот дерьмище-то, и что ты ответил?
— Я сказал «нет», сказал, что у меня, бывало, останавливались какие-то платные постояльцы, но я не вижу смысла дальше об этом говорить.
— А он что?
— Поблагодарил, сказал, что это просто обычное наведение справок, и повесил трубку.
— Его звали Рэдхорс, так?
— Да, что-то лошадиное.
— Ты молодчина, Пат, ты правильно все ему сказал, он нас разыскивает с тех пор…
Пат поднял руку, желая, чтобы я замолчал. В его глазах была холодная уверенность.
— Я не хочу ничего знать, — сказал он. — Так будет лучше всего.
— Ладно. И знаешь, наверно, лучше не говорить ничего Джону.
Глаза Пата расширились, но затем он кивнул, и я с ним попрощался. Я совсем забыл про Рэдхорса. Вернее, на время выкинул его из головы. Если бы у меня осталось хоть сколько-то здравого смысла, я бы понял, что теперь уж точно пора валить прочь из этого города. Но я был уже так близко. К тому же крючок сидел во мне достаточно глубоко. Она сидела во мне…
Невероятно, но Чарльз уже был в офисе ОЗПА, взгляд у него был немного мутный, однако он явно успел принять душ, намазать волосы гелем, на нем был свежий льняной костюм, белая рубашка, галстук.
— Александр, — приветствовал меня он, широко улыбаясь, — а любишь ли ты сигары?
— Успешно съездил?
— Типа того. — Он засмеялся. — Вчера вечером я впервые толкал спич на публике.
— Ну и как?
— Отлично. Вот, держи, — сказал он и протянул мне серебряный футляр.
Чарльз рассказал, что в Аспене ему пришлось выступать перед переполненным залом, он завязал множество контактов и вернулся только сегодня утром. Он встречался даже с Ньютом Гингричем и сенатором Доулом. Чарльз сказал, что выступать с речью — почти то же самое, что читать лекции студентам, или делать доклад, или выдавать речовку перед дверьми. Разница лишь в том, что тут приходилось читать с «Телепромптера»[25], и это было непривычно.
— Ух ты, круто, ты что, сам писал текст доклада?
— Мы с Робертом. Он хотел поехать со мной, и Амбер тоже. А я отказался: подумал, что мне будет проще одному. Амбер говорит, ты ходил с ней в театр.
Я кивнул. Он улыбнулся в ответ. Вот весь он в этом. Собранный, умеет держаться, как раз те качества, что необходимы человеку, намеревающемуся попасть в конгресс. Прошлые подвиги тщательно скрыты — концов не найдешь. Тот тип мудака, который еще раз пять засветится в списке кандидатов на пост вице-президента. Не знаю, что за девица была эта Мэгги Прествик, но, клянусь, она стоила минимум десяти таких, как Чарльз. А уж Виктория Патавасти — больше сотни.
— Пошли, у нас намечается собрание, все приглашены, включая обслуживающий персонал.
— Прямо демократия, — пробормотал я.
Собрание представляло собой сольный концерт Чарльза. Он говорил о своем докладе и о совещании в целом, о том, что он встретил кучу сенаторов, губернаторов и членов конгресса. Сказал, что в ближайшие месяцы мы должны быть готовы к глобальным переменам в ОЗПА. Для Общества вырисовывалась перспектива попасть под крыло влиятельных консерваторов в качестве противовеса «Гринпису» и клубу «Сьерра», которые принадлежали демократическому лагерю. Это означало бо́льшие деньги, больше работы, возможностей для дальнейшего роста. Он не упомянул про шестое августа, но ему явно хотелось сказать об этом, я не сомневался.
Я посмотрел на Амбер. Красные слаксы, облегающий кремовый свитер, на голове — шляпа. Мне показалось, она выглядит как никогда. Амбер походила на Фэй Данауэй из фильмов семидесятых. У нее, видно, не хватило времени привести волосы в порядок, перед тем как неожиданно появился Чарльз. Было бы весело, если б он заявился пораньше, интересно было бы посмотреть, как она станет выкручиваться. Хватило бы у Чарльза духу прибить жену и любовника прямо в супружеской постели? Нет, слишком банально. К тому же повредит карьере.
Совещание закончилось, и, хотя Амбер явно нервничала, мне не терпелось поговорить с ней. Я стал проталкиваться в ее сторону.
— Симпатичная шляпка, — сказал я, и тут в нее врезался Эйб, отчего она пролила свой чай.
— Что? — спросила она, глядя на Эйба.
— Простите, — сказал тот извиняющимся тоном.
— Ничего, не обращай внимания. — И Амбер кивнула мне. — Что ты сказал, Алекс?
— Мне нравится твоя шляпка.
— Спасибо, Александр.
— Ты в ней похожа на Фэй Данауэй.
— Это которая все время играла всяких злодеек? «Бонни и Клайд»?
— Ну, не всегда. В фильме «Китайский квартал» она играла жертву.
— Тоже не годится, — сказала она с натянутой улыбкой.
— А здорово у Чарльза все прошло, и впрямь он произвел фурор.
— Да, но мне все же лучше было бы поехать с ним, пойти вместо этого в театр слишком эгоистично, — сказала она скорее самой себе.
— Но ты бы отвлекала его.
— Да, это его слова.
— В следующий раз, может быть, он всех нас пригласит, уверенности-то прибавится.
— Возможно, — ответила она и впервые за весь разговор посмотрела на меня. Эйб, Роберт и Чарльз над чем-то смеялись. Я улучил момент и подвел Амбер к окну в дальнем конце комнаты. Краем глаза я поглядывал на троицу сзади нас. Мы выглядели, будто смотрели на серые тучи или рассуждали о возможности дождя. Денверу требовался хороший ливень.
— Он приехал сразу после моего ухода? — прошептал я.
— Примерно через час.
— Господи! Все обошлось?
— Да, но я чувствовала себя отвратительно. После того как ты ушел, меня вырвало. Отвратительно.
— Может, от виски, — предположил я. На самом-то деле я знал, что это от героина. Бог миловал, и на мое счастье у нее не случился удар.
— Александр, я не знаю, что и думать о прошлой ночи, — тихо проговорила она. — Мне так неловко. Мне кажется, нам не следует пока встречаться.
Я посмотрел на нее. Она была так прекрасна, так печальна. Но никакого смущения. Это было неожиданно.
— А ты вообще-то хочешь со мной снова встретиться? — спросил я.
— Не знаю.
— Мне было очень хорошо.
— Мне тоже, — сказала она и улыбнулась так сладко, что я ощутил некое шевеление у себя в джинсах. Неужто я влюбился?
— Ты все прибрала? Он ни о чем не догадался?
— Нет. Он говорил только о своем выступлении, все только о себе.
— Отлично.
Она коснулась моей руки. Я сразу почувствовал: это мгновение навсегда останется в моей памяти: Роберт, Эйб, Чарльз в пятнадцати футах от нас. Жена Чарльза касается моей руки. В комнате всего пять человек. Чарльз смеется. Амбер смотрит на меня с грустью в глазах. Что изобразилось на моем лице? Какие эмоции? Понимала ли она меня так же, как, мне казалось, я понимал ее?
Да, одно мгновение.
Комната. Из окна — вид на Денвер. Скалистые горы. Весь Североамериканский континент до самого края горизонта.
Амбер.
Муж Амбер. Убийца Виктории Патавасти. Вот эти самые руки. Вот этим пальцем он нажал на спусковой крючок пистолета. Со смеющимся лицом. Стоял в ее комнате как палач. Может, любуясь своей работой, или же наоборот, в ужасе от содеянного. Отступил назад, не забыл подбросить водительское удостоверение, вышел, закрыл дверь, вошел в лифт, все еще держа в руке пистолет. Амбер, преданная супруга, как всегда спасла положение. «Выброси пистолет в ближайшую реку. В Черри-Крик. Избавься от него».
Амбер. Ее дыхание из чуть приоткрытого рта. Ее пальцы на тыльной стороне моей ладони. Если бы время замерло, тогда мы бы все спаслись и ничего плохого не случилось. Но время не может замереть.
Амбер убрала руку, отстранилась. Чарльз смотрел в нашу сторону.
— О чем это вы там секретничаете? — спросил он улыбаясь.
— Возможно, будет дождь. Погода переменится. Станет попрохладнее, как в Ирландии, — сказал я. Погода — это безопасно.
— Когда мы были в Дублине, дождей вообще не было, да, Роберт?
— Не было, — согласился Роберт. — Ливень бы нам не п-помешал. Вот повезло бы моему газону!
Амбер отошла от окна и вернулась к остальным.
