В воскресенье утром Роберт решил навестить своего брата. Дорога к кладбищу была длинной, и у него было достаточно времени, чтобы обдумать все шаги его плана. Желтый автобус вез его через весь город, где пришлось какое-то время постоять в пробке, затем они выехали в пригородную зону: по правой стороне простирался лес, по левой — синее беспечное море и чайки. Такая обстановка не только располагала к тому, чтобы погрузиться в свои мысли, но и накладывала на них некоторый отпечаток, атмосферность. Роберт называл такой ландшафт эмоциональным пейзажем.
Он вернулся мыслями к тому дню, когда Карл еще был здоров. Старший брат всегда был для него примером для подражания. Мама обычно говорила: «Спроси брата», «Посмотри, как брат делает» или «Учись у своего старшего брата». Когда Роберту было пять лет, он обожал наблюдать за тем, как Карл делал уроки или играл с мальчишками в футбол. Обычно он сидел на скамейке в парке и наблюдал, как Карл, широкоплечий парень, бегает с такими же старшими, как он, по полю и забивает голы. Роберт искренне радовался за него. Но когда он немного повзрослел, вся эта искренняя радость как будто переродилась, и ее место заняла зависть. Из-за этого он часто ссорился с мамой, которая продолжала ставить Карла в пример. В младших классах Роберт учился плохо и делал это специально, чтобы насолить матери и отцу.
Однажды Карл вывел его на серьезный разговор.
— Роберт, ты должен больше стараться в школе.
— А тебе-то что?
— Ты должен быть примером для меня.
— Мне десять лет, я еще не взрослый. Это я должен брать с тебя пример, а не ты с меня.
— Вовсе нет, Роб. Когда-нибудь настанет момент, когда ты будешь главным из нас двоих.
— Почему ты так говоришь?
— Я болею.
— Чем?
— Не могу тебе сказать. Это очень сложно. Я сам еще не до конца понимаю.
— Но ты выглядишь здоровым.
— У меня что-то сломалось в голове. Поэтому иногда мне бывает плохо.
— Понятно.
— Но ты не переживай, ты всегда будешь моим младшим братишкой. И я буду помогать тебе во всем.
В последующие месяцы произошло несколько совершенно непонятных Роберту вещей. Однажды, когда они всей семьей обедали, родители поссорились. Роберт терпеть не мог их ссоры, потому что они всегда тут же переходили на повышенный тон и взаимные оскорбления. Ему было тяжело выносить крики отца, хотя он знал, что ничего плохого от них не будет и никто не пострадает. Он просто ненавидел негатив.
Он уже собирался встать со своего места и пойти доедать в комнату, как вдруг раздался звук бьющегося стакана. Все повернулись на источник звука: им оказался Карл. Рука Карла, в которой пару секунд назад был стакан, так и осталась висеть в воздухе. Для него как будто бы остановилось время. Он сидел неподвижно на своем стуле, с чуть приоткрытым ртом. Его зрачки были широкими, а с губ капала недопитая вода. Мама тут же подбежала к нему и попыталась опустить его руку, но отец закричал: «Не тронь его! Это все из-за твоей тупости! Видишь, до чего ты довела нашего ребенка?»
Мама приказала Роберту идти в свою комнату, а папа начал звонить по телефону. Роберт тогда не сообразил, что произошло, но ему было жутко. Лицо его старшего брата будто бы превратилось в маску и от этого было еще страшнее. Сейчас Роберт полагал, что сработал так называемый эффект зловещей долины, когда знакомое и приятное лицо приобретает кукольные черты, реальность как будто смешивается с воображением, к горлу подступает тошнота. Эта неизвестность пугала его, и еще несколько дней после этого случая он каждую ночь проверял, действительно ли в их общей комнате спит его брат, или инопланетяне подменили его на бесчувственную обездвиженную куклу.
