Я собиралась надавить на нее, потому что с тех пор, как Джун встретила Снитча, она вела себя не так, как обычно. Она чаще витала в облаках, выглядела грустной без очевидных причин, постоянно сидела в телефоне, что он ей дал, и вообще была чересчур беспокойной. Казалось, он достает ее, и я надеялась поговорить с ней, чтобы попытаться избавить от этого ненормального.
Хотя кого я обманываю? У меня был свой ненормальный, и я бы не позволила ей избавить меня от него. Мы с Джун интересная парочка с похожими проблемами. Два сексуальных убийцы. Хорошо, что мы есть друг у друга. Приятно осознавать, что мы справляемся с этим дерьмом не одни.
****
Кэтч
Я смотрю на часы на панели приборов своего спорткара, уже почти семь утра. Когда Таймер позвонил и сказал, что мне конец, я собрался и поехал обратно в Вашингтон. Подъехав к складу, я не потрудился даже зайти внутрь. Я знал, что какие-то вещи Макс все еще там, и я вряд ли мог это вынести. Поэтому я запрыгнул в машину и направился в Лукаут Маунтин.
В доме царит тьма, кроме небольшого луча света, пробивающегося через кухонное окно. Всегда, когда я приезжал домой, мама встречала меня на крыльце. Дверь была закрыта, что-то сжалось у меня в груди. Что-то случилось. Должно быть, по какой-то причине она обижена на меня.
Я глушу мотор и забираю сумку с пассажирского сидения. Открываю дверь своим ключом и, заходя на кухню, вижу ее сидящей на столе. На ней голубой махровый халат, волосы собраны в пучок, и она потягивает кофе.
Она смотрит на меня поверх чашки.
– Рада тебя видеть, Сейдж.
Я бросаю сумку и сажусь на стол рядом с ней, затем складываю руки и кладу на них голову. Я чувствую, как она запускает пальцы в мои волосы.
– Скажи, что происходит. Поговори со мной, Сейдж.
Последние три месяца я работал с этим болваном и показывал ему все, чему научился, работая на Таймера. Парень молод, умен и быстро стреляет. Но ко всему этому он тот еще идиот, любит пороть горячку, а на одном из заданий нас чуть не убили из-за его самоуверенности. В конце концов, я выбил из него это дерьмо. Вот тогда у меня, наконец, получилось сбить с него спесь. Спустя месяц я получил звонок от Таймера.
Я должен чувствовать облегчение. Должен радоваться, что покончил с убийствами, с Таймером. Но я все еще чувствую тяжеленный груз в груди. И имя этому грузу Макс. Я не могу не думать о ней. Я просыпаюсь посреди ночи в холодном поту, постоянно вспоминая день, когда обнаружил ее с Джеймсом и думал, что потеряю ее.
Рука мамы опускается мне на шею и сжимает мышцы.
– Прошу, поговори со мной, Сейдж.
Я глубоко вздыхаю.
– Я облажался с Макс.
Впервые я говорю эти слова вслух. Кажется, они отражаются от стен и возвращаются, чтобы дать мне под дых.
– Ох, дорогой, почему ты так думаешь?
Ее голос мягкий и очень материнский. Я беру ее за руку, которая обхватывает мою шею. Немного сжимаю ее, чтобы собраться с силами, потому что я знаю, что сейчас произойдет, и это может полностью изменить наши отношения.
Я во всем признаюсь.
– Мы встретились, потому что я похитил ее.
Она открывает рот от удивления и вырывает свою руку из моей. Хоть это и неприятно, я продолжаю, но начинаю с самого начала, когда ко мне впервые обратился Скаут.
Я рассказываю ей все. О том, что я знал про проблемы с деньгами. О тренировках, через которые прошел, о людях, которых убил, и с каждым из которых ушла часть меня. Я рассказал, как похитил Макс и как затем спас ей жизнь. Как развивались наши отношения, и как сильно я ее люблю, как она чуть не умерла и как все закончилось. Выложив все как есть, я глубоко вздыхаю и закрываю глаза.