— Я так горжусь тобой, милый, — обратилась она к Чарльзу.
— А может, мы все поедем на следующий съезд или даже на съезд в Сан-Диего? — сказал Эйб, вклиниваясь между ней и Чарльзом.
— Возможно, — сказала она, рассматривая поверхность стола, будто это была карта мировых катаклизмов, и она имела несчастье оказаться в центре одного из них. Она не могла смотреть на мужа. Я подошел и присоединился к оживленной компании.
Чарльз закончил беседовать с Эйбом, обхватил жену и оторвал ее от пола.
— Правда, это было нечто, дорогая!
— Не сомневаюсь. — Она засмеялась.
— Это действительно удача, и дело не только в самом выступлении, но и в материалах, во всем. Уверен, нам повезет.
— Это чудесно, дорогой. — Амбер поцеловала его в губы. Он ответил тем же, и я предпочел отойти на задний план. Еще ни разу я не видел, чтобы Амбер целовала Чарльза в офисе. В чьем-либо присутствии. Может, она просто была рада за него, а может, это все из-за меня. Мне хотелось прикончить ублюдка. Убийцу бедных девочек. И его сообщницу заодно.
— Все это благодаря тебе, дорогая, — говорил Чарльз.
— Нет, милый, это все ты, ты сам очень постарался, — отвечала Амбер.
— Я люблю тебя.
— И я тебя люблю, — произнесла она в тот момент, когда я уже покидал комнату для совещаний. Во мне все клокотало. Хотелось ото всех скрыться. В главном офисе Роберт, найдя кусачки для сигар, предлагал всем желающим ими воспользоваться. Они с Эйбом демонстративно курили под табличкой «Не курить». Я пошел в уборную, наполнил раковину, окунул туда голову и долго держал ее в воде.
Долгий, тупой день, подготовка конвертов.
Вечером мы снова поехали в Колорадо-Спрингс. Роберт, Эйб и Стив Вест в фургоне, Чарльз и Амбер остались дома. Амбер все еще не очень хорошо себя чувствовала. Роберт за главного. Подобно большинству слабаков, он держался вызывающе.
Набрав достаточное количество человек, я пошел искать Роберта. Хотел спросить у него кое о чем. Он был рад меня видеть, дело у него не особо ладилось.
— Роберт, я каждый дом обошел дважды, уломал пятнадцать человек и решил составить кому-нибудь компанию. Ты первый, кого я повстречал.
— Пятнадцать новых членов, неплохо, очень даже. Чарльз б-будет доволен.
Я помог Роберту и обошел несколько домов вместо него. Между делом мы говорили о плачевном состоянии его сада и о том, как хорошо идут дела у ОЗПА. Наконец я сменил тему разговора: два-три вводных вопроса, и я перешел к тому, что меня интересовало.
— Ты знаешь, я волнуюсь за наших девушек, взять хотя бы Амбер: одна, сама по себе, ходит по домам, никогда не знаешь, кто там может оказаться внутри, один раз я постучал, и мне открыл дедуля с заряженным пистолетом наготове. Или, мало ли, злые собаки. Может, все-таки принять какие-то меры предосторожности?
— Амбер? О, не волнуйся за нее, она сможет за себя постоять. К-коричневый пояс по какому-то там виду боевых искусств.
— Все равно от пистолета это не защитит. Тот чувак, который пристал ко мне как-то ночью, думал, что он Джеймс Бонд, и у него был вальтер.
— Э-э-э… вроде бы Чарльз выдал Амбер п-пистолет, когда она переехала в Колорадо, здесь законы об оружии крайне либеральные, не то что в Бостоне, даже у нас с Чарльзом имеется у каждого п-по винтовке, правда, стрелять мы не умеем. Отец пытался однажды взять нас на охоту, это был ужас, мы оба плакали. Нас же вышибли со службы подготовки офицеров запаса, я тебе говорил…
— Да, ты рассказывал. Так значит, у Амбер есть пистолет?
— Не знаю, носит ли она его с собой, вообще должна, у нее пистолет двадцать второго калибра.
— Двадцать второго?
— Да. Ручная работа, Чарльз заказал его в Италии. Инкрустирован золотом — произведение искусства. С инициалами их обоих. «Беретта», насколько я помню. В общем, я не очень-то интересовался. Нас с Чарльзом учили стрелять из винтовок. Это совсем другое дело. Мы состоим в национальной стрелковой ассоциации, это необходимо, если намереваешься вертеться среди солидных людей из республиканцев. И, кстати, держи язык за зубами насчет шестого августа, Алекс. Считаные недели остались, смотри — ни-ни.
Я улыбнулся, заговорил про национальную стрелковую ассоциацию и охоту, снова свернул на погоду…
Так все же убил Чарльз Викторию из пистолета двадцать второго калибра или нет? Велела ли Амбер выкинуть после этого пистолет в ближайшую речку — Черри-Крик? Если так, то сейчас его отнесло уже в Миссисипи, чтоб мне пусто было.
Наш разговор перешел на политику, ОЗПА и еще что-то такое, и больше Роберт в откровения не пускался.
Потом мы встретились с остальными, по пути заехали в пиццерию и вернулись домой.
Колфакс-авеню. Мой дом. Добравшись до третьего этажа, я так устал, что остановился отдышаться.
На ватных ногах преодолел еще два пролета.
Открыл дверь квартиры, вошел. Все, чего мне сейчас хотелось, — это спать, но тут я услышал Джона и Эрию, которые трахались в моей комнате. Вот черт, он вообще думает, что творит? Я уже собирался пойти и вышвырнуть его из комнаты, однако что-то меня остановило. С чего мне вмешиваться, какое мое дело? Зависать у нее они не могут из-за домашних, на раздвижной кровати в гостиной им едва ли удобно. Джон имел полное право воспользоваться спальней. Я вздохнул. Но если я уступлю сегодня, дальше это войдет в норму, и моя прохладная комната будет в их распоряжении до конца лета. Я упал на диван и стал прислушиваться. Они не разговаривали, не буйствовали, они просто вдохновенно, с удовольствием занимались любовью. Медленно и прекрасно, как могут наслаждаться друг другом только люди, безумно обожающие друг друга. А когда у меня был последний раз? Прошлой ночью? Не помню.
Я сидел и соображал, что делать. Эрия что, собирается там пробыть всю ночь? Вряд ли, рано или поздно она, вероятно, упорхнет к себе. Я почувствовал себя так, будто ввалился в чужой дом без предупреждения, и мне стало не по себе. Квартирка маленькая, слышимость замечательная. Я вышел из гостиной, прошел через холл и тихо запер за собой дверь.
Глянул на часы. Пятнадцать минут первого. Прошел коридором и свернул к Пату.
Тихонько постучал, чтобы не разбудить его, если он уже лег.
— Да, — откликнулся он почти сразу же.
— Пат, ты не спишь?
— Алекс, это ты? Что случилось?
— Джон и Эрия залегли в моей комнате.
Пат открыл дверь. Полностью одет, как днем, и закутан в пуховое одеяло. Я по жизни мерзлятина, но сейчас холода не чувствовал, значит, Пату действительно нездоровилось.
— Выпьешь? — спросил он.
— Само собой.
— Чего тебе?
— А что у тебя есть?
— Я пью ром с колой, знаешь, ностальгия.
Он налил мне, и я уселся на диван перед телевизором.
— Что показывают?
— Ты смотришь вечерние шоу?
— Ну, раз или два смотрел.
— Раньше было интересно, но теперь все время крутят танцевальное шоу «Дансинг Джадж Итос».
Я понятия не имел, о чем идет речь, и все равно уже переключил на Леттермана, комика-телеведущего.
— Что это? — спросил Пат, пока шла реклама.
— Реклама пива.
— Нет, мне послышался какой-то шум.
Я прислушался, но ничего не услышал. Снова на экране появился Леттерман. Несколькими минутами позже мы оба услышал женский крик.
— Это еще что за черт? — Я вскочил.
— Лучше пойди проверь, скажи Джону, чтобы успокоил свою подругу, а если дело плохо, возвращайся, — спокойно сказал Пат.
И действительно, дело было плохо. Я дотащился по коридору до своей двери, достал ключ, но дверь оказалась открытой. Даже при том количестве света, которое просачивалось из окон, я почувствовал неладное. Какой-то дурной запах. Для тараканов в самый раз.
Я включил свет. На коврике у двери и на полу была кровь, красный след тянулся от двери дальше в холл. В кого-то стреляли или пырнули ножом, тот упал, пролежал какое-то время и потом ползком добрался до холла.
— Джон! — позвал я и вбежал внутрь.
