Роберту казалось, что он снова слышит чьи-то шаги наверху, помимо шагов Нины. Он боялся ее и боялся того, что у нее есть сообщник. Справиться с двумя преступниками не представлялось ему возможным. Потом ему снова чудилось, что наверху была толпа людей, и он окончательно перестал доверять своему слуху. Предсонное состояние было его спутником почти двадцать четыре часа подряд: он не мог спать сидя, его голова то и дело падала на грудь, и он тут же просыпался. Боль в ноге уже почти не чувствовалась, единственное, чего он хотел, — нормально поспать.
Пока он сидел, в голову приходили разные планы побега: первый, тот, который он обдумывал ранее, уже не казался ему таким идеальным. Нина могла услышать грохот раскалываемого кирпича и прибежать на звук. Значит, делать это нужно было, пока ее нет дома. Но как скоро она снова уедет?
Второй план — раздобыть масло из утренней овсянки и смазать изнутри через щель засов так, чтобы его можно было сдвинуть, тоже был не самым удачным. Очень вряд ли засов поддастся. Скорее всего, он достаточно плотно закрывает дверь.
Третий план был вообще из разряда фантастики: убедить Нину провести его по дому, чтобы прогуляться, и украсть из ее аптечки шприц с сонной штуковиной или любые другие сонные таблетки. На худой конец — отравить ее. То есть поступить так же, как она поступила с несчастным Ником Кейвом.
Он до сих пор не мог поверить, что она в одиночку задумала и совершила такое убийство, и тем более непредсказуемой она ему казалась. Каждый раз, когда он думал о том, как сбежит, он напоминал себе, что, скорее всего, недооценивал ее. Ну и что с того, что она женщина? Она выглядела так, будто в спортзале тягает штангу по восемьдесят килограммов. Идеально подтянута, с идеальным мышечным корсетом. Интересно, что заставило ее превратиться из пухленькой серой мышки в машину для убийств?
Дверь скрипнула, и она вошла, неся в руках поднос с едой. Она поставила его на пол и вкрутила лампочку.
Она принялась кормить его из ложечки, заботливо вытирая ему рот салфеткой.
— Карл, еще один объект моей влюбленности, — продолжила она свой рассказ. — У нас ничего не было. Но именно он заставил меня измениться.
— Каким образом?
— Мы с Аланом поехали на отдых на Гоа. Там мы поселились в гостинице, где постояльцами, по счастливой случайности, были наши соседи по улице здесь, в городе. Одним из них был Карл. Он жил на Гоа уже почти полгода, разъезжал по окрестностям на мотоцикле и курил траву. Он тоже думал, что мы с Аланом — пара. Я к тому моменту была совсем не в форме, но мое лицо еще не потолстело. Оно, как я думала, выглядело прекрасным, и я все еще могла строить глазки объектам своего интереса.
— И ты строила глазки ему?
— Я пыталась. Но он якобы не понимал намеков. Финальным штрихом, который создал в моей голове идеализированный образ Карла, была наша совместная поездка в магазин на его байке. Он посадил меня сзади и сказал держаться за его спину. Я чувствовала его тело сквозь футболку, и меня это ужасно возбуждало. От него пахло солью, солнцем и горькими самокрутками. И тогда, за три дня до нашего отъезда, я написала ему письмо с признанием.
— Он на него ответил?
— Поначалу нет. Но я преследовала его. Я пыталась создавать ситуации, в которых мы оставались наедине. Но он молчал и делал вид, что ничего не произошло. А потом, когда я прямо спросила его, он ответил, что я дура.
— Так и сказал?
— Да, сначала он говорил, что я дура. Потом, когда я проявляла настойчивость, он грубо отшил меня и назвал сукой. Запретил мне приближаться к нему ближе, чем на два метра, и обматерил.
— Но почему?
— Он считал, что я решила изменить Алану. Не поверил, что у нас свободные отношения. В его глазах я, возможно, действительно была ужасным человеком. Но дело было не только в этом. Он еще и назвал меня толстой уродиной. И тогда у меня открылись глаза.
— Нина, тебе не кажется, что ты идеализируешь всех своих возлюбленных?
— Ты прав. И я знаю это. Но как иначе? У меня в голове складывается образ, который мне мил. И когда я понимаю, что человек не соответствует этому образу, я разочаровываюсь.
— Почему же ты тогда не влюбляешься в настоящих людей?
— Потому что они все в миллион раз хуже Эдди.
Роберт не знал, что ответить. Ему было жаль, что Нина потеряла свою любовь и теперь не могла любить по-настоящему, но в то же время обидно, что и он сам не сможет сравниться с этим Эдди.
— Знаешь, у меня был брат, его тоже звали Карлом.