Через какое-то время все это забылось, и Роберт вновь начинал завидовать брату. Он очень хотел спросить Карла, что же тогда произошло, но боялся, что тот заговорит на незнакомом ему языке. Ему было ужасно стыдно за то, что он избегал общения с ним, и за свою ревность, но ничего не мог с собой поделать. Родители теперь уделяли Карлу еще больше внимания, они постоянно как будто следили за ним, спрашивали о его самочувствии, мама говорила с ним каждый вечер перед сном. Роберт никак не мог понять, почему это с ним так не возятся, хотя он младший брат и нуждается в еще большей заботе, чем Карл.
Пока не случились еще два эпизода. Как-то раз, когда они все вместе ехали в другой город к бабушке, Карл вдруг начал спрашивать маму, видит ли она, во что превратилась Главная улица. Мама в недоумении переспросила его, и тот начал описывать какой-то неведомый им мир, будто бы параллельную вселенную, по которой они ехали. Вместо людей там ходили люди в черных пальто с капюшонами, вместо привычных кустов зелени были горки из камней, вместо домов — развалины. Роберт тайно от всех подслушивал их разговор и уже даже почти увидел человека в черном, как вдруг Карл начал плакать.
— Это опять повторяется, мама, — говорил он.
Мама его обнимала и пыталась утешить, отвернув его голову от окна машины и стараясь закрыть ему глаза.
— Я вижу их, они за нами идут, — повторял Карл. — Они повсюду, они говорят о нас.
— Это просто твое воображение, мальчик мой. Всего лишь воображение. Отнесись к этому, как к фильму наяву. С тобой никогда ничего не случится, я тебе обещаю.
Роберту очень хотелось, чтобы мама так же обнимала и успокаивала его, когда ему было плохо, но он был слишком смущен, чтобы просить об этом.
Когда у него начался переходный возраст, ситуация не улучшилась. Он по-прежнему оставался тенью Карла, как он сам считал. Именно тогда ему больше всего была нужна их помощь в минуты отчаяния, которые так часто переживает подросток. Но родители как будто и не замечали его метаний. К тому же он стал отличником. Он сделал это для того, чтобы получить внимание, но в итоге навсегда остался просто «умницей». Возможно, они считали, что если у Роберта отличные отметки и все хорошо, значит, ему не нужна помощь.
Он вспомнил свою первую попытку покончить с собой. Сейчас он думал об этом с ностальгическим сожалением. Ему не было стыдно, ведь он не пытался сделать это на самом деле. Ему было так плохо, что он решил испытать себя — будет ли ему страшно умереть. Он сидел в ванной и резал бритвой засечки на руке. Их было штук пятнадцать, крови было море, но он не затронул ни одну вену. Больше всего ему хотелось, чтобы мама, которая так зациклена на Карле, однажды случайно нашла эти ранки и наконец-то поняла, как ему плохо. Но мама тогда так и не нашла, а прятать рубцы от этих ранок приходится и по сей день. Если кто-то видит их, он беззаботно говорит: «Ошибки переходного возраста», и все вопросы сразу же отпадают.
Ровно через неделю у Карла была защита диплома в университете. Родители и Роберт пришли поддержать его и ждали за дверью. Мама и папа обсуждали, какой торт купить для праздника в честь окончания университета, когда за дверью раздались крик и грохот. В тот день у Карла случился первый припадок, и его увезли в больницу. Всю дорогу до машины скорой помощи он кричал как бешеный, размахивал руками и пытался вырваться.
Роберт начал понимать, что происходит, когда мама вызвала его на серьезный разговор.
— Ты не должен никому об этом рассказывать. Никому, слышишь?
— Но почему?
— Все подумают, что у нас ненормальная семья.
— То есть Карл — ненормальный?
— Он нормальный, просто он болеет, и в больнице ему помогут.
— У него шизофрения, да?
— Да. Откуда ты узнал?
— Загуглил.