Посреди гостиной — кровавая лужа, следы тянутся к спальне.
— Джон! — крикнул я.
Прислушался.
Метнулся к спальне и открыл дверь. Внутри пахло как в лавке мясника. Я врубил свет в комнате. Повсюду кровь: на кровати, на полу, на стенах. Джон сидел возле окна. Одежды на нем не было, из груди в области сердца торчал охотничий нож. Джон пытался вытащить его, но шестидюймовое лезвие было зазубрено.
Невероятно, но он еще дышал.
Мелкие, беспомощные, порывистые глотки воздуха.
На языке пузырилась кровь. В глазах, в волосах, везде были сгустки крови.
Ноги у меня подкосились, будто меня ударили под коленки.
Я сел на пол рядом с ним, мои джинсы намокали от крови. Взял его за руку — холодную, покрытую уже запекшейся кровью.
— Джон.
Он с трудом повернул голову и посмотрел на меня. Хотел что-то сказать. И не смог. Он не мог даже дышать. Боль сковала его тело. Изо рта струйкой потекла кровь, губы и зубы были красными.
Не знаю, о чем я думал. Попробовал вынуть нож. Но Джона скорчило от боли. Он бился в судорогах, задыхался. Я снова взял его за руку. Хотелось убежать. У меня не хватало духу поднять на него глаза.
Я видел много смертей. Я видел, как умирала моя мать. Но я никогда не испытывал ничего подобного. Убили моего друга, и я чувствовал, как тепло покидает его тело. Я прижал его к себе.
— Пат, — крикнул я в сторону коридора. — Пат!
Глаза Джона остекленели. У него начались конвульсии.
— Джон, я позову на помощь, подожди, тебе помогут.
— Ссссстой, — еле выговорил он, превозмогая себя, и вцепился в меня своими уже почти мертвыми руками.
Я посмотрел на нож. Нет, извлечь его и мысли быть не могло. Не поможет. Кровь из раны теперь текла струйкой. Я прижал его к себе сильнее, стиснул в объятиях. Господи, Джон, это моя вина. Я тебя втравил во все это. Я. Его тело дернулось, содрогнулось, он пытался дотянуться — до чего? До окна, шкафа, чего-то еще?
— Что это? — Он указал пальцем.
Его рука протянулась и бессильно повисла, голова свесилась вперед.
Он был мертв.
Я глянул на него. Нож, бледное лицо. Я прикрыл ему веки. Из моей груди вырвался всхлип.
Я повернулся и посмотрел в сторону ванной.
Эрия.
Я распахнул дверь. Сидит там, согнувшись. Голая. Вся в крови Джона. Дико напуганная. Увидев меня, она закричала. Потом вскочила, протиснулась мимо меня, я попытался ее удержать.
— Погоди, что случилось? Скажи, что случилось! — заорал я.
Ее груди, точеные ноги, изящные руки — все было в крови. Как будто она только что родила. Она проскользнула в комнату, перешагнула через Джона, при этом ее чуть не стошнило, пробежала через комнату и скрылась в холле. Я пошел за ней, поскользнулся в крови и тяжело упал на бок.
— Стой! — крикнул я вслед. — Что здесь было, черт тебя?..
Она не вернулась. Я поднялся и выбежал в холл. Ее уже было не остановить. Никак. Стоял и смотрел на следы крови на полу. Ее, мои. Больше ничьих не было. Убийца не пошел за Джоном внутрь. Во всей квартире ни намека на чьи-либо еще следы.
И тут я понял, как было дело.
Убийца постучался в дверь, Джон встал, голым вышел в холл, открыл дверь, и тут его ударили ножом прямо в темноте лестничной площадки. Убийца, очевидно, не знал, что я живу не один, а с приятелем, и потому принял человека, открывшего дверь, за меня. Тяжелый проникающий удар, ранение прямо в сердце. У Джона не было никаких шансов. Он рухнул на пол там же, у входа. Убийца кинулся вниз по ступеням и опрометью выбежал вон из корпуса. Сразу видно: не профессиональный киллер. Профессионал вошел бы в квартиру, дабы убедиться, что убит нужный человек, потом вынул бы нож, перерезал жертве горло и унес орудие убийства с собой.
А это был просто дилетант, который не только убил не того, кого надо, но еще и удрал так стремительно, что даже не проверил, мертва ли жертва. Может, он спал в общей сложности всего час за последние двое суток. Может, это был кто-то, кто дико устал, только что приехав из Аспена, и кому жена сказала, что от меня нужно избавиться.
Значит, в чем-то я все же прокололся, разговаривая с Амбер.
Проговорился. Выдал себя с потрохами.
Но что, что я сказал? Не время. Об этом позже.
— Джон… — простонал я и обнаружил, что плачу.
Я вернулся в эту жуткую комнату.
Его голова покоилась на оконном карнизе. Он замер в такой неудобной, дикой позе, что мне пришлось поднять его и положить на кровать. Я был весь в крови. Ужас — глаза Джона опять раскрылись.
Я снова прикрыл их. Сел рядом. Ошеломленный. Замерший. Проходили минуты, а может, и часы.
— Бедная Эрия, — подумал я вслух.
Джону всадили нож у дверей, а потом он прополз через холл, Эрия увидала его и вскрикнула. Ее крик мы услышали. Она подняла его и, пока он ртом хватал воздух, распахнула окно, после чего услышала мои шаги.
Она была напугана, подумала, что это вернулся убийца. И спряталась.
Все это произошло в считаные минуты. Даже если бы она не запаниковала, парализованная страхом, а сразу же набрала 911, его все равно не удалось бы спасти. Ножевое ранение прямо в сердце.
Где она сейчас? Внизу, затаилась у себя, принимает душ и сочиняет историю о том, где провела эту ночь.
Что делать? С меня капала кровь, и от вида этой крови становилось еще хуже.
Пат.
Я вернулся в спальню, уставился на Джона, снова сел. Скинул пропитавшиеся кровью ботинки, схватил пару кроссовок и надел их. Осторожно пробрался к выходу из спальни и обошел кровавый след. Затем пошел к Пату и постучался в его дверь.
Он открыл. Глянул на меня, отступил в комнату, уронил пульт от телевизора.
— Пресвятая Дева Мария! — вскрикнул он. — Что случилось?
— Джона убили.
— О господи!
— Они убили его!
— Кто «они»? Ты в себе?
— Я в норме.
— Господи Иисусе!
— Эрия была там, сейчас она внизу, спряталась, вряд ли она что-то видела, — выпалил я на автомате.
— Алекс, кто его убил?
— Чарльз.
— Это кто еще?
— Мой начальник.
— Так, а теперь расскажи мне все по порядку, — сказал Пат, — но сначала пошли посмотрим, мертв ли он на самом деле. Вы, гражданские, ни хрена ни в чем не смыслите.
Пат проследовал за мной по коридору. Джон действительно был мертв.
— Ты не должен был прикасаться к нему, — выговаривал мне Пат, — теперь копы точно заведут на тебя дело.
— Пат, это не я.
— Я-то знаю. Это Чарльз. Да кто угодно, мать-перемать! Хорошо, хорошо, наши действия? О'кей. Прежде всего. Мы вызываем полицию? Не вызываем, правильно я понимаю?
— Пат, я не знаю.
— Это дело точно взвалят на тебя, лучше расскажи мне, кто такой этот Чарльз, что у тебя с ним за дела.
Я набрал воздуха в грудь и все рассказал Пату. Все. С самого начала. О себе, о полицейских, о героине, о капитане Дугласе, Виктории Патавасти, Климмере, о сборной по лакроссу, о Мэгги Прествик, о Чарльзе и Амбер Малхолландах. Кратко излагать я умел, весь рассказ занял минут пять от силы.
— Доказательств у тебя нет вообще никаких, так?
Я отрицательно покачал головой:
— Это моя вина, Пат.
— В этом нет твоей вины. Так… — Пат пытался уложить у себя в голове тот ворох информации, который я на него вывалил. Лицо его стало напряженным. Он расправил плечи.
— Боже, Пат, это какой-то ночной кошмар!
— Значит, ты бывший коп, ага. Я догадывался, что ты не так прост. Джон мертв, Эрия напугана. Так, хорошо. Ладно, делать-то что будем?
— Я не знаю.
— Значит, сделаем так. Ты встаешь и идешь ко мне, прямиком в душ, ни до чего не дотрагиваешься, заходишь, включаешь воду, прямо под душем снимаешь с себя одежду и оставляешь там же. Моешься, смываешь всю кровь, а когда хорошенько отмоешься, повторишь все снова. Потом вытрешься полотенцем и оставишь его там же, на полу, где грязная одежда. Когда выйдешь, нальешь себе джина, примерно на два пальца. Понял? Хорошо, что хоть в коридоре крови нет.