— К чему это ты?
— У него была шизофрения. Это незначительное совпадение, понимаю. Но вдруг это знак, что тебе нужна помощь настоящего психиатра?
— Я верю в знаки, но мне уже поздно к кому-либо обращаться. Единственное, что я готова делать, — общаться с тобой, вдруг ты сможешь хоть немного мне помочь.
— Я не психиатр. А тебе нужен врач.
— И что случилось с твоим братом?
— Он умер.
— Какое странное совпадение. Мой Карл тоже умер.
— Как это случилось?
— Прямо там, на Гоа. Он утонул, катаясь на водном мотоцикле. После этого случая я взяла себя в руки и похудела. Я была так зла на него, что не могла позволить себе оставаться такой. Несмотря на то, что у меня уже не было шанса показать ему, какой я стала.
— Нина, возможно, я лезу не в свое дело, но тебе никогда не приходило в голову, что ты винишь себя за все эти смерти? Это может сильно влиять на твою психику. Посмотри: Карл, Алан, Джо — они все умерли в разгаре ваших отношений. Неудивительно, что ты запуталась.
— В чем я запуталась?
— В жизни, Нина. Ты сделала неправильный выбор, убив Ника Кейва. Ты сорвалась.
— Пожалуй, ты прав. Давай обсудим это подробно в следующий раз.
— Обещаешь?
— Да.
Она принялась развязывать веревки. Роберт не сопротивлялся и сидел спокойно. После того как она закончила, он встал и обнял ее, вдохнув аромат ее волос. Ее лицо было так близко, что он не мог не поцеловать ее. Нина начала неспешно расстегивать его рубашку. Он сделал ответный шаг, запустив руки под ее блузку. Он гладил ее спину, пока они целовались.
В тот вечер они переспали в последний раз. Роберт обещал себе, что больше не допустит этого, причем не из-за того, что это похоже на стокгольмский синдром, а потому что она может его разлюбить. Он помнил ее слова о том, что как только ей достается добыча, она теряет интерес. Секс был крайней мерой — зайти дальше было уже невозможно.
Нина оделась и поднялась по лестнице.
— Сегодня я оставлю тебе свет. Ты немного помог мне своими вопросами. Пожалуй, я действительно чувствую свою вину за их смерти. Я подумаю об этом и в следующий раз расскажу, какие сделала выводы.
Она уже приоткрыла дверь, чтобы выйти, но резко остановилась в проходе.
— Что случилось? — спросил он.
— Ничего, все в порядке. — Он видел, как она провела рукой по лицу, и у него похолодело внутри.
Она вышла.
***
Через пять минут Нина вернулась. Роберт подумал, что она что-то забыла в подвале. Она подошла к нему и приказала встать. А потом обняла его. Последнее, что он почувствовал, была адская боль в левой ноге. Потом он упал в обморок.
Когда он очнулся, она все еще стояла над ним.
— Ну давай, приходи в чувство! — она почти кричала. — Ты добился своего! Я не собиралась это делать. — Он услышал истерические нотки в ее голосе. Похоже было, что она готова заплакать.
Он посмотрел на свою правую ногу: в ней зиял кровавый круг. Его стошнило прямо на матрас. Странно, но боль не была такой сильной, как когда она прострелила ему левую. Похоже было, что мозг наконец-то начал работать на него, впрыснув ему природного обезболивающего.
— Зачем ты это сделала?
— А сам ты не понимаешь? — Она действительно заплакала. — Ты пытался сбежать!
— Неправда!
— А что за кровавые метки рядом с дверью? Почему от стены отколот кусок кирпича?
— Я не собирался бежать в ближайшее время.
— А когда?
— Не знаю. Послушай, сколько ты собралась держать меня тут? Я знаю, что выход отсюда один — смерть, — так что либо убей меня прямо сейчас, либо скажи мне, когда ты меня выпустишь. — Он сам не поверил в то, что сказал. Убей меня прямо сейчас — сколько лжи было в этих словах, он совсем не был готов умереть.
— Я не стану, — ответила она. — Ты будешь здесь столько, сколько я сочту нужным. А теперь повернись и сними штаны.
— Что?
— Делай. Я позаботилась о твоем сне, в отличие от тебя. — Она достала шприц с обезболивающим. — Теперь мне придется всю ночь думать, что с тобой делать.
Она сделала укол в его ягодицу и приказала одеться. Снова провела рукой по лицу, и оно сделалось каменным.
— Нина, не уходи, — взмолился он, потому что не понимал, чего еще от нее ожидать.
— Мне придется.
— Нет, настоящая Нина. Останься. Сними эту маску.
— Поздно.
Она ушла.