Я просыпаюсь от запаха свежезаваренного кофе. Потянувшись, я улыбаюсь и зарываюсь в подушки, на которых спала. На мгновение я забываю, где нахожусь. Когда мой мозг тоже просыпается и вспоминает, я подпрыгиваю на кровати. Между штор ‒ небольшая щель, через которую в комнату попадает тонкая полоска утреннего света. Взглянув на электронные часы, я ловлю себя на мысли, что для семи утра здесь слишком тихо.
Соседняя половина кровати пустует и полностью накрыта покрывалом.
‒ Кэтч?
Ответа нет. Я смотрю на пол у двери в поисках его обуви. Ее там не оказывается.
Вытащив себя из постели, я подхожу к своей сумке и достаю оттуда джинсы и красную кофту с V-образным вырезом и короткими рукавами. На столике у входа в ванную я нахожу кофейник. В одной из кофейных чашек был сложенный лист бумаги.
«Макс,
Появились дела. Скоро буду. Не мой голову.
К.»
Я сминаю записку в кулаке, ехидно бормоча «Какая странная просьба, мамочка». Затем я наливаю себе кофе и тащу задницу в ванную, чтобы освежиться и одеться.
Десять минут спустя я слышу, как Кэтч открывает двери и зовет:
‒ Макс?
Я выхожу из ванной и ставлю чашку на столик перед тем, как повернуться к нему лицом. Я была очень раздражена прошлой ночью и была не готова сообщать ему об этом. Поэтому я просто тяну время, переставляя вещи на столике с места на место. Когда я наконец-то поворачиваюсь к нему лицом, он стоит, облокотившись на стену рядом с комодом.
‒ Кэтч, ‒ произношу я, и на его губах появляется едва заметная ухмылка, когда я опускаю взгляд и вижу в его руках коробку с краской для волос. Мои глаза расширяются, я вскидываю руки.
‒ Нет, пожалуйста! Скажи, что эта дрянь для тебя.
Я вообще-то люблю свои рыжие волосы. Когда-то в раннем детстве я пообещала себе никогда их не красить.
Кэтч делает глубокий вдох, прежде чем произнести:
‒ Макс, твои фото везде. Это уже не изменить, а волосы ‒ твоя самая заметная особенность. Я выбрал темно-каштановый цвет, ‒ он протягивает мне коробку. ‒ Не создавай трудностей. Это всего лишь волосы. А когда все закончится, я лично оплачу тебе покраску, способную вернуть твой цвет.
Я скрещиваю руки на груди.
‒ Ты хочешь, чтобы я тебя ненавидела?
‒ Нет, Макс, веришь или нет, но я не хочу твоей ненависти. Может, первое время так и было, но не сейчас, ‒ звучит искренний ответ.
Что, черт возьми, это должно значить?
Я цепляюсь руками себе в волосы и сильно тяну их в стороны.
‒ Ты расстроена. ‒ Слышу я его голос.
Рванувшись к нему, я выхватываю коробку из его рук со словами:
‒ Кто они, Кэтч? И что ты с ними сделаешь?
Его глаза сужаются, желваки беспокойно двигаются.
‒ Иди красить волосы. Я хочу уехать в течение часа.
Я открываю рот, чтобы возразить, но он разворачивается и выбегает из комнаты.
Кэтч возвращается, когда я уже покрасила и высушила волосы. Я сижу на туалетном столике рядом с кофейником и жду, когда он придет. Он входит в комнату, останавливается и смотрит на меня, держа одну руку на дверной ручке, другую на дверном косяке.
‒ Не правда ли, это отвратительно? ‒ спрашиваю я, накручивая на палец прядь своих темно-каштановых волос.
Он улыбается.
‒ Нет, просто по-другому.
Вскидывая на плечи наши сумки, он кивает в сторону двери.
‒ Давай убираться отсюда.
Обалденно. Когда кто-то использует слово «другой» в этом контексте, как правило, это не значит ничего хорошего. Мои рыжие волосы ‒ часть того, что дает мне твердую уверенность. Но теперь их нет, и вместе с ними нет и уверенности.
Звучит глупо, я знаю, но это правда.
Я спрыгиваю со столика и направляюсь к двери. Как только я выхожу, Кэтч вручает мне черные солнцезащитные очки в роговой оправе.
‒ Я не знаю... Они привлекли мое внимание...
‒ Неплохо, ‒ безразлично говорю я, скользя по ним пальцем.
По правде говоря, хоть они и были дешевыми, я их любила. Они были очень похожи на очки в моей битой машине, похожей теперь, скорее всего, на груду металлолома.
‒ Кроме того, тебе придется носить вот это, ‒ он протягивает мне бейсболку.
Я усмехаюсь.
‒ Янки? Серьезно?
‒ Не фанатка? ‒ спрашивает он насмешливым тоном.
‒ А ты?
‒ Иначе, зачем мне потертая кепка Янки, Макс?
Я открываю рот, дабы озвучить свое мнение по поводу этой сомнительной привилегии, но он отрезает:
‒ Отложим спор. Надень это и заткни волосы под кепку.
Я делаю то, что он говорит, и закручиваю волосы под кепку. Несколько прядей выбиваются наружу, и он удивляет меня, когда помогает заправить их обратно.