— А ты что будешь делать?
— Я спущусь поговорить с Эрией, она же на грани помешательства. Поговорю с ней, с ее семьей. Скажу, что это был взломщик, грабитель, но, если мы не хотим вмешательства полиции, нам придется справляться своими силами. Они так же не хотят появления полиции, как и мы. Их станут допрашивать, сообщат в иммиграционную службу и вышлют. Мы управимся со всем своими силами. Этой ночью.
— Что ты имеешь в виду, Пат?
— Не волнуйся, все будет сделано, никто лишний не узнает, — успокоил меня Пат, превращаясь на моих глазах в того бывшего офицера пожарной части, который привык взваливать ответственность за других на себя. Но все равно меня это не убедило.
— Мне кажется, надо вызвать полицию.
— Алекс, послушай, тебя же арестуют, скажут, что ты ревновал Эрию к Джону, на тебе его кровь, у тебя был мотив, у тебя все шансы угодить за решетку.
— Если я расскажу им о Малхолландах…
— То тебе не поверят! Господи, Алекс, уж тебе ли не знать: копы выбирают версию попроще, а тут сразу есть простое объяснение всему. Никакого тайного сговора, элементарное убийство. Такие ножи где угодно можно купить.
— У меня же алиби, есть свидетель.
— Кто, я? Брось. Ты был его соседом по комнате, он трахал девку, которую ты любил, за это ты прикончил его своим же собственным ножом. Как минимум в тюрягу загремишь. Думаю, у тебя не наберется пяти штук баксов в залог?
— Нет.
— Алекс, поверь: дело — труба.
Я кивнул, не имея сил спорить, уже не в состоянии решить, что правильно, что нет. Вместо этого я пошел к Пату, разделся, намылился, смыл все под душем. Прислонившись к стене, зарыдал. Потом нашел один из халатов Пата, облачился в него, спустился в холл. Вошел к себе. Никого. Запах крови, отвратительный, всепроникающий.
Я спустился вниз. Постучался к эфиопам.
Открыто. Я вошел. Столпотворение. Вся семья на ушах. Пат разговаривает с мистером Улеява, сыновья тут же, все в ужасе, Саймон переводит слова Пата. Эрия, завернутая в одеяло, свернулась калачиком на диване. Волосы мокрые. Приняла ванну или душ. Страх страхом, но она умница, смыла с себя всю кровь.
Рядом с ней стояло ведро, видно, совсем недавно ее тошнило. Ее мать и бабушка гладили ее волосы, а она дрожала и плакала.
Увидев меня, она открыла рот.
— Эрия, — обратился я к ней.
— Проваливай отсюда, Александр, — возник Пат. — Я сам тут со всем разберусь.
Я подошел к Эрии. Она зарылась глубже в диванные подушки, на мгновение испугавшись меня. Бабушка попыталась мне помешать, не давая прикоснуться к внучке. Я упал на колени перед диваном. От нее все еще пахло кровью. Или это мне так показалось.
Я коснулся ее волос:
— Ужасно, просто ужасно.
Она всхлипывала. Я дал ей выплакаться. Разговор в комнате прекратился.
— Эрия, мне очень жаль, очень…
— Алекс, не надо, — сказал Пат, предостерегая меня от дальнейших слов.
Эрия протянула ко мне руки, я прильнул к ней, обнял. Нет, никакой крови. Она пахла шампунем и чистой кожей — вымылась основательно. На минуту мы замерли в объятиях друг друга. Ее мокрые волосы падали мне на спину. Пат снова заговорил с Саймоном приглушенным голосом, а тот стал переводить его слова отцу на певучий эфиопский.
— Эрия, послушай меня, ты что-нибудь видела? — спросил я. — Ты видела, кто это сделал?
Эрия помотала головой.
— Расскажи мне, как все было, — попросил я.
Мать дала ей выпить что-то из матового стакана. Эрия проглотила. Посмотрела на меня и попыталась улыбнуться:
— Мы с Джоном были в постели.
— Я знаю, — сказал я. — И что произошло?
— Мы спали, точнее, засыпали.
— И потом?
— Потом в дверь постучали. Джон подумал, что это ты, и сказал: «Этот дурень опять посеял ключи».
Я улыбнулся.
— А что было потом, Эрия? — мягко спросил я.
Она схватила меня за руку и сильно сжала. Так сильно, что я почувствовал боль.
— Джон встал, вышел из спальни и прикрыл за собой дверь. Пошел в прихожую и все не возвращался. Сначала я ничего не слышала. Было непонятно, что его задержало. Я думала, он с тобой говорит. Подождала минут пять. В комнате работал вентилятор, поэтому я ничего не слышала, но потом… услышала. — Она залилась слезами.
Подошел Пат, тронул меня за плечо:
— Александр, ты делаешь только хуже, я пытаюсь тут все уладить, ты мешаешь. Иди-ка лучше наверх, ты мокрый весь, — сказал он тихо, с пониманием.
— Минуту, Пат, еще одну минуту, — умоляюще попросил я.
Пат посмотрел на меня со значением. Он не хотел, чтобы я наговорил лишнего. Он-то выстраивал перед Саймоном свою картину, а я мог нарушить его построения.
— Я уйду через минуту, Пат.
Пат вернулся к Саймону и опять заговорил с ним, настойчиво втолковывая что-то, рассказывая, как было дело, и давая указания, что следует предпринять.
— Эрия, ну говори, пожалуйста.
— Джон был у двери спальни, прополз через весь коридор, он истекал кровью. Я помогла ему, втащила в комнату. Я была так напугана! Знаю, мне следовало вызвать «скорую». Джон умирал. Я так напугалась…
— Ты молодец, Эрия, они все равно не спасли бы ему жизнь, доктора не смогли бы ему помочь. Он потерял слишком много крови, никто из нас уже ничем не мог ему помочь.
— Нет-нет-нет, неправда! Это я виновата, мне надо было позвонить, у Патрика есть телефон, но я была так испугана, боже, это моя вина, моя…
— Да нет же, перестань.
Эрия начала скрести ногтями мою руку, потом неожиданно перестала и вцепилась себе в лицо. Она завопила. Мать и бабушка Эрии попытались успокоить ее, корчащуюся на диване, стали приводить ее в чувство. Пат схватил меня за руку, приподнял.
— Александр, ты что, не понимаешь, что делаешь всем только хуже? Иди наверх, господи, ты только посмотри, у тебя кровь в волосах, я же сказал — дважды принять душ. Пошел, сейчас же.
Эрия все еще всхлипывала, мне хотелось прижать ее к себе и сказать, что все обойдется. Что это моя вина, а не ее. Моя. Моя глупость, которая привела к тому, что Джон погиб. Мое безрассудство. Но чем я мог ей помочь?
Пат вытолкал меня из квартиры:
— Слушай меня, Александр, я, конечно, болен, но, если меня вынудить, я протащу тебя через все пять лестничных пролетов, так что лучше проваливай отсюда. — Он был в бешенстве.
Я поднялся и по совету Пата еще раз сходил в душ. Горячая вода кончилась. Я наслаждался болью, которую вызывали струи ледяной воды. Пата не было. Я надел его джинсы и футболку. Теперь они были велики и Пату, и мне. Вышел в холл посмотреть, что там творится.
Пат, двое братьев Эрии и ее отец выносили тело Джона, завернутое в простыни, вон из квартиры.
— Алекс, иди отсюда! — прикрикнул на меня Пат.
— Вы что делаете, Пат? — Я был в панике, мне было страшно за беднягу Джона.
— Алекс, предоставь это нам, отвали.
— Нет, Пат, что происходит? Полиция… — начал было я без особой уверенности.
— Давайте дальше сами, ребята, — сказал Пат. Он взял меня под руку и отвел к себе.
— Слушай, Алекс, — прошептал Пат. — Я сказал им, что Джона убил грабитель, ясно? Обколотый нарик, которому было нужно бабло, понял? Пригрозил, что Эрии придется давать показания в полиции, что ее арестуют, а следом и их всех, а потом дружно вышлют из страны. Что им придется нам помочь, если они не хотят вернуться в свою гребаную Эфиопию.
— Что ты творишь, Пат, ты рехнулся? Что будет с Джоном?
— Мы отнесем Джона в огромный контейнер-молотильню для мусора у здания на Четырнадцатой, которое перестраивают. Кинем его туда, укроем мусорными пакетами, всяким хламом. Контейнер освобождают каждую пятницу, вывозят на свалку в Авроре. В любом случае его никогда не найдут.
