‒ Сэр, вы родственник?
Глаза застилает дымка.
‒ Нет, но...
Слышу, как кто-то говорит, и они запускают реанимацию, я разворачиваюсь и вижу, как медсестра наклоняется над телом Макс и грубо нажимает на ее грудь. Я разворачиваюсь и хватаю сестру за плечи. Я в отчаянии.
‒ Мне нужно быть с ней. Пожалуйста. ‒ Я чувствую, как слезы жгут глаза.
‒ Сэр, если вы не родственник, тогда вам туда нельзя.
Первая мысль: «Черт, нет!» Вторая: прорваться через них и все равно пройти туда. Как-то медсестра читает мои мысли, потому что мягко и понимающе смотрит на меня и говорит:
‒ Если вы пойдете туда, нам придется вызвать охрану. Пожалуйста, просто присядьте.
‒ Я ее ближайший родственник. У нее нет семьи, она осиротела в юном возрасте, ‒ говорит Джун. Я не заметил, что она стоит рядом со мной. Сестра смотрит на нее, затем показывает ей за двери. Джун касается моей руки.
‒ Я выйду, как только что-нибудь узнаю, ‒ говорит она, затем кидается через эти механические двери, следуя за всей моей жизнью.
ГЛАВА 21
Макс
Врачам сказали, что сделал это со мной Джеймс Келли. Я подтвердила данную историю, когда очнулась. Коротко и ясно. Поскольку им слегка приврали, они хотели сделать историю попроще, чтобы их рассказы совпали. Я согласилась, сказав, что большинство их вопросов и не помню.
Мне сделали операцию, чтобы вытащить пулю и исправить причиненный ущерб. К счастью, ничего серьезного. Я была близка к смерти просто потому, что потеряла очень много крови из-за внутреннего кровотечения. Джеймс подстрелил меня, прежде чем приехали Сейдж и Снитч, так что кровотечение продолжалось еще долго до нашего прибытия в больницу.
Две недели. Я провела в больнице две недели. И две недели прошло с тех пор, как я видела Сейджа Кармайкла. Я была сонной, и помню, что он говорил, как сильно любит меня. Затем он поцеловал меня, и даже сквозь наркотическую дремоту я помню, что в поцелуе была нотка завершенности.
Когда я снова просыпаюсь, его уже нет.
Сильная боль разрывает мне грудь, мне так неспокойно, что медсестре приходится прийти и поставить успокоительное, потому что давление подскочило и каким-то образом мне удалось сделать так, что несколько швов на животе разошлись. Проснувшись от этого, я лишь продолжала рыдать. Один из первых разов, когда я просто плакала. Не хныкала, не выдавливала слезы, не кричала, просто горячие слезы потоком текли по лицу. Я их не вытирала. Просто позволяла скатываться и мочить мне шею и больничную сорочку. Мне нужно было их прочувствовать. Нужно было знать, что с ним все было по-настоящему. И, кроме того, лицо слишком опухло, к нему больно прикасаться.
Джун не отходит от меня ни на минутку, и я совершенно не представляю, каким образом. Она лишилась работы в «Фиддл». Вообще, все в «Фиддл» лишились работы. Расследование доказало, что Джеймс Келли с приспешниками из радикальной политической группировки занимались именно тем, что мы и подозревали. Я дала множество показаний в ФБР и местной полиции. Они допрашивали всех, кто работал там, даже девушек, которые убирали после закрытия офиса. У них были такие очевидные доказательства, что я была им не нужна в качестве свидетеля, и за это я благодарна. Я уже готова просто оставить все это позади.
Джеймс Келли объявлен в розыск. Ему предъявлено множество обвинений, так что я почти хочу, чтобы он остался жив и понес ответственность. Но его никогда не найдут. Я не знаю, что с ним сделала команда Снитча, но если я чему и научилась, так это тому, что на Таймера работает привилегированная команда. Я ни на секунду не сомневаюсь, что они знают, как заставить человека исчезнуть.
‒ Эй, ты готова идти? ‒ спрашивает Джун, поднимая мою сумку. Я узнала, что в ночь, когда я видела Сейджа, он привез мои вещи в больницу. От этой мысли каждый раз подкатывает ком к горлу, и мне приходится смаргивать слезы.
