‒ Если не собираешься ничего говорить о клиенте, который нанял нас, может хотя бы расскажешь, как тебе удается быть такой стервой?
Джун ‒ единственная, кто знает мое прошлое: тот факт, что я была нежеланным ребенком у родителей, и то, что меня постоянно передавали из одной приемной семьи в другую. Мне едва исполнился месяц от роду, как я попала в эту систему, но, учитывая образ жизни моих родителей, люди не особо-то хотели брать меня в семью. Да и действительно, кто захочет ребенка, рожденного наркоманкой, страдающей от ломки, который в будущем, возможно, принесет одни проблемы?
В группе я была рыжим, печально известным «нарко-ребенком», поэтому и приходилось терпеть постоянные издевательства. Девчонки были ужасно грубыми, даже когда нам было всего по десять лет. Во второй приемной семье мальчиков было гораздо больше, чем девочек, но и они не отказывали себе в удовольствии довести меня до слез. Мое происхождение не было тайной и среди других детей, поэтому, когда один из мальчиков сказал что-то насчет моих «наркош» родителей, я сорвалась. Я повалила его не землю и стала вырывать целые клочья волос из его головы. Нашим приемным родителям даже пришлось побрить его налысо, чтобы исправить то, что я сделала с волосами.
С того дня я стала другой, более отстраненной. После того инцидента приемные родители не захотели больше видеть меня в своем доме. Они были жутко религиозными и каким-то образом убедили себя, что я одержима. Даже после сеансов терапии и разговоров со священником нас отправляли домой с ответами, которые не сильно устраивали моих опекунов. Я была в полном порядке. Но их не волновало, что говорят другие. Если никто не говорил, что я и правда одержима, они оставались недовольны. Они видели единственное решение ‒ избавиться от меня. Тогда я этого не понимала, но с возрастом вспомнила те суровые испытания и осознала, насколько измучены были те люди.
Кэтч слегка потянул меня за локон волос, возвращая в реальность.
‒ Эй, Макс, если ты не хочешь говорить об этом...
Я делаю глубокий вдох и решаю, что не обязана рассказывать ему всю историю, только часть о том, как и почему я начала драться.
‒ Мне было четырнадцать лет, когда меня отправили в третью приемную семью, и один мальчик там пытался меня изнасиловать. Ему было семнадцать, так что его отправили в исправительный центр для несовершеннолетних, а мне нашли другой дом. Там я подружилась с парой парней, рассказала им о случившемся, и они научили меня драться, ‒ говорю я, пожимая плечами. ‒ Один из них впоследствии стал бойцом ММА, поэтому на протяжении трех лет у меня были вполне неплохие тренировки, ‒ я улыбаюсь, вспоминая Джо с его короткими светлыми волосами и каменными бицепсами. Он был моей самой первой любовью. ‒ Он никогда мне не поддавался. Однажды после спарринга с ним я даже вышла со сломанным носом. ‒ Я засмеялась, вспомнив этот случай. ‒ Видел бы ты его лицо. Он был так напуган. Кстати, насчет всей этой истории с оружием: мой приемный отец Джим раньше брал меня с собой пострелять. А на прощание он подарил мне оружие, потому что переживал за мою безопасность.
‒ Господи, Макс, ‒ выдыхает Кэтч.
Он реагирует точно так, как я и ожидала. Поэтому я и не люблю говорить с кем-то о своем прошлом.
Я поворачиваюсь на сидении и указываю на него пальцем.
‒ Ты не должен меня жалеть. Меня никогда никто не жалел, и я не собираюсь позволить этому случиться. Я делала то, что должна была, чтобы выжить, и неплохо с этим справлялась. Я всегда это делала и буду делать.
Я выпрямляюсь на кресле, глядя в лобовое стекло, а Кэтч кладет руку обратно на руль.
Наверное, не стоило на нем срываться. Это был всего лишь вопрос, он только хотел узнать меня получше. Я просто не привыкла, когда меня жалеют. Джун понадобилось много времени, чтобы стать мне ближе, а тут я провела всего неделю с этим человеком и уже рассказываю ему то, что до этого не говорила никому.
ГЛАВА 7
Макс
Я даже не поняла, что провалилась в сон, пока не проснулась с затекшей шеей. Поворачивая голову из стороны в сторону, я оглядываюсь по сторонам и не понимаю, где мы. Ничто не кажется знакомым.
Кэтч напевает песню, которая звучит по радио, какой-то рок семидесятых.
‒ Долго я спала? ‒ спрашиваю я, глядя на часы панели приборов. ‒ Около трех часов, ‒ бормочу я, увидев, что уже почти полночь. ‒ Где мы, черт побери?
‒ Роанок, штат Вирджиния, ‒ отвечает Кэтч, зевая.
‒ А где именно живет этот друг?
‒ В Новом Орлеане.
‒ Ты что, шутишь? Господи, Кэтч, у тебя есть друзья поближе?
Он снова зевает.