— Черт побери, должен же быть какой-то другой способ!
— Нет другого способа, Алекс. В полицию нельзя. Тебя допросят, арестуют, обещаю тебе, я знаю эту систему. Допросят Эрию, тоже арестуют, депортируют вместе со всей семьей, тебя посадят за убийство, меня выселят. Выход один.
— Не знаю, Пат…
— Ты джина выпил?
— Нет.
— Иди и выпей, ну, иди!
Я отыскал бутылку джина «Бомбей сапфир», налил себе полстакана. Пат ушел. Я налил себе еще, борясь с желанием подождать, когда усвоится героин, но в итоге плюнул на это.
Когда я вышел из квартиры, эфиопы уже были в коридоре и пытались спустить Джона по лестнице. Он был замотан простынями и одеялами, как мумия. Кровь не просачивалась сквозь толстый кокон, что неудивительно, учитывая, сколько крови он потерял в спальне.
— Джон, прости меня, ради бога, — неожиданно для себя самого взмолился я.
— Алекс, если хочешь помочь нам, возьми себя в руки, — посоветовал Пат.
Я вышел в холл. Из всей семьи Саймон единственный говорил по-английски. Его отец что-то мне сказал, Саймон перевел.
— Плохи дела, — сказал он таким тоном, словно речь шла о ценах в магазине или о войне где-нибудь на другом конце планеты.
— Да уж.
— Прямо как с женой О. Джея Симпсона.
Я посмотрел на него. Сжал кулаки. Пат положил руку мне на плечо.
Два взрослых сына эфиопского семейства тупо смотрели на меня. Может, думали, что это я убийца или Эрия убила его во время ссоры…
— Алекс, если хочешь помочь, зайди спереди, с моей стороны, а я буду направлять. — Я встал на место Пата. Джон был плотно замотан, но я ощущал его ноги сквозь все покрывала.
Мы прошли пять лестничных пролетов. Нас было четверо. На удивление просто. Слишком просто, обыденно. Боли я уже не чувствовал. Внизу остановились.
— Пойду проверю, что там на улице, — сказал Пат.
И вышел на Колфакс.
— Нам надо в темпе обойти здание. На все про все у нас тридцать секунд, — предупредил он по возвращении.
Я понятия не имел, сколько времени, но одно было ясно: патрульных машин быть не должно. Копы редко сюда заезжали, особенно ночью. Но таксисты или водители автобусов могли обратиться к властям.
— Никого, — сказал Пат.
Мы вынесли Джона на улицу и потащили его за здание, где находился контейнер, о котором говорил Пат. Когда по Колфаксу проехала машина, мы замерли, но она не остановилась. Саймон что-то пробормотал своему брату. Надеюсь, они не собираются бросить нас тут одних.
Мы опустили Джона в контейнер, Пат сказал Саймону, чтобы тот помог своему брату залезть внутрь и прикрыть тело Джона всяким мусором. Мэтью, старший, залез внутрь, и за несколько минут они забросали тело Джона мешками для мусора, досками и всяким строительным хламом. Мы стояли, виновато опустив головы. Мэтью вылез обратно, поднял вверх большие пальцы обеих рук.
Мы вернулись к нашему дому.
— Мне нужно увидеть Эрию, — сказал я.
— Утром, — ответил Пат.
— Мне надо поговорить с ней сейчас, — настаивал я. — Понимаю, это жестоко, но я хочу поговорить с ней. По горячим следам.
— Утром, — повторил Пат.
Он уперся как осел. Безработный, никем не любимый, брошенный друзьями и насмерть больной СПИДом, в этот момент он соображал лучше и был покрепче меня.
Я уступил его здравому смыслу:
— Ладно.
Мы поднялись на пятый этаж. Эфиопы вошли ко мне.
— Я сказал мистеру Улеяве, чтобы они вытерли всю кровь в комнате, сколько бы это ни заняло времени, — не для того, чтобы ты там остался, там вообще никто жить не будет. Просто так, для спокойствия, — сказал Пат.
— А почему я не могу остаться?
— Они же знают, где ты живешь, жопа с ушами. Этой ночью переночуешь в моей комнате, а утром сразу уедешь — у меня есть местечко в Форт-Моргане, одна комната, в ней полно моего старого барахла, но там будет понадежнее. Посажу тебя на самый ранний автобус.
— Пойду поблагодарю эфиопов.
— Не надо много говорить, они думают, что мы это делаем ради Эрии, покрываем ее и все их семейство, так что не стоит разуверять их, мы же не хотим, чтобы они проболтались?
Мы пошли к Пату. Он налил мне большой стакан виски, но я не стал пить.
— Она все ему рассказала, Пат, — обратился я к нему, — у нее не было никаких сомнений, я где-то прокололся. Господи, да наверняка! Для совпадения это уж слишком. Не знаю, что я ей сказал. Но что-то такое, чем умудрился все запороть. Это я убил Джона.
Пат приложил палец к моим губам и указал на свою кровать. Сопротивляться не было никаких сил. Я подогрел немного героина, укололся, заполз в его кровать и стал смотреть в окно на небо над парком. Так и пролежал всю ночь, пока темнота потихоньку не улетучилась, звезды не исчезли и мерзкое серое утро не растянуло через все небо свое покрывало…
Автобус на Форт-Морган отправлялся в десять. Было уже девять тридцать, но мне нужно было встретиться с Эрией перед отъездом. Пат был против.
— Времени нет, — сердился он, помогая мне с рюкзаком.
Спускаюсь. Стучусь. Мать выводит ее на порог. Проревела всю ночь. Выглядит хуже некуда. В местах, где была кровь, кожа стерта — так отмывала.
— Эрия, послушай, я должен сказать тебе, что ты ни в чем не виновата. Ты ничего не могла сделать, понимаешь? — сказал я.
Эрия не ответила. Только уставилась на меня. Открыла было рот, но потом закрыла. Да я и без слов все понял: она не поверила выдумкам Пата насчет грабителя. За ночь она перестала корить себя. Она вернула вину туда, куда следовало. На мои плечи. Ее глаза будто проникали в суть вещей. С минуту она смотрела на меня, потом молча закрыла дверь. А я остался стоять, кругом виноватый. Чувствуя тяжесть, от которой вряд ли смогу когда-нибудь избавиться.
Как бы то ни было, мне надо было уходить.
Автобусная станция. Я огляделся в поисках копов. Никого.
Автобус.
Денвер остался за спиной со всем этим фарсом, ужасом и трагедией; переросшие подсолнухи на поле, иссушенная прерия, Саут-Платт. Я заснул.
— Форт-Морган, Колорадо, — объявил водитель.
Я вышел.
Трасса I-76, река, сахарный завод, безработица — вот отличительные черты Форт-Моргана. До Денвера слишком далеко, до быстро растущего комплекса мотелей и торговых развалов у обочин шоссе рукой подать. Делать здесь было абсолютно нечего. Ни гор, никаких других природных красот. Аптеки, столовые, несколько баров мрачного вида для престарелых фермеров.
Квартира, принадлежавшая Пату, находилась в старом здании красного кирпича рядом с кладбищем. Одна комната. Грязное окно, раковина, плита, матрац на полу, повсюду богатые залежи всякого дерьма, которое Пат натырил за время службы в пожарной части. Тут было все: костюм пожарника, аптечка, два огнетушителя, шесть пар огнеупорных перчаток, противогаз, дымовые шашки, крем от ожогов, сапоги и жемчужина всей коллекции — кевларовый бронежилет, какие используют пожарные во время уличных беспорядков. Всякие удобные прибамбасы на нем, кто понимает, конечно.
В этой тесной конуре в Форт-Моргане я мариновался около недели. Каждый день сто градусов, сухой ветер с бескрайних равнин, пыль со стороны Мексики, если ветер южный, и из Канады — если северный.
Не знаю, чем я тогда занимался. Ждал. Смотрел, как утекает время. Понятно, что в Ирландию возвращаться было нельзя. Но я просто мог исчезнуть и больше никогда не иметь никаких дел ни с Чарльзом, ни с Амбер. Непонятно только, почему они так хотели убить меня, ведь у меня не было никаких доказательств их вины. Я не собирался идти в полицию со своими ничтожными подозрениями и косвенными догадками, меня же высмеют в любом участке. Что было у него на уме? Думал ли Чарльз, что я знаю больше, чем знал на самом деле? Но если так, ясное дело, я бы не стал тут попусту ошиваться, а пошел бы прямиком в полицию. За мной ничего не было. Зачем меня убивать? Никакого смысла. Хотя трудно понять, что на уме у психопата. Несмотря ни на что, я мог исчезнуть. Уверен, он решил, что я мертв, ведь удар пришелся в самое сердце. В газетах не было никаких сообщений, но это ничего не значило. Боже мой, надо было залечь на самое дно. Умер так умер. Останься я в тени, они бы про меня и не вспомнили.
