Она начинает закручивать локон. Когда она так делает, это сводит меня с ума. Все мое внимание приковано к ее прекрасным волосам, лицу и рукам.
‒ Снитч не зря получил такое прозвище. Он знает, как добыть информацию и не попасться на этом. Никто не знает точно, как он это делает, и мы много лет назад перестали пытаться это выяснить. Таймер слишком дорожит им, чтобы с ним что-нибудь случилось. В смысле, если бы Таймер когда-нибудь спалил его. Снитч всегда как будто на шаг впереди всех.
Сняв бейсболку янки с пояса джинсов, я натягиваю ее пониже. Она смотрит на меня с отвращением.
‒ Нужно достать тебе другую бейсболку, ‒ говорит она, ‒ потому что ты фанат главного злодея Большой бейсбольной лиги.
Я поправляю бейсболку и улыбаюсь ее описанию.
В городе темно, и на дороге нет машин. Нервы на пределе. Я только надеюсь, что они еще не добрались до Лукаут, или что они нашли место переждать до утра. Все равно, не собираюсь полагаться на случай.
‒ Макс, тебе нужно положить голову мне на колени.
Я мог бы произнести эту фразу по-другому, но мне нравится видеть ее смущение.
‒ Что? Хрена с два! Черт побери, и почему ты такой извращенец? ‒ Она кричит и подпрыгивает на сиденье, как сумасшедшая. Я вижу, как ее кулак сжимается в плотный шар, и даже в темноте замечаю, как загораются румянцем ее щеки. Скорее всего, она не может решить, ударить меня или поцеловать.
Я дотягиваюсь до нее и хватаю за руку. Ее упрямство хотя и возбуждает, но и немного раздражает.
‒ Это город-призрак, они ищут любую тачку с молодой парой. Ты можешь либо лечь здесь и положить голову мне на колени, либо поменяться местами с сумкой сюрпризов на заднем сиденье.
‒ Ну ладно, ‒ отвечает она, вырывая руку из моей хватки. Она расстегивает ремень безопасности и ложится, оказываясь спиной над провалом между сиденьями. Правой рукой она проводит под волосами и расправляет их по моей левой ноге. Я крепче стискиваю руль.
Может, стоило отправить ее на заднее сиденье.
Я бросаю на нее взгляд и замечаю, что она чуть выгнула спину, так что теперь ее грудь уперлась в вырез рубашки, а она смотрит на меня сквозь ресницы. Всем своим выражением она так и говорит «Трахни меня сейчас же», но я не знаю, правда ли это или она просто хочет меня помучить.
Я выбираю более безопасный вариант, то есть она маленькая хитрюга, и, значит, я отплачу ей за необходимость контролировать свой член.
Я еду окольными путями, там тише, чем на главных дорогах, но учитывая, что они не думают, что я как-то связан с Лукаут Маунтин, и не знают, что я знаком с городом. Наверное, Макс уже можно сесть, но мне слишком уж нравится ее близость, поэтому я решаю побыть эгоистом.
Она крутит локоны и слегка подпевает в такт року по радио, кивая головой под басы. Ее глаза закрыты, губы слегка приоткрыты. Я хочу коснуться ее, пробежать пальцами по изгибам ее губ, по шее и прекрасным налитым грудям.
Костяшки у меня уже белые, так крепко и долго я стискиваю руль. Должно быть, я чертов мазохист. Другого объяснения, зачем я так поступаю с собой, у меня просто нет.
****
Макс
Я отлично понимаю, почему он заставил меня так сделать, и да, я могла бы забраться на заднее сиденье, но я хочу быть ближе к нему. Как бы это ни сводило меня с ума, мне нужно быть ближе к нему. Поэтому я страдаю, лежа у него на коленях.
Я решила сделать все возможное, чтобы ему стало некомфортно, чтобы ему хотелось меня. Двигаю головой под музыку, накручиваю волосы так, что рука трется о его пресс, выгибаю спину настолько, что грудь чуть не выпрыгивает из футболки. Я выдала ему свой лучший взгляд под названием «Трахни меня», но не знаю, подействовало это на него или нет.
Молодец, Макс. Совсем не ухудшаешь ситуацию.
‒ Ну, что, Кэтч, теперь можно сесть? ‒ стараюсь выдать свой самый скучающий голос. Сквозь темноту я вижу, как ходят желваки на его лице. Может, я его достала.