Через несколько секунд мама дает мне подзатыльник.
– Ау! – я потираю место удара, – а это еще за что?
– Это за Макс. За то, что ты оставил ее, когда был ей нужен.
Она снова ударяет меня.
– А это за то, что ушел, ничего ей не объяснив.
Мама говорила повышенным тоном. И хоть я был рад, что она била меня за Макс – потому что видит бог, я заслуживаю гораздо худшего – я не мог не заметить, что это первое, на что она обратила внимание.
– А что насчет всего остального?
Она берет меня за руку.
– Сейдж, если эти люди были хотя бы наполовину такими плохими, как ты рассказал, то это, скорее, к лучшему. Ты мой сын, и неважно, что ты делаешь или уже сделал, я всегда буду любить тебя. Мне не нравится, что ты мне врал, но я все понимаю. Меня больше волнуют твои слова, что с убитыми ушла часть тебя, и я не думаю, что ты должен был позволять им это. Ты замечательный человек, как и твой отец. Ты должен понять это и вернуть то, что принадлежит тебе. Ужасные люди, которых ты убил, не заслуживают ни одной части тебя, Сейдж Кармайкл. И мне больно, что ты так себя чувствуешь. В ее глазах блестят слезы, что, в свою очередь, заставляет прослезиться меня.
Она встает и обходит стол, становясь за моей спиной. Она прислоняется и кладет голову на мои широкие плечи, обхватывая их своими маленькими руками.
– Пожалуйста, пообещай, что попытаешься собрать себя воедино. Можешь остаться у меня. Я знаю, как много это место для тебя значит.
Я поворачиваюсь и целую ее в щеку.
– Обещаю.
Я все-таки остаюсь дома в Лукаут. Однажды я зашел в дом для гостей над конюшней, и меня буквально окатило воспоминаниями и легким ароматом лаванды. Так что я выбрал маленькую комнату в доме, которая давала мне немного личного пространства.
Я работаю в поте лица, вычищая конюшню, ремонтируя забор, с которым у мамы были проблемы, и занимаясь починкой всевозможных других вещей. Работа занимала мои мысли и очень этим помогала. Мысли о Макс приходили мне в голову только тогда, когда я ложился спать. В первую же ночь мама дала мне свое лекарство от бессонницы, чтобы я смог уснуть. Хотя «смог уснуть» – это слабо сказано. Утром я проснулся и не мог вспомнить, как надел пижаму и попал в постель.
Мама хочет, чтобы я выяснил, какую часть меня забрали убийства, но я не имею ни малейшего понятия, откуда начать. Я думал, что, возможно, терапевт сможет помочь, но как я могу зайти в кабинет и сказать, что я бывший убийца? Наверное, можно было поговорить со Снитчем и узнать, какую помощь может оказать государство, но я быстро отгоняю эту мысль. С этим покончено. Я не хочу иметь дело ни с Таймером, ни с государством.
Я прячусь в Лукаут уже около недели и сейчас расчищаю стойло Калилы. Она выросла и похорошела, к тому же удивительно кроткая для своего возраста. Тщательно расчесывая ее гриву, я слышу, как мама прочищает горло. Я поворачиваюсь и улыбаюсь ей. На ней джинсы, сапоги и красная рубашка на кнопках.
Она подходит, складывает руки на груди и прислоняется к стене.
– Ты знаешь, почему ее так зовут?
Я качаю головой. Я не знал, откуда она брала имена для лошадей.
– Ее назвала Макс.
Я прекращаю расчесывать и поворачиваюсь к маме.
– Я настояла.
– Почему?
Мама никому не разрешала давать имена лошадям, только если лошадь принадлежала этому человеку. В детстве у нас с сестрой были свои лошади, которых мы могли назвать.