У Пата в комнате было три книги: научно-фантастический роман Филиппа Дика «Человек в высоком замке», «Травмы дыхательных путей: отравления дымом и ожоги» и «И Цзин» — китайская Книга перемен. Я прочитал первые две, третью раскрыл наугад, выпала сорок вторая гексаграмма, наверху девятка. Неудача: «Ничто не приумножит это, а пожалуй, разобьет это».
Я не находил себе места.
Что я такого сказал Амбер, что выдало меня с головой? Что я такого сделал? Доказательств-то у меня все равно нет. И что, по их мнению, я мог затевать? Хотел их шантажировать? Они могли так решить потому, что я до сих пор ничего никому не сказал. Значит, я тянул время, вел себя как новоявленный Алан Хоутон.
Телефон в квартирке, как ни странно, работал. Я решил позвонить Пату — он был моим единственным наперсником. Он принял в этом деле больше участия, чем бедный Джон. К тому же мозги у него были поживее. Пат слышал о Малхолландах. Он даже заинтересовался, особенно убийством Маргарет Прествик.
Когда я поведал ему свою историю в ту страшную ночь, Пат сообразил следующее: Чарльз просто запаниковал. Амбер сказала ему, что я знаю о Виктории и что я не тот, за кого себя выдаю. Он забеспокоился. Для него не имело значения, достаточно ли у меня доказательств, чтобы обратиться в полицию. Его волновало другое: заявление об отставке члена конгресса было уже не за горами, а я мог начать мутить воду. Меня необходимо было остановить…
Логика безумца, однако я готов был согласиться с Патом: исключить такой вариант нельзя.
На самом-то деле я бы действовал вовсе не так, как представлялось Чарльзу. Я бы держал язык за зубами. Медленно разведывал бы ситуацию и, если бы всплыло что-то существенное, действительно доказуемое, тогда бы сплавил все это копам, безвозмездно передал бы дело в их руки. Чарльз начал чудить. Решил, что меня надо прикончить. Устал, разнервничался и решился.
Колфакс. Выломанная к чертям дверь в подъезд. Пять этажей. Джон с ножом в сердце. Чарльз, дурачина, хоть бы ты днем передохнул! Поспал бы. Тогда бы ты пришел в чувство и понял: нет смысла убивать меня. И уж тем более Джона!.. У меня не было фактов, не было весомых улик. Если б были, ты бы уже давно сидел в наручниках. Ты и твоя чертова кукла.
Неделя. Долгая неделя. Героин заканчивался. В этом скотском городе разжиться им было негде. Тут-то я хорошенько призадумался и принял решение позвонить Пату.
Я рассказал ему о своих планах.
Голос Пата был голосом разума. Все, что я наметил, расписал буквально по дням, он раскритиковал и велел мне забыть и не вспоминать об этом.
Но я не мог забыть. Я должен был встретиться с Чарльзом — это был единственный выход. Должен. Почему? Что я сделаю, когда мы увидимся? Я и сам не знал. Но я должен был довести начатое до конца. Должен был увидеть этого ублюдка. Просто обязан. Во что бы то ни стало. Кровь из носу.
Пат пришел в ярость, буквально вскипел от злости.
Он велел мне на выходных подумать обо всем, пока я не наломал дров. Пат был мудрым человеком, не считаться с его мнением было бы оплошностью, я все еще раз взвесил, но уже знал, что решение принято.
О чем я и сообщил ему.
Пат вновь принялся меня отговаривать, хотя уже понимал, что это бесполезно. Наконец он сдался и решил, что должен помочь, чтобы меня так просто не укокошили, как Джона.
— Сиди смирно, — предупредил Пат, — я приеду следующим автобусом.
Я встретил Пата на остановке. Поездка плохо на нем сказалась, он был бледен, вид имел смертельно уставшего человека. Я разогрел банку грибного крем-супа «Кэмпбел». Он немного поел. Потом раскрыл свою сумку. Вынул оттуда бутылку джина и автоматический кольт сорок пятого калибра.
— Это тебе, — сказал он, протягивая мне пистолет, — отцовский. Военного образца. Он был лейтенантом во время Второй мировой. Я проверил, пострелял на полигоне. Работает. С пятидесяти футов и ближе. Мозги вышибет только так.
— Спасибо. — Мне сразу стало легче, в моем распоряжении были пистолет и кевларовый жилет. Так спокойнее.
Мы устроились у окна с видом на кладбище и реку и начали обсуждать мою затею.
— С чего ты взял, что Чарльз явится один? — спросил Пат, наливая джин в кофейную чашку.
— А у него не будет другого выхода. Он сочтет, что я собираюсь шантажировать его. Он никого не приведет, ему свидетели не нужны, — ответил я уверенно.
— Возьмешь пистолет и наденешь жилет.
— Хорошо.
Колорадо в полдень — голые выжженные равнины. Голубое небо. Вместе мы дошли до телефона-автомата возле аптеки «Уолгрин». Пат сопровождал меня со скоростью улитки, но всю дорогу настойчиво пытался отговорить, пуская в ход последние силы и аргументы. Я набрал номер. Включился автоответчик. Я зачитал по бумажке:
«Предлагаю встретиться. Ты не убил меня. Я жив. Ты обломался. Сам знаешь, кто это звонит. Встретимся на моей территории. Без посторонних. Завтра в полночь, на кладбище Форт-Моргана, под навесом в центре кладбища. Один на один. Если не придешь, повторять свое предложение не буду».
И повесил трубку.
Наступил следующий день. Гроза разразилась около десяти часов. Гром и молнии сотрясали здание. Пошел град, и градины были величиной с мяч для гольфа.
— Мерзость, — глядя в окно, сказал я, просто чтобы что-то сказать.
— Да уж, — согласился Пат. — По радио передали, что будет холодный дождь с градом. Что за погода для июля? Хотя дождь нам совсем не помешает. Хорошо бы он зарядил месяцев на шесть.
— Ты прав, все лучше, чем жара.
— Нет, ты только посмотри! Из окна ни черта не видно! Даже где кладбище не разобрать. Твой план — дерьмо. Я так и знал. Я же тебе говорил! А ты настаивал, — сурово произнес Пат.
— Со мной все будет в порядке.
Пат выругался и пошел варить кофе. Мы смотрели на часы. Скоро полночь.
— Ладно, мне пора идти.
— Можно я скажу тебе только одну вещь? — спросил Пат.
— Ну.
— Эта встреча ничего не даст, — сказал Пат, в его слезящихся глазах застыла тоска.
— Пат, я хочу достать этого козла, он убил моего лучшего друга, я должен, я вынужден довести это дело до конца.
— Ничего ты не должен, Алекс, — умоляющим голосом произнес Пат.
— Должен.
— Чего, по-твоему, ты сможешь добиться?
Я на мгновение задумался. Чего я, собственно, хотел? Хотел сделать что-то Чарльзу наперекор, наорать на него, вынудить во всем признаться; я хотел, чтобы он пошел сдаваться в полицию, хотел привести его туда, увидеть его рожу, хотел его смерти… Много всего.
Я надел свитер, бронежилет, куртку и шерстяную шапку от дождя.
— Ты уверен, что он придет один? — спросил Пат.
— Уверен. Никого вовлекать нельзя. Вот увидишь, — успокоил его я.
— Будь осторожен.
— Постараюсь.
Я вышел из квартиры, спустился вниз. Перешел улицу и направился к главному входу на кладбище. Вошел на территорию. Я собирался обойти кладбищенскую стену со стороны реки. В этом месте набережная заросла деревьями, мне оттуда все будет хорошо видно, меня же рассмотреть невозможно. Чарльз об этом не догадается, в Форт-Моргане он вряд ли ориентируется. Он объявится, подойдет к укрытию в центре кладбища, будет ждать меня, а я уже буду за ним следить.
Я медленно и осторожно продвигался вдоль стены. Град сменился ледяным дождем. Кругом черным-черно. В десяти футах уже ничего нельзя разглядеть. Я остановился среди деревьев футах в пятидесяти от укрытия.
Полночь. Медленно проползли еще несколько минут.
И тут появилась невысокая фигура в белом плаще. Не Чарльз. Кто это? Амбер? Этот скот снарядил тебя выполнять всю грязную работу? Все дерьмо за ним вывозить?
Я наблюдал за ней. Выжидал. Она подошла ближе.
