Я поднимаю взгляд на похитителя и глазами умоляю его не оставлять меня с ним. Я не мастер умолять, но мне еще никогда не угрожали инструментами, что лежали на столике справа. Так что я молча молила.
Но он только качает головой, разворачивается на пятках и выскакивает из ангара. Тяжелая дверь закрывается с громким стуком, от которого по всем моим нервам пробегает волна паники.
****
Кэтч
Не надо было с ней разговаривать. Не надо было снимать скотч с ее рта. Не знаю, зачем я это сделал. Просто хотел, чтобы она сказала, как оказалась в этой заворушке, но оказалось, она ‒ в некоторой степени ‒ и сама не знает. И может быть, я просто хотел услышать ее голос, чтобы он звучал у меня в голове, когда я вспомню ее прекрасное лицо.
‒ Забудь ее, Кэтч, ‒ бормочу я сам себе.
Все силы уходят на то, чтобы не ударить что-нибудь кулаком. Разговоры с самим собой не затмят вид инструментов на столике и ее умоляющий взгляд. Запустив руки в волосы, я отправляюсь к разваливающемуся зданию, в котором оставил свой байк. Я сую маску в рюкзак и начинаю ходить туда-сюда.
Скоро все закончится, и я смогу забрать свои деньги. Потом я смогу исчезнуть и оставить все это позади. Забыть ее лицо и глаза. Но мысль о том, чтобы выкинуть ее из головы, отзывается жарким ощущением в животе.
Не могу избавиться от чувства, будто что-то не так, что это не похоже ни на одно из моих заданий. Я просто хочу сесть на байк, разогнаться и никогда не оглядываться. Но почему-то знаю, что никогда не смогу снова закрыть глаза, не вспомнив при этом ее зеленые глаза, умоляющие о помощи. То, что я смогу забыть ее, ‒ ложь, и я знаю об этом. Вот бы все было просто. Застрелить ее издалека, сломать шею в темной подворотне. Но, представив, как сделаю это с ней, я вздрагиваю.
Я не из мягкотелых. Я убиваю за деньги и ни капельки не сострадаю тем, кто стал моей жертвой. Я всегда получаю то, что хочу. Я решительный человек, который никому не позволит вытирать об себя ноги, но от этого задания такое ощущение, будто Таймер вылил на меня целую бадью отменного дерьма. Прежде у меня никогда не было проблем с заданиями, возможно, поэтому выбрали меня.
Я останавливаюсь и перекидываю ногу через байк. Нужно убираться отсюда. Если они захотят убить ее, то пусть занимаются этим сами. Я не могу в этом участвовать.
Пнув подножку, я держу байк ногами. И закусываю губу, когда ее лицо снова врывается в мои беспокойные мысли. Она сказала, что не из тех, кто умоляет, но выглядела она до ужаса испуганной, когда толстяк вышел из двери.
Я громко смеюсь и запускаю руку в волосы. Не очень-то профессионально.
Звук закрывающихся автомобильных дверей выдергивает меня из мыслей, и я снова ставлю байк на подножку. Выглянув из разбитого окна, я вижу черный лимузин и двух людей, входящих в ангар. Они в костюмах, но создают впечатление скорее женоподобных мужчин, чем агрессивных допрашивающих.
Когда они распахивают дверь ангара, воздух разрывает крик, от которого кровь стынет в венах. Я не думаю и не понимаю, что делаю. Просто бегу. Бегу прямо к ней.
****
Макс
‒ Веселье уже началось?
Я слышу голос Джеймса Келли: он усмехается, и от этого женственного голоска у меня кожа покрывается мурашками. Когда он нервничает или возбужден, голос становится выше на пару октав.
Естественно, он знает, что ублюдок уже начал. Он не терял время даром. Он задавал вопрос, а когда я пожимала плечами, тыльная сторона его ладони прикасалась к моей щеке. Даже казалось, что от моей боли он получает какое-то удовольствие. Наверняка, закончив с очередной жертвой, он мастурбирует.
Упс! Хватит так думать, сосредоточься на том, как бы отсюда выбраться.