Роберт навещал брата почти каждый день, и с каждым днем он все меньше узнавал его. Синяки под глазами, усталый вид, чуть приоткрытый, расслабленный рот и медленная речь. В его взгляде больше не было того огонька и серьезности, которые Роберт помнил и запомнит на всю жизнь.
— Ты снова пришел. — Его голос был тихим и слабым. — Сколько раз тебе говорить, не надо каждый день мотаться ко мне.
— Я скучаю по тебе. — Роберт обнял его.
— Как дела в школе?
— Нормально.
— Ты все-таки последовал моему совету?
— Какому?
— Ну… Подавать мне пример для подражания.
— Ты все еще мой старший брат. И… Я никогда не говорил тебе, но я тебя люблю.
— Жаль, что так получилось, Роб. Я честно хотел бы, чтобы все было по-другому. Я делаю все, что в моих силах, но у меня не получается.
— А что у тебя не получается?
— Жить в реальности. Я постоянно вижу злые картинки и слышу, как меня кто-то обсуждает. Вижу тени.
— Я помогу тебе. Ты только скажи, как. Хочешь, мы будем каждый день гулять и я буду защищать тебя от монстров?
— Хочу, но это не поможет. Мне страшно. Мне постоянно страшно.
— А ты думай обо мне, когда тебе страшно. Или звони.
— Нам запрещают звонить. Только раз в день.
— Вот и звони мне раз в день, когда за тобой охотятся монстры.
— Я устал, Роберт. Прости меня.
Он прилег на кровать и закрыл глаза. Роберт поцеловал его в щеку.
— Пусть тебе снятся только добрые сны. А если не добрые, то я защищу тебя. Ты только думай обо мне.
— Я и так думаю, балбес. Я думаю обо всех вас.
***
О его смерти он узнал от родителей. Они не пустили его в морг, посмотреть на тело, ну и слава богу. Он бы не вынес этого зрелища. Карл сбежал из больницы, украл одежду из подсобного помещения и пешком дошел до Элм-стрит. Там он вышел на железнодорожные пути и долго ждал свой поезд. «Поезд унес его в страну воображения, — думал Роберт, — в хорошую страну, в которой ему никогда не будет страшно». В семье теперь все изменилось — стало хуже. Папа и мама почти совсем перестали разговаривать с Робертом. Они так увязли в своей горькой потере, что совсем позабыли про второго сына. Через год они развелись, и Роберт остался с мамой. О смерти Карла никто из них и никогда не говорил.
***
Роберт стоял у могилы Карла. Он редко ходил сюда, потому что не принимал тот факт, что его брат лежит в земле, что он бесследно исчез. Ему хотелось верить в то, что он далеко отсюда, радуется новой жизни и ничего не боится.
— Привет, Карл, — поздоровался он. — Я не знаю, куда тебе говорить. Вниз, в землю, или наверх, в небо.
С момента, как Роберт узнал о том, что у брата шизофрения, он прочитал миллион статей о психиатрии и был очень мнительным по отношению к себе. Он понимал, что наследственная теория болезни не доказана на сто процентов, но статистика была неутешительной. Каждый раз, когда Роберта посещали вспышки интуиции, где-то глубоко в его подсознании всплывал страх оказаться больным.
— Я не окончил психоанализ, — сказал он. — Хотя и пошел туда ради тебя. Надеюсь, ты на меня не в обиде. Знаешь, у меня был друг. А может, и есть друг. Он помешал мне. Я думал, что мог спасти тебя. А потом думал, что смогу спасти его. — Он опустился коленями на траву. — Сейчас я думаю, что в моей помощи, возможно, нуждается одна женщина. Пожалуйста, Карл. Хоть кому-то я должен помочь.
Карл не ответил, но Роберту стало намного легче. Он поднялся и пошел прочь. Теперь он озвучил эту мысль, и она стала более весомой для него. Если Нина замешана в смерти Ника Кейва, он поможет ей. Не так, как Алексу. Он спасет ее.