Амбер. Неужели это правда ты? Я все стоял за деревьями. Вроде бы она. Я улыбнулся. Подкрался поближе, прошел немного вдоль берега, пока не оказался всего в двадцати футах, скрытый пологом леса и ночи.
— Амбер, — наконец позвал я.
Она не слышала. Прислонилась к согнутой опоре, игравшей роль коновязи.
— Амбер! — окликнул я уже громче.
Она обернулась, пробежала глазами по могилам и уставилась в гущу деревьев, глядя в мою сторону, однако не видя меня. Капюшон плаща был накинут на голову, но определенно это была она. Ни у кого больше не могло быть такой осанки. Даже в плаще она выглядела сексуально. Основное оружие из ее арсенала. И пока я стоял, глядя на нее, думая об этом, пожирая ее глазами, меня осенило, в чем был мой прокол. Какой же я наивный! Наивный мальчик из Ирландии. Из глубинки.
— Алекс? — прозвучал ее голос.
Это действительно она!
— Амбер, я понял, на чем спалился.
— Выходи оттуда, иди сюда, поговорим как цивилизованные люди. — Она говорила уверенно, даже повелительно.
— Та фраза, шутка. Правда же?
Молчание.
— Насчет Камасутры, двадцать первой позы. Черт побери! Ты же так и остолбенела, когда я это сказал. И ты рассказала Чарльзу. И он пришел убить меня.
— Вылезай оттуда и поговорим, глядя друг другу в глаза, — сказала она с ледяным спокойствием. Это мне нравилось в ней.
— Камасутра, номер двадцать один. Эти слова сказала мне однажды Виктория. Виктория Патавасти. В шутку, ради забавы. Чтобы я расслабился. Шутка с намеком на нее саму. Потому что она из Индии. Но она повторила эту шутку тебе, так? Ты же спала с ней, верно? Трахала ее, чтобы она выдала тебе пароль. Или информацию. Я прав, скажи мне, Амбер, я прав?
— Подойди сюда. Я еле тебя слышу, — проговорила она тихо и спокойно. Конечно, она ничего не подтвердит и не опровергнет. Это я понимал.
— Ты все повторяла: «Каррикфергус». Это слово было паролем? Может, да, а может, и нет. Теперь это уже не имеет значения. Каким-то образом ты его узнала. Совратила ее, завоевала ее доверие. Ты, Чарльзова шлюха, вытянула у нее не только пароль! Ты еще должна была выяснить, можно ли подкупить Викторию.
— Похоже, ты пьян, Александр, я не знаю, о чем ты говоришь. Или у тебя в голове помутилось, ты бредишь? Иди сюда, я помогу тебе.
Я едва сдерживал ярость:
— Нет уж, стой там и слушай, мать твою!
— Да я понять не могу, о чем ты… Мне жаль, но ты не в своем уме. — Она произнесла это мягко, покровительственным тоном, как социальный работник или сестра-сиделка в сумасшедшем доме.
— Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь. Алан Хоутон — помеха номер один. Виктория Патавасти — второй номер. Ты совратила ее, она колебалась, но ты же так красива, черт бы тебя побрал! Ты отымела ее. Вероятно, при помощи той штуки, которая лежит у тебя в шкафу.
— Это омерзительно! Ты и впрямь надрался или обкололся. Ради бога, Алекс, поверь мне, я не понимаю, о чем ты!
— Врешь! Ты с ней трахалась. Чарльз тебе приказал. А она, скорее всего, никогда не делала этого с женщиной, нервничала, вот и пошутила. Повторила свою шутку, будь она неладна. Она сверху, ты под ней. «Это двадцать первая поза из Камасутры», — сказала она. Я идиот. Ты же сразу об этом вспомнила.
— О боже! Я просто теряюсь. Ты несешь ахинею, — сказала Амбер уже с некоторым раздражением.
— Когда я ляпнул про Камасутру, ты поняла, что я знал Викторию, что я спал с ней, что я пришел отомстить за нее, вывести тебя на чистую воду.
Она молчала, не двигаясь с места, и просто смотрела на меня. Меня это дико бесило.
— Скажи, что я не прав, ты, сука, ну скажи! — заорал я.
Она не проронила ни звука. Грустно покачала головой. Улыбнулась. Это было последней каплей.
Я выбрался из зарослей. Пошел вдоль берега в ее сторону. Вынул пистолет, зарядил его. Она что-то уронила, давая сигнал. Затем рванула с места, прикрыв голову руками.
Сразу же грянули выстрелы — меня словно ударило в грудь и в плечо.
Я упал, стал хватать ртом воздух. Руки в крови. Пули вырывались из тьмы и глухо впечатывались в дерево в полуметре слева от меня. Остальные под разными углами просвистывали мимо. По-прежнему лил дождь. Хлестал с такой силой, что коже было больно. Моя шапка пропала. Амбер исчезла, как не было. Ошеломленный, я пробовал искать пути к отступлению, но воздух кругом был черен и плотен, как уголь.
Я заставил себя подняться — отличная мишень, не промахнешься. Бросился к могилам, примостился за надгробной плитой. Попытался восстановить дыхание. Со стороны деревьев послышались крики. Снова выстрелы. Теперь из дробовика. Господи! Значит, это уже третий — кто-то сзади отрезал мне путь к выходу.
Они все продумали. Кругом обошли меня, шах и мат. Они предвидели, что я появлюсь раньше, прячась за деревьями вдоль стены, потому и подослали двоих наемников к укрытию рядом с тем местом, где стояла Амбер. Третий поджидал среди деревьев позади меня, чтобы я не смог выбраться с кладбища. Я лишился всех преимуществ, на которые рассчитывал: не сработал ни эффект неожиданности, ни то, что я находился на некотором возвышении.
Палят из автоматов М-16. Следы трассирующих пуль в черноте неба. Жадные обоймы снарядов выискивают, где я спрятался. Кладбище вдали от уличных огней, Форт-Морган окутан низкими облаками. Гром. Ливень. Ни звезд. Ни машин. Ни надежды на помощь.
Меня засекли. Наемник выстрелил, я увидел вспышку белого света. Упал на землю и прикусил язык. Скатился в сторону. На этот раз пуля угодила в левое колено. Я дотронулся: колено в крови. Стреляли из дробовика. Только бы не повредили коленную чашечку! Кровь, много крови. Я вскрикнул, из глаз брызнули слезы. Стал отползать в сторону. Жалкое зрелище! Я проиграл. А еще гордился своей смекалкой, взялся отомстить за себя и Викторию! Господи! Глаза закрылись сами собой. Амбер оказалась умнее меня. Гораздо умнее! Я был окружен. Вот до чего довели меня самоуверенность и высокомерие. Я с трудом разлепил веки и заполз за толстую колонну, увенчанную статуей ангела. Мои убийцы тоже перемещались, занимая более выгодные позиции. Надо уносить ноги. Я начал передвигаться к набережной, держась за памятниками, надгробиями и кельтскими крестами.
В голове было пусто, дышал я из последних сил. Выхода нет.
Надо было послушаться Пата.
Впрочем, все было обречено с самого начала. С того самого дня, когда я приземлился в Америке. В конце концов я получил по заслугам. Наказанием за недооценку противника будет смерть. Я сделал глубокий вдох.
— Мы его потеряли! — заорал один из стрелявших.
— Нет, он где-то там, — ответил другой.
— Я проверю.
Ловушка, но я постараюсь выкарабкаться. Сделаю все возможное. Я поднялся, меня шатало. Никаких шансов. Попытался двинуться с места, еле волоча ноги. Где-то впереди меня, невидимые в кромешной тьме, есть ступени, ведущие к заднему выходу из кладбищенской ограды, запертые ворота, проволочная изгородь. Чтобы попасть к выходу, надо миновать несколько аллей, покрытых щебнем и выровненных. В обычный день я бы пробежал по ним за полминуты. Теперь же, ночью, при таком шквале, с поврежденными плечом и ногой, под прицелом у трех стрелков, находившихся не так уж далеко от меня, путь на свободу оборачивался целой эпопеей. Три человека, один с дробовиком, остальные вооружены автоматическими винтовками.
Я сделал шага три, поскользнулся и упал. Свалился с холма в грязь. Ударился головой о жестяной мусорный бак. Мерзкая боль, сильный порез над ухом. Выстрелы из дробовика пропороли воздух слева от меня.
— Вот он! — заорал кто-то.
Я уполз за деревья. Мне не было видно преследователей, но они меня каким-то образом видели. Может, у них были приборы ночного видения. Или, что более вероятно, они искали меня вслепую, зная, что мне больше негде укрыться. Я глотнул воздуху, в панике ожидая последнего нападения.