‒ Ах ты ублюдок! Я так и знала, что это ты устроил, ‒ кричу я. Пора устроить какой-нибудь переполох, чтобы иметь возможность расцепить руки и ноги. При каждом моем движении запястье взрывается болью, так что я удивляюсь, как еще могу сдерживать стоны боли. Нужно просто забыть о руках и поработать над лодыжками. Чтобы выбраться отсюда, мне нужны именно ноги.
‒ Заткнись, Макс, ‒ сплевывает он, приближаясь ко мне. Наклонившись, он упирается ладонями в стул и останавливает свой нос в дюйме от моего. Глупо, учитывая, что его нос сломан потому, что один раз он уже встал слишком близко ко мне. ‒ Я знаю, что ты была в моем офисе. Может быть, в следующий раз, когда будешь что-нибудь копировать с моего компьютера, захочешь закрыть окошко сообщения, что копирование завершено.
Я резко втягиваю воздух. Упс.
Я пропускаю мимо ушей его слова ‒ он не заставит меня признаться в содеянном.
‒ Джеймс, сколько еще людей работает в этом офисе?
Он краснеет, очевидно, раздраженный тем, что я не собираюсь так легко сдаваться. Он отталкивает стул, и тот становится на все четыре ножки. Я слежу за выражением своего лица, хоть я и до ужаса боюсь того, что он меня уронит на пол. А я все еще не освободила руки. Ударившись головой о бетонный пол, я вырублюсь.
Он опускает стул обратно на пол.
‒ Дай мне эту штуковину, ‒ говорит он, не отводя от меня глаз.
‒ И что ты сделаешь, отшлепаешь меня? ‒ спрашиваю я с сарказмом. ‒ Потому что в прошлый раз тебя вполне устроило быстро перепихнуться.
Уголки его рта складываются в ухмылку, и он не слышит окончания.
‒ Да, я тебя отшлепаю, но так, что тебе не понравится.
Я открываю рот, чтобы остроумно ответить, но он продолжает говорить.
‒ Вот здесь, кажется, подходящее место.
Он поворачивает молоток так, что его острый конец упирается в мое колено.
‒ Посмотрим, сколько ударов по колену ты выдержишь, прежде чем решишь заговорить. И помни, Макс, очень важно, чтобы ты рассказала мне, что знаешь и кому ты передала эту информацию.
Джеймс делает глубокий вдох и подбрасывает молоток, а потом поднимает его высоко в воздух. Этого не должно случиться. Мне нужны оба колена, чтобы вытащить свою задницу из этого безобразия. Возможно, я и выдержу пару ударов, но он запросто может сломать мне чашечку. Я принимаюсь тянуть лодыжки в стороны изо всех своих сил, пытаясь освободиться от скотча.
‒ Оу, оу... сиди смирно, Макс, ‒ говорит он, протягивая руку и сжимая мой подбородок.
Я отклоняюсь назад, в то же время растягивая лодыжки в стороны. Я чувствую, как скотч немного поддается и меня охватывает небольшое облегчение. Вероятно, я смогу вытерпеть пару ударов, а потом, надеюсь, освобожу ноги.
Как только он начинает опускать палку, дверь ангара распахивается с громким лязгом. Человек в черном пересекает зал.
‒ Какого черта? ‒ начинает вопрошать толстяк, сразу кидаясь к вошедшему. По пустому зданию разносится хруст сломанных костей, и толстяк падает на пол с громким стуком.
Хотя мне кажется, что по части адреналина я уже полностью выжата, еще один выброс поднимает меня на новую высоту. Лодыжки свободны, и одним быстрым движением я выбиваю молоток из руки Джеймса. Он издает какой-то по-женски жалостливый визг и хватается за запястье. Я вскакиваю со стула, забыв про связанные руки, и плечом врезаюсь ему в грудь. Мы валимся на пол, потому как он схватил меня, плотно прижав к себе.
Подняв голову, вижу, как мой похититель-спаситель выходит против третьего парня в костюме. Он двигается с грацией танцора, но бьет с силой автомобиля. Его