‒ Боже, да, давай отсюда выбираться, ‒ хриплю я. Джун видит, как я стараюсь, но ничего не говорит. Она знает, что болит гораздо глубже, чем раненный живот.
Меня предлагают вывезти на инвалидной коляске, говоря что-то про больничные правила, но Джун уговаривает медсестру дать нам спуститься самим. На моем этаже творится какое-то безумие, поэтому медсестра слабо сопротивляется. Когда лифт останавливается на цокольном этаже, я бросаю кресло. Я слишком долго лежала, нужно пройтись.
Джун привозит меня в мою квартиру, чтобы собрать сумку. Мне предстоит еще долгое лечение, так что я не могу оставаться одна. И, честно говоря, я спорила. Иногда я хочу остаться одна, но с другой стороны, может сейчас мне лучше не быть в одиночестве. Кроме того, нужно выехать из квартиры. Аренда закончится в этом месяце, затем меня выставят. Я отказываюсь жить там, где Джеймс Келли почтил меня своим присутствием.
Когда мы въезжаем на парковку около моего дома, черный Джип Вранглер Сейджа припаркован на моем месте. Я протягиваю руку и хватаю Джун так сильно, что она взвизгивает.
‒ Макс, что такое? ‒ спрашивает она с беспокойством в голосе.
На глаза набегают слезы, и я качаю головой. Показываю на джип.
‒ Это джип Кэтча, ‒ шепчу я, потому что горло сдавливает.
Она останавливает машину на соседнем месте, и я выхожу. Я медленно подхожу к двери водителя. Маленькая часть меня чувствует облегчение, что там пусто, но по большей части для меня это как соль на рану.
Под дворником засунут конверт с моим именем. Дрожащими пальцами я вытаскиваю его и распечатываю.
«Прекрасная Макс,
Наши с тобой действия чуть не убили тебя и не единожды. Я бы не смог жить, если бы с тобой что-нибудь случилось. Я не знаю, как все получится с Таймером. Забирай джип.
Хочу, чтобы он был у тебя. Тебе нужно ездить на чем-то надежном. Ключ около колеса со стороны водителя.
Прости, Макс. Просто знай, что я тебя люблю.
Сейдж».
‒ Охренительно, ‒ бормочу я, нащупывая ключ. В руку попадает маленькая коробочка, примагниченная к металлу. Внутри я нахожу два ключа. Прежде чем обойти машину, я засовываю письмо в задний карман. Затем дохожу до Джун. Она стоит у своей машины и смотрит на меня.
‒ Этот придурок отдал тебе машину? ‒ спрашивает она. Джун теперь президент фанклуба ненавистников Кэтча. Он довел меня до слез, а Джун никогда не видела меня плачущей. Кажется, я ее немного напугала. Она даже сравнила произошедшее с тем, как впервые видела плачущего отца.
‒ Да, он отдал мне машину, ‒ отвечаю я со вздохом.
‒ И ты вот так запросто примешь этот смехотворный подарок? То есть, ты теперь серьезно должна простить его за все грехи?
‒ Я просто попользуюсь ей, пока не подберу себе другую машину. Потом я обязательно отдам ее ему, ‒ говорю я, проходя мимо нее и нажимая кнопку лифта.
Когда я вхожу в квартиру, мои глаза округляются от вида пятна крови, которое все еще на полу. Я уже не уверена, что смогу его вывести.
Ну, это покроет моя страховка.
Я собираю чистую одежду и спускаюсь обратно вниз, Джун ждет у своей машины.
‒ Ты готова?
‒ Ага, но я поведу, ‒ говорю я и прикрепляю ключ от джипа к остальным ключам.
‒ Тебе нельзя водить, Макс. Помнишь, врач сказал не садиться за руль еще несколько недель?
‒ И с каких пор я слушаюсь, когда другие говорят мне, что делать? Я отказалась принимать обезболивающие несколько дней назад. Заторможенность уже прошла.
‒ Ну, ты слушалась...
‒ Джун, заткнись. Не произноси его имя, ‒ предупреждаю я. Не желаю слышать его имя, произнесенное вслух. Оно и так постоянно звучит в моей голове. И если сейчас чьи-то губы произнесут его имя, я этого не выдержу.
Она поднимает руки.