Раскачиваясь от желания ударить его, я выключаю свет и рывком накрываюсь одеялом с головой.
‒ Пошел ты, Сейдж Кармайкл, ‒ бормочу я.
Пару секунд спустя дверь номера захлопнулась с такой силой, что мебель подпрыгнула.
ГЛАВА 13
Макс
Спустя два часа после выезда из Хеттисбурга, мы, наконец, добираемся до Нового Орлеана в Луизиане. Кэтч паркует тачку на какой-то супер охраняемой парковке, что, вероятно, стоило не мало, а затем берем такси до Френч-Куотера.
Как бы сильно я ни хотела пройтись по центру одного из наиболее замечательных городов мира, Кэтч ведет меня в сторону, а затем мы проходим пару кварталов. И чем дольше мы идем, тем опаснее мне кажется местность вокруг. Не говоря уже о том, что мы таскаемся с кучей сумок.
Всю дорогу до Нового Орлеана я не разговаривала с Кэтчем. Последним, что я сказала ему, было «Пошел ты, Сейдж Кармайкл». С того момента я не сказала ему ни единого слова. Одному Богу известно, как он пытался вовлечь меня в разговор, но скоро я побью все рекорды игры в молчанку.
Он ужасно громко пел, барабанил по рулю своими дурацкими восхитительными пальцами. Он пытался задавать мне вопросы, способные меня разозлить, только чтобы добиться моей реакции; когда он уже отчаялся, то начал шутить. К тому времени я была готова выброситься из окна движущегося транспорта.
Итак, мы в самом центре Нового Орлеана в каком-то странном районе, и, кажется, мышцы рук просто горят. Я останавливаюсь, дабы окинуть взглядом то, что меня окружает. Все здания ‒ высокие, старые ‒ соединены. У некоторых есть балконы, а кое-где остались большие штормовые башни. Некоторые здания выглядят старыми, но в основном строения реконструированы. Некоторые из них яркие, а некоторые скупы на цвета. Это показывает их характер, и порой мне хочется, чтобы здания умели разговаривать.
Звуки транспорта из главной части Фрэнч-Куотера почти затихают, а руки начинают наливаться тяжестью.
‒ Какого черта мы делаем? ‒ я, наконец, нарушаю тишину.
‒ Я так счастлив, что ты не откусила себе язык прошлой ночью, ‒ заметил он ледяным тоном. Так, мне снова удалось разозлить его.
Отлично.
‒ Просто ответь на чертов вопрос, Кэтч. Чтоб тебя! ‒ кричу я.
Он резко останавливается, а я так увлеклась уникальностью зданий, что со всей силы впечатываюсь ему в спину. Тело разом взвыло. Я делаю шаг назад. Он оглядывается на меня через плечо.
‒ Снитч дал нам адрес. Там мы сможем остановиться, и никто нас не найдет. Я много раз тут бывал.
‒ Он здесь? ‒ спрашиваю я, когда мы идем дальше.
‒ Нет. Я никогда не был у Снитча дома, в квартире, в подземном бункере, ни в одном из тех мест, где он мог бы прятаться, ‒ ответил он, разглядывая указатели.
‒ Нам сюда. ‒ Он повернул направо, и уже через насколько дверей мы достигли пункта назначения.
Непримечательное здание, обладающее привлекательностью старины: высокие окна, большие деревянные двери, балкон с литыми металлическими периллами, украшенные цветочными клумбами. Кэтч стучит, и из-за двери доносится женский голос.
‒ Марина, это Кэтч, дорогая, открой дверь, ‒ нежно произносит он.
‒ Дорогая? ‒ шепчу я с усмешкой.
Он хитро ухмыляется.
‒ Ревнуешь, Макс?
‒ Не будь идиотом, ‒ отвечаю я, но лгать получается плохо, и я знаю, что Кэтч понимает это.