Дождь как лезвие ножа. Кожа головы пылала. Колено ныло, в груди булькало, ветер сбивал с ног. Я подавился собственной рвотой. Меня ломало.
Тут я заметил сарай, где хранились газонокосилки. Заполз за него. На пару секунд в безопасности. Сделал глубокий вдох, постарался успокоиться. Итак, что мы имеем? У меня пистолет. Дождь стеной, почти ничего не видно. Им придется подойти поближе, чтобы нанести последний удар.
Я осмотрел свои ранения. Ломило плечо, но жилет спас меня.
Пуля, попавшая в плечо, отрикошетила от кевлара. Ничего серьезного. Кровь еще текла, но крупные сосуды задеты не были, боль адская — хороший признак. Дробина, попавшая в ногу, меня не убьет. Потрогал ранку через джинсы. Крови много, но пошевелить пальцами я вполне мог. Значит, сухожилия и нервы в норме. Пули градом, а я отделался какой-то царапиной.
Снова выстрелы, крики: «Куда он делся? Где фонарь? У кого этот долбаный фонарь?»
Голоса только мужские. Амбер, конечно, давно уехала. Уже наверняка в городе. Я вынул пистолет. На секунду словно бы отключился. Где я нахожусь? Посередине кладбища. Вооруженные люди сверху и в стороне от меня. Три вершины треугольника, и я в центре. Молодцы. Пат был прав. Я идиот, юнец, связавшийся с профессионалами. Это же глупо, Амбер, к чему тебе еще трое потенциальных шантажистов? Черт побери, да какая разница! Гори оно огнем! Выбираться надо. Только бы доковылять до дальней ограды в левой части кладбища. Около пятидесяти ярдов. Смогу? Придется ползти. Ладно. Плевать на боль. Вперед.
Весь в грязи, я пополз мимо могил, осторожно перемещаясь по земле, пытаясь избавиться от рвоты, попавшей в ноздри.
Вдруг кто-то победно закричал:
— Вон он!
На меня направили ослепительный луч света. Тысяча свечей, не меньше.
И тут я понял, что если не рвану с места, то я труп.
Со стороны деревьев грянула автоматная очередь. Я напрягся, поднялся и побежал к ограде, несмотря на боль в колене. Из-за дождя ничего не было видно, даже земли, хоть какой-то опоры.
Я поскользнулся и упал между колоннами и массивным надгробием. Пули попадали в мрамор, летели искры. Я побежал дальше, к забору, лавируя между могилами, укрываясь за гранитными надгробиями. Выстрелы над головой. И тут передо мной возникает человек. Я пру прямиком на него. Стоит ко мне спиной, здоровый темный силуэт в ночи под дождем.
Автоматная очередь пропахала грязь впереди меня, ударила в гранит, следы трассирующих пуль повсюду, как фейерверк.
— Фрэнк, прекрати палить, ты заденешь Манни! Фрэнк, хватит! — послышался крик.
Я приближался.
— Господи, Фрэнк, ты что, оглох? Прекрати огонь!
М-16 резко замолчал.
— Манни, Манни, он у тебя за спиной, он рядом! — Голос орал отчаянно откуда-то сзади, слева от меня. Снова меня озарил луч света.
— Вот же он, Манни, обернись! — другой голос.
— Где?
— Прямо здесь, вон за тем массивным крестом сзади тебя.
Манни обернулся, когда нас разделяло расстояние футов в пятнадцать. Светловолосый тип с бородой и в плоской кепке. Промок насквозь. Может, не один час прождал здесь. Он поднял было свой дробовик. До того он держал его опущенным, чтобы вода не попала в стволы.
Это-то его и погубило.
Я прицелился, нажал на спуск. Здоровенный кольт Пата издал оглушительный грохот. Из дула показалось пламя. Я его прочистил, но оружие не пускали в ход со времен битвы при Арденнах. Я вскрикнул и, стреляя, побежал в темноту. Пол-обоймы высадил. Я словно с ума сошел, ослепленный вспышками выстрелов своего сорок пятого. Когда в глазах у меня прояснилось, Манни уже лежал на земле.
Желтое пламя выстрелов из М-16 вокруг меня. Куда там фейерверку в честь Дня независимости или в ночь Гая Фокса!
По линиям, которые оставляли трассирующие следы пуль, можно было изучать закон гравитации. Пули исчезали в проволочной изгороди вокруг кладбища, звонко отскакивали от бетонных стен, усвистывали на тысячу футов в воздух.
Я мчался как футбольный форвард. Добежал до изгороди. Предстояло воспользоваться обеими руками, поэтому пистолет я выбросил. Перелез через пятифутовую проволочную сетку, свалился на землю и стал пробираться через автостоянку снаружи кладбища.
Снова выстрелы. М-16 в центре города. Но это же был Форт-Морган, глубоко за полночь, да еще во время ливня. Кругом никого.
Я все бежал. Автостоянка была ярко освещена. Меня было отлично видно, но стрельба велась беспорядочно, пули со звяканьем ударялись в ограждение, стрелявшие толком не целились. Они были возбуждены, торопились.
На смотровой площадке у реки я увидел припаркованный туристский фургон «фольксваген».
Я заорал:
— Помогите! Есть тут кто живой? На помощь!
Подбежал к фургону и стал стучать в окошко. Пули попадали в кузов машины, лопались шины, бились стекла. В меня отскакивали стеклянные и металлические осколки. Одна пуля отскочила от моего жилета, сбив меня с ног.
— Ублюдок! — послышалось сзади.
Я поднялся и обернулся: двое уже перелезали кладбищенскую ограду. Автоматы у них болтались на ремнях через плечо. Здоровые, сволочи. Белые. Тяжеловесные, крепкие. Откуда они взялись? И все это только ради того, чтобы ликвидировать одного шантажиста из Денвера. Значит, Чарльз нанял трех киллеров-профессионалов, чтобы убрать меня?
Я миновал сахарный завод, «Уолгрин», видеомагазин. Все было закрыто. Улицы пустынны.
— Назад, ублюдок! — Теперь они стреляли из пистолетов.
Пуля попала в знак «стоп». Я бежал все медленнее, они приближались.
Теперь оставалось только одно. Единственный выход. Река.
Я пересек безлюдное шоссе I-76. Добежал до конца дорожки и перебрался через защитное ограждение, ведущее к набережной Саут-Платт. Последний раз обернулся. За мной все еще гнались, стреляя на бегу.
Я набрал воздуху и прыгнул.
Окунаюсь в воду. Камнем иду ко дну.
Холод.
Душащий, смертельный холод. Уничтожающий, убийственный. Воздух разрывается в моих легких.
Я хотел вздохнуть, но вместо этого глотнул маслянистой холодной воды, стал погружаться на дно, и меня подхватило течением. Я опускался сквозь толщу ядов и тяжелых химических соединений на замусоренное песчаное дно, ища опоры, крича, уходя все ниже и ниже.
Когда я коснулся дна, меня еще немного проволокло по камням.
Кровь в жилах застыла, глаза раскрылись.
Так вот он каков, конец моей истории…
Встретить смерть в реке Платт. В ее серых тисках, волнах цвета пепла, с ее жесткостью и мертвым течением. Вот эта река. Пистолет, унесенный в сторону Миссисипи, Мексиканского залива, Атлантики. Река. Я все ближе к ее черному, мрачному сердцу. И вот я иду к вам и вижу вас в темноте. Вижу ваши следы, которые вы оставили на пути к Великому Авось. Ты здесь, Виктория? Мама, ты здесь? Холодно, больно. Я улыбаюсь. Все.
Но нет.
Пока еще не все.
Еще успеется.
Не сейчас.
Мои пальцы нащупали ремни бронежилета. Я дернул, ремни ослабли, жилет отвалился в сторону, и я стал подниматься на поверхность. Со всхлипом глотнул воздуха, с минуту плыл в быстром течении, пока не врезался в камень на песчаном берегу. Там я пролежал около получаса.
Встал и пошел, дрожа, не замечая дождя, раненный в плечо и в ногу. Две мили до Форт-Моргана. Пустые улицы, неоновые огни, ни души.
Адреналин в схватке с потерей крови и крайней усталостью.
Четыре этажа до квартиры Пата. Дверь.
— На помощь, — еле успеваю выговорить я. Пат в ужасе оборачивается.
И тут я падаю у его ног и проваливаюсь в другой мир, где вещи действительно что-то значат, где за вину полагается наказание, справедливость торжествует и всех нас ждет спасение.
«Телепромптер» — фирменное название устройства, позволяющего незаметно для аудитории читать на особом экране заготовленный текст речи.