— Итак, начнем.
Нина лежала на диване. Роберт устроился на кресле рядом с ней. Она разрешила ему записывать сеанс на диктофон, встроенный в его телефон. Роберту показалось это странным, ведь сейчас, как он полагал, он добьется у нее признания.
— Представь, что ты спускаешься по ступенькам. — Он начал медленно вводить ее в трансовое состояние. — С каждой ступенькой одна часть твоего тела расслабляется и растворяется, стекает на пол.
— Какой ужас, — вставила она.
— Ты не хочешь разговаривать, потому что твой рот настолько расслаблен, что ему не хочется двигаться. С каждой ступенькой часть твоего тела отделяется от тебя.
Он провел пятнадцать минут, вводя Нину в эриксоновский гипноз и, почувствовав, что она почти засыпает, дал установку.
— Сейчас ты будешь копаться в глубинах своего подсознания и отвечать на мои вопросы. Я — твой проводник, ты должна отвечать мне на любой вопрос, который я тебе задам. Ты понимаешь меня?
— Да, — тихо ответила она.
— Ты находишься в темном коридоре с множеством дверей. Тебя окутывает туман. Теперь ты хочешь открыть одну из дверей. За ней прячутся твои самые сокровенные страхи, то, что тебя беспокоит больше всего. Открывай.
— Открыла.
— Что ты видишь?
— Я не вижу ничего, я знаю. У меня очень плохо развито видение.
— Что ты знаешь?
— Я дома. Мне только что позвонила мама Эдди.
— Кто такой Эдди?
— Это моя любовь.
— Что сказала мама Эдди?
— Что он умер. — По щекам Нины покатились слезы.
— Нина, уходи оттуда. Давай перенесемся на полгода вперед. Что ты видишь?
— Я стою на краю крыши.
— И что ты там делаешь?
— Я хочу прыгнуть, но боюсь.
— Зачем тебе прыгать?
— Потому что я перестала быть человеком. Вся я — это одна боль. Мне не хочется больше чувствовать боль.
— Ты грустишь из-за смерти Эдди?
— Конечно, я грущу, идиот!
— Нина, а теперь выйди из этой двери и открой новую. Ты вышла?
— Да, выхожу.
— Теперь открывай дверь, за которой твое самое счастливое воспоминание. Где ты находишься?
— Я на пороге своего дома.
— Какой сейчас день?
— Третье июля две тысячи шестнадцатого.
— Что ты видишь?
— Я вижу Эдди. Он стоит у двери и смотрит на меня.
— Что ты делаешь.
— Я открываю дверь и впускаю его. Мы поднимаемся наверх и занимаемся сексом.
— Эдди сейчас жив?
— Нет, он все так же мертв. Просто я научилась его видеть.
— Кто он?
— Он — призрак. Только я могу его видеть. Он будет жить в моей квартире и не отойдет от меня ни на шаг.
— Это не галлюцинация?
— Я не знаю, но он рядом, и я счастлива.
— А теперь, Нина, выйди оттуда. И перенесись в туманный коридор.
— Я здесь.
— Теперь зайти в другую дверь, туда, где тебе десять лет.
— Я здесь. Я только что убила свою собаку.
Нина начинает выть и покачиваться, как будто убаюкивает себя.
— Что ты делаешь?
— Я стою перед мамой, она увидела, что я сделала. Она хочет меня наказать. Она стучит моей головой о стену. Мне больно.
— Зачем она это делает?
— Она говорит, что хочет выбить из меня все дерьмо. Она кричит на отца. Говорит, что это его проклятая наследственность. Что он ненормальный, и я такая же ненормальная, как он.
— Что ты делаешь?
— Я пытаюсь вырваться, но у меня не получается. Я думаю, что заслужила это.
— Зачем ты убила свою собаку?
— Я хотела, чтобы мы с ней помирились. Я хочу, чтобы ссоры родителей заканчивались так же. Я моделирую ситуацию примирения, потому что никогда не наблюдаю ее у родителей.
— И как часто ты это делала?
— Я постоянно била собаку, чтобы потом извиниться перед ней. Я мирилась с ней и Сноуи меня прощала. Она лизала мое лицо, как будто была благодарна мне, что я ее прощаю.