‒ Нет, если мне нужны лучшие, те, кому я могу доверять на все сто процентов, ‒ Кэтч как раз заезжает на парковку отеля возле шоссе. ‒ Мы переночуем здесь. Я возьму двухместный номер.
‒ Я умею водить, ты в курсе?
Он качает головой.
‒ Мы не спешим. Снитч уехал по делам.
‒ Снитч? ‒ Я поднимаю бровь.
Кэтч открывает дверь и выходит из джипа. Он потягивается, а я наблюдаю. Вид всегда намного красивей, когда он появляется на горизонте.
‒ Будь здесь. Я вернусь за тобой, когда все проверю. И нет, его родители не были высокими.
Я издаю небольшой смешок, он закрывает дверь и запирает машину.
Я наблюдаю, как Кэтч трусцой пересекает парковку и направляется прямо в офис. Его волосы слегка колышутся в такт движению его рук. Темный свитер и джинсы делают его похожим на тень. Но даже сквозь темноту я вижу, как от него буквально веет сексапильностью. Скрестив ноги, я хочу утихомирить нарастающее напряжение между бедрами. Подняв руку, я начинаю накручивать прядь волос. Нужно было попросить отдельный номер.
Проходит всего несколько минут, замки на дверях щелкают, и Кэтч мчится назад через парковку. Он рывком открывает дверь и жестко хватает меня за плечо. Мое сердце стучит прямо в горле, а руки сжимаются в кулаки. Когда кто-то хватает меня с такой силой, особенно если это мужчина, моей первой реакцией всегда будет: бей! Но я не хочу бить Кэтча.
Он замечает мою реакцию, но не ослабляет хватку. Кэтч не боится меня, и, вау, это так возбуждает.
‒ Зайди внутрь, сейчас же, ‒ говорит он, уводя меня от джипа.
Он идет очень быстро, и мне приходится бежать трусцой, чтоб успевать за его длинными шагами.
‒ Позже я вернусь сюда и заберу твою сумку.
‒ Что происходит? ‒ спрашиваю я, когда мы начинаем подниматься по ступенькам.
‒ На доске с пропавшими висит твое фото, Макс, ‒ говорит он сквозь стиснутые зубы.
Кэтч слегка усиливает хватку на моей руке, когда вставляет ключ в дверь. Та открывается, и он вталкивает меня внутрь и запирает ее.
‒ Ты что, мне соврала? Если ты всю жизнь провела в приемной семье, тогда почему кто-то сообщает о твоей пропаже?
В комнате темно, и мне не видно его лица, но судя по тону его голоса, он злится. Так что я делаю шаг назад. Но Кэтч идет за мной, широкими плечами перекрывая маленький луч серебристого света, который просачивается сквозь закрытые шторы. Я делаю еще один большой шаг назад и упираюсь коленями в край кровати. Деваться некуда, и обойти его невозможно.
‒ Макс, ответь мне. Черт побери. Ты мне солгала? ‒ Он рычит и делает еще один шаг, всем телом вторгаясь в мое личное пространство. Я боюсь его, но не потому, что он показывает свою агрессивную натуру, а потому что я хочу этой близости. У меня были мужчины до него, но я никому не позволяла добраться до моего сердца. Обычная физическая привлекательность, ничего более. Они исчезали из моей жизни еще до рассвета, и мне это нравилось. С Кэтчем все не так. Кэтч привлекательный внешне, но есть еще что-то, более глубокое, и это «что-то» начинает всплывать на поверхность. Мое сердце все еще в сохранности, но рядом с ним я боюсь, что защита может не выдержать.
Я хочу чувствовать его руки. Хочу чувствовать его губы. Я хочу ‒ нет ‒ мне нужно чувствовать его рядом с собой, внутри себя. Не просто потому, что мое тело сходит с ума от желания секса, но и потому, что он пробуждает во мне необузданные эмоции, и я никогда такого не чувствовала. Да, они до чертиков пугают меня, но в то же время это сродни опьянению.
Я дотягиваюсь до него и кладу ладонь ему на грудь. Он напрягается и делает глубокий резкий вдох. Мое дыхание сбивается в ответ на его реакцию и на то, как резко поднимается его грудь и упирается мне в руку.
Прежде чем ответить ему, я сглатываю, отчаянно пытаясь смочить вдруг пересохшее горло. Становится почти невозможно четко сформулировать мысль, когда нас разделяет всего пара дюймов.
‒ Нет, я не лгу тебе. Это сделала Джун, ‒ шепчу я. ‒ Я так и знала, что это произойдет, если я не перезвоню ей.
Кэтч поднимает руки и кладет ладони на мои щеки. Я резко вдыхаю, когда он касается моей кожи и оказывается так близко. В темноте я вижу напряженность в его взгляде. Пульс резко подскакивает, и я отчаянно хочу покрутить локон, но вместо этого хватаю его за руки и сжимаю изо всех сил. Каждый раз, когда он оказывается так близко, мой мир переворачивается, и единственное, что имеет смысл, это он.