Дверь распахивается с такой силой, что ветер развевает волосы Марины. Она блондинка. Очень яркая блондинка и, что удивительно, не крашеная. Это ее натуральный цвет. Брови сочетаются с волосами, и на лице просто тонны голубых и розовых теней, румян и вдобавок накладные ресницы. Она худая, как щепка, и платье-свитер совершенно не подчеркивает возможные изгибы ее тела.
Одним быстрым движением она набрасывается на Кэтча и обхватывает его мускулистый торс своим долговязым телом. Ее платье настолько задралось, что когда Кэтч подхватывает ее за бедра, чтобы та не упала, то касается ее кожи. Затем, о ужас, она начинает покрывать его лицо поцелуями, оставляя следы розовой губной помады там, где ее рот касался его.
Я умираю. Я готова дать Кэтчу по яйцам и выцарапать ей глаза.
Стоп. Я не выцарапываю глаза. Я нахрен Макс Брейди. Я ем таких сучек на завтрак.
Вот это другой разговор.
Я сжимаю руку в кулак и разминаю шею. У нее есть три секунды, чтобы убрать от него свои чертовы руки, иначе я не просто выцарапаю ей глаза, но и кое-что чертовски похуже.
Кэтч смеется и бросает на меня взгляд через ее плечо. Я держу в воздухе три пальца. Загибаю первый, затем второй. Тогда он кладет руки Марине на плечи и отцепляет ее тело от своего, возвращая обратно в дверной проем.
‒ Черт, горячий парень, я скучала по тебе, ‒ хихикает она, и крылья моего носа начинают ощутимо подрагивать. Наконец, она замечает меня и поворачивается ко мне лицом. Кажется, выражение моего лица немного испугало ее, потому что хихиканье тут же затихает, а она делает шаг назад в дом.
Кэтч прочищает горло.
‒ Это Марина, моя давняя подруга. Марина, это...
‒ Макс, ‒ заканчивает она вместо него. Я смотрю на нее, и, кажется, вижу, как она покраснела под слоями своей пудры. ‒ Я знаю. Снитч уже сообщил мне, что вам нужно тихое пристанище. Комната наверху готова, она с отдельной ванной, за поворотом. Девушка отходит в сторону и пропускает нас внутрь.
‒ Стоп, а там одна кровать или две? ‒ спрашиваю я.
‒ Эм, одна, но Снитч сказал, что ты, цитирую: «девушка Кэтча», ‒ отвечает она, как будто смущена. И я почти уверена, что слышу нотку отвращения.
Я закатываю глаза.
‒ Что именно ты сказал ему, Кэтч?
Он поднимает руки.
‒ Ничего. Клянусь. Он просто предположил.
‒ Ну, вам придется как-то утрясти этот вопрос, потому что это последняя свободная комната, и вряд ли кто-то согласится поменяться. С другой стороны, в комнате есть диван, ‒ произносит Марина тоном «плевать я на это хотела».
Она вкладывает ключ в руку Кэтча, и я иду вслед за ним по лестнице на третий этаж дома. Может, район и небезопасный, но по этому дому такого не скажешь.
Стены спокойного синего цвета, резные потолочные плинтуса, которые являются частью здания. Лестницы и полы кленового дерева, они скрипят под нашим весом почти при каждом шаге. В фойе висит огромная хрустальная люстра, все двери старого дерева со старомодными стеклянными ручками. В доме сильный запах ладана и марихуаны.
Кэтч ногой открывает дверь и движением руки приглашает меня войти. Я захожу и бросаю вещи на пол. Комната довольно большая. Намного больше, чем любой номер, в котором мы останавливались. Посреди комнаты стоит огромная старинная кровать с балдахином. На ней белые кружевные покрывала, сочетающиеся с ними шторки и целая гора голубых, лиловых и желтых подушек.
Тут также есть небольшой мягкий уголок со старинным антикварным диваном, кофейным столиком и плоским телевизором, стоящим на столе возле стены. В другом конце комнаты ‒ комод и туалетный столик с зеркалом. Около комода ‒ дверь в ванную.
‒ Ничего себе, ‒ мямлю я.