— Она думала, что провинилась перед тобой?
— Думаю, да. Я всегда находила повод, я выводила ее на ссору, задиралась, чтобы она на меня зарычала или укусила.
— Выйди оттуда, Нина. И зайди в другую комнату. В ту, где ты влюбилась в Ника Кейва.
— Я здесь.
— Что ты видишь?
— Я стою на улице и жду своего друга. Здесь темно, я рядом с перекрестком. Падает крупный снег.
— Что еще ты видишь?
— Светофор, на улице шумно, сигналят машины. Я слушаю Babe you turn me on Ника Кейва. Я очень устала, у меня был тяжелый рабочий день. Я зла на своего друга.
— Что это за друг?
— Не так важно, он мой бывший. Я его больше не люблю.
— Как его зовут?
— Алан. Я иногда позволяю ему заниматься с собой любовью. Только это не любовь, обыкновенное сношение. Меня достали наши отношения, в них нет тепла, нет искры.
— Ты собираешься его бросить?
— Нет, я никогда никого не бросаю. Это слишком больно.
— Больно для кого?
— Больно для тех, кого бросаю.
— А для тебя?
— Мне больно, когда другому человеку больно. Я не выношу душевную боль.
— А физическую?
— Сколько угодно.
— Что ты сейчас чувствуешь?
— Я слышу бархатистый голос, и меня он успокаивает. Он поет I put one hand on your round ripe heart.
— Тебе нравятся эти слова?
— Не в них дело. Следом он поет And the other down your panties, и у меня сжимается сердце.
— Почему?
— Просто такой момент. Вдруг, среди этой красивой улицы, среди моего блеклого настроения и усталости, я слышу его заигрывание. Я моментально влюбляюсь в него.
— В Ника Кейва?
— В кого же еще.
— Что ты делаешь дальше?
— Я ухожу. Я звоню Алану и говорю, что я передумала с ним встречаться. Я иду домой, включаю пластинку с его голосом. Весь вечер я лежу и представляю нас вместе с ним.
— С Ником?
— Да, потом я ищу в Гугле его следующее выступление, и у меня назревает план.
— Какой план?
— Я не могу позволить себе разлюбить его. Я не могу вечно цепляться за недостойных мужчин. Мама всегда говорила мне, что меня никто не достоин.
— Почему?
— Потому что я всегда идеализирую людей. Так всегда и оказывается. Когда я влюбляюсь в кого-то, он оборачивается не таким, каким я его себе представляла. И потом мне ужасно стыдно.
— Почему тебе стыдно?
— За то, что я так его любила. Я не позволю, чтобы с Ником так случилось. Я не позволю ему оказаться не таким замечательным, как я его себе представляла.
— А каким ты его себе представляла?
— Идеальным любовником, нежным, умным, красивым. Но он не так красив, и я это знаю. И если я к нему подойду, он не будет вести себя так, как я ожидаю.
— Нина, что за план у тебя на уме?
— Я хочу убить его.
— Зачем?
— Чтобы он навсегда остался таким же идеальным, какой он в моем воображении.
— Это поможет?
— Да. Он не успеет оказаться не тем человеком.
— Нина, выйди из этой двери. Вернись в коридор.
— Вернулась.
— Теперь зайди в дверь, где сейчас пятнадцатое сентября.
— Я здесь. Я иду по коридору, где гримерки.
— И что ты делаешь?
— Я захожу в его гримерку, прошу разрешения прибраться. Он сидит у зеркала, вокруг него маячит визажистка.
— Что ты делаешь?
— Я подхожу к нему и говорю, что я очень люблю его.
— Что он отвечает?
— Он благодарит меня и говорит, что очень любит всех своих фанатов. Меня это огорчает, ведь я не все. Я не такая, он не представляет, что он значит для меня сейчас.
— А какая ты?
— Я влюблена в него по-настоящему. Он не представляет, какую гамму чувств его музыка вызывает во мне.
— Что ты делаешь дальше?
— Я прошу его дать мне автограф и жму ему руку. Он расписывается в моем блокноте. Я говорю ему «прощай», забираю пакет из мусорной корзины и выхожу. Переодеваюсь и иду на улицу.
— Нина, это ты убила Ника Кейва?
— Да.