Нина была прекрасна в тот вечер. Роберт подумал, что следовало повести ее в ресторан, а не в кофейню. Небесно-голубой сарафан плавно струился, в нужных местах повторяя изгибы ее тела. Длинные волосы мелкими волнами ниспадали на плечи. Она была стройна и кокетлива, несмотря на то, что ее уже нельзя было назвать юной девушкой. Он встал и отодвинул для нее стул. Никогда раньше Роберт не замечал за собой такой галантности и сейчас не понял, как это произошло. Просто не ухаживать за ней было нельзя.
— Очень рад, что вы согласились на мое предложение, — сказал он.
— Оповестите меня, когда можно будет переходить на «ты».
— Вы очень прямолинейны, да?
— Угадали. Ничего не могу с собой поделать, честность — мое все. — Она провела рукой по невидимой маске, точно так же, как это делал Алекс. Роберт поразился сходству.
— Что вы сейчас сделали?
— О чем вы? — Она не сразу поняла вопрос. — Ах, это. Меня часто об этом спрашивают. Так делал мой отец.
— И что это означало у вашего отца?
— У него была болезнь. Я не знаю, какая. Он всегда так делал, когда играл со мной. Он показывал призраков.
— А вы их видели?
— Слишком много вопросов, Роберт. Для первого раза достаточно.
— Ладно. Хотите, я расскажу о себе?
— Конечно.
— Я вырос в семье дантистов в городе В., мой отец умер два года назад, а после него заболела мама.
— Сожалею.
— Я закончил полицейскую академию, а до этого учился в Восточном университете на кафедре психоанализа.
— Так вы много знаете о человеческой психике?
— Много не знаю, я, скорее, интуитивно чувствую. Я не окончил университет.
— Почему?
— Слишком много вопросов, — усмехнулся он, — давайте вернемся к вам.
Они заказали кофе, Нина взяла пирожное и долго ковыряла в нем вилкой, пока говорила. Она практически размозжила его по тарелке.
— Я работаю старшим научным сотрудником в «Элайн Фарма». Всю мою работу можно свести к секвенированию генома человека.
— К чему?
— Это довольно сложно объяснить.
— Попробуйте.
— Представьте, что у вас есть двадцать тысяч экземпляров «Войны и мира».
— Допустим, представил.
— Вы их пропускаете через шредер, а потом хорошенько перемешиваете. Потом наугад вытаскиваете из этого вороха небольшую кучку разрезанных бумажек и пытаетесь собрать из них исходный роман.
— Так.
— А еще у вас есть рукопись «Войны и мира». Допустим, вам сам Толстой ее подарил. Текст, который вы соберете из этой кучки полосок, нужно будет сравнить с этой рукописью, чтобы отловить опечатки (а они-то там точно есть). Вот так же читают ДНК.
— Простите, я не очень улавливаю суть.
— ДНК выделяют из клеточных ядер и делят на кусочки по триста-пятьсот пар нуклеотидов (ведь все нуклеотиды связаны попарно). Молекулы ДНК дробят, потому что ни одна современная машина не может прочитать геном от начала до конца. Последовательность слишком длинная. И по мере прочтения накапливаются ошибки. Так вот, чтобы восстановить «Войну и мир» после шредера, нужно прочитать и разложить в правильном порядке все кусочки романа. То есть мы читаем эту книгу несколько раз по крошечным фрагментам. То же самое с ДНК: каждый участок мы прочитываем с многократным перекрытием, ведь мы анализируем не одну, а множество ДНК.
— Боже мой, как это все сложно.
— Когда создается новое лекарство, секвенаторы прочитывают ДНК, находят там мутации и создают модель. Модель молекулы, которая как бы накладывается на ДНК и должна покрыть нужную мутацию.
— Вот как. И над каким лекарством вы сейчас работаете?
— Все как всегда, Роберт. Рак — главная проблема человечества. Вы, например, знали, что за последние десять лет частота заболеваемости раком увеличилась на пятьдесят процентов?
— Я догадывался об этом.
— Рак и другие опухоли, которые растут слишком быстро, — наш профиль. Наша компания, как и многие другие, хочет взять первенство в этих исследованиях. И я вам могу сказать, что мы очень близки если не к разгадке, то к универсальному подходу к лечению опухолей.
— Правда? — Роберт был удивлен. — У моей матери рак.
— Я так и подумала. Мне очень жаль, но вам нужно как можно больше времени проводить с ней.
— А вы разве не скоро откроете лекарство?