****
От Лукаут Маунтин до Нового Орлеана всего семь часов езды, но мы еще не добрались. Мы провели немного времени в Алабаме и проскочили в Миссисипи. Кэтч выбирает непрямые и долгие дороги, кружа окольными путями по самым жутким местам, что я видела. Клянусь, я даже видела дом из фильма «Техасская резня бензопилой».
Прошло два дня, два отеля, всегда две кровати и очень мало слов. Кэтч избегает меня всеми способами, иногда его нет так долго, что я успеваю уснуть до его возвращения. И тогда я сплю с пистолетом под подушкой. Ненавижу, когда он оставляет меня. Да, я сильная, но мысль о преследующих меня убийцах поубавила во мне уверенности.
Я так и не разгадала загадку, в которой есть Джеймс Келли, «Фиддл» и эти террористические страны. Знаю, здесь имеет место подлог, и почти на сто процентов уверена, что измена тоже. Но я еще не полностью разобралась в ситуации. Вряд ли «Фиддл» просто получает деньги и снабжает их оружием, не беря ничего взамен. Нужно просто выяснить, что именно.
‒ Грр! ‒ рычу от расстройства.
Мы где-то в южном Миссисипи-Хаттисбург, вроде бы ‒ в третьем отеле, и Кэтч только что вышел из душа. Завтра мы доберемся до Нового Орлеана и, наконец, встретимся со Снитчем. Я очень стараюсь добыть как можно больше информации на случай, если ему понадобится это знать.
‒ Так ничего и не получается? ‒ спрашивает он.
Я оглядываюсь и вижу, что он полностью одет, но волосы мокрые и лезут ему в лицо. Мы не прикасались друг к другу с той самой ночи, когда покинули Лукаут Маунтин. И он всегда выходит из ванной полностью одетым. Если так он хочет мне что-то сказать, то я слышу его предельно ясно, черт побери.
‒ Нет. Нашла несколько квитанций для списания налогов. Джеймс отправлял большие суммы денег на всякую благотворительность по округу Вашингтон. Одна из них и сейчас у меня в руках.
‒ Ага, многие организации отправляют деньги на благотворительность, ‒ отвечает он, как всегда бросая вызов тому, что творится у меня в голове.
‒ Но эти деньги переводят только несколько дней спустя после получения оплаты от террористических стран. И они не с этого странного счета. Тут есть документы, по которым деньги на благотворительность сначала отправляются на главный расчетный счет «Фиддл».
‒ Молодец, детектив Брейди. Но скажи мне вот что, ‒ Кэтч идет к своей кровати и садится, положив руки на колени. ‒ Зачем им такой след в бумагах? Это не имеет никакого смысла, поскольку грозит им обвинением в подлоге и измене.
Я пожимаю плечами.
‒ Большая часть этих документов ‒ свежачок. Может быть, их уничтожают, например, спустя тридцать дней. Черт, я не знаю. В «Фиддл» полно идиотов. И Джеймс Келли главный из них.
‒ Эй, ты же была одним из идиотских помощников короля Келли? ‒ спрашивает он с усмешкой.
Я хмурюсь.
‒ Не испытывай судьбу, Кэтч. Пусть я не выиграю в борьбе с тобой, но это меня здорово повеселит.
Хотя, он уже не улыбается. Я вижу, как он сжимает свои губы, пытаясь скрыть ухмылку.
‒ Ты сказала, что все это лишь для того, чтобы подразнить меня.
Я начинаю собирать бумаги с пола и класть их обратно в папку. Меня раздражает вся эта ситуация. «Фиддл», Джеймс, наемники, погони и попытки скрыться, и сам Кэтч.
‒ Я иду спать.
‒ Что ж, я ухожу. Не жди меня.
И вот, я вижу, как он надевает джинсы, застегивает пуговицы на рубашке и подкатывает рукава к локтям. Его волосы высохли, и теперь превратились в растрепанную шевелюру. Он даже побрился, и, боже правый, он отлично пахнет.
Зависть ‒ вот то чувство, что волною проходит сквозь меня, я отлично понимаю, что он сейчас делает. Он собирается уйти прочь, выпить, зайти в бар и натворить все, что душе будет угодно. Последние две недели я торчу взаперти, а этот засранец собирается просто взять и уйти? Все во мне бурлит, и я с силой стискиваю зубы.
‒ И куда же ты собрался? ‒ не скрывая гнева, спрашиваю я.