— Роберт, от начала открытия лекарства до момента его выпуска в массы проходит десять лет. И это в лучшем случае. Если ваша мама не дотянет еще десять лет, то мне кажется, вам лучше проживать жизнь с ней, а не гнаться за панацеей. К тому же мы еще даже не приступали к этапу тестирования.
— Грустная тема. Давайте закроем ее.
— Давайте. — Нина какое-то время молчала. — Погодите, я ведь не передала вам результаты исследования!
Она открыла сумочку, вытащила листок А4 и бутылку в пакете, передала Роберту. Роберт внимательно изучил заключение.
— А что такое диамфотоксин, и почему вы проверяли именно на него?
— Это один из самых страшных ядов. Почему его включили, не знаю, проверяла Кэт. Тут есть и другие яды: рицин, цианид, стрихнин. Она передала мне результаты и просила сообщить вам. Она очень устала и сегодня отдыхает дома.
— Надеюсь, с ней все хорошо.
— Просто переработала.
— Спасибо, в любом случае.
— Не за что.
— Нина, у вас есть кто-нибудь?
— Вы имеете в виду, встречаюсь ли я с кем-то? — Она снова провела рукой у лица.
— Да.
— Нет. Предыдущий мой молодой человек исчез неизвестно куда. Мы почти были женаты, но потом он сбежал. Вероятно, в другой город.
— Мне сложно представить, что кто-то мог бы от вас сбежать. Вы очень симпатичны мне.
— Спасибо. — Она слегка покраснела. — А что с этой бутылкой? Это ваша зацепка?
Роберт не знал, стоит ли говорить ей о деталях, ведь она могла оказаться причастной к убийству. С другой стороны, если в бутылке была обыкновенная вода, то какая теперь разница. Тем более что ему безумно нравилась Нина, а откровенность по отношению к ней могла бы сыграть ему на руку — женщины любят честных мужчин.
— Да, знаете, тут сработало мое чутье.
— В каком смысле?
— Иногда какая-то мысль приходит ко мне внезапно, и она часто оказывается верной.
— Что-то вроде интуиции?
— Что-то вроде.
— И как это было?
— Я вдруг увидел, что коллега, который собирался отпить из бутылки, может пострадать.
— И что, вы сразу подумали, что там яд?
— Нет, я подумал, что неплохо было бы включить всю эту воду в перечень улик. Я заметил, что она из бутылок была открыта, но все еще полная. То есть из нее никто не пил. И уговорил своего начальника снять отпечатки пальцев с еще нескольких бутылок. Так вот, на той самой, открытой, но полной, не было пальцев, кроме моего коллеги. Это показалось мне странным. Потому что на всех остальных были.
— И поэтому вы решили, что там яд?
— Нет, я решил, что это странно, ведь как-то эта бутылка попала на сцену. Ее должен был кто-то принести. А Ник Кейв должен был ее открыть. Но его отпечатков там не было.
— Логично.
— Я несколько разочарован, честно сказать. Я все еще уверен, что с этой бутылью что-то не так.
— Да ладно вам. Я знаю точно, что Кэт не могла ошибиться, она отличный сотрудник. Хотите, я могу хоть сейчас отпить из нее, и вы убедитесь, что там просто вода?
— Лучше не надо.
— Давайте! Будет весело, если я скончаюсь прямо в кафе. — Нина рассмеялась. Роберт недоверчиво ухмыльнулся. Глаза Нины стали такими яркими и веселыми, что он чуть было не отдал ей бутылку.
— Нет, я все-таки воздержусь. Я вам верю, но давайте не будем проверять.
— Как хотите. Так мы все-таки можем перейти на «ты»?
— Я был бы рад.
Оставшийся вечер они провели вместе: взяли еще кофе навынос, вышли на прогулку в парк, а потом Роберт проводил ее до квартиры.
— Спасибо за замечательный вечер.
— И тебе спасибо, — ответила Нина, и наступила неловкая пауза.
За эти несколько часов они как будто бы сблизились, хотя она не собиралась рассказывать ему так много. Она очень сожалела о проведенном времени: Роберт мог воспользоваться ею, чтобы довести расследование до конца. Он потянулся к ней, возможно, за поцелуем, но она отстранилась, а потом по-дружески его обняла. Она не собиралась начинать отношения в первый день знакомства. И вообще, отношения — не для нее, у нее есть Эдди.
— До свидания, — сказала она коротко и отвернулась, чтобы открыть дверь подъезда.
— Нина, мы еще увидимся?
— Я думаю, да.
Она тут же пожалела о своих словах. Сожаление — ее самая частая эмоция. Может, пора было что-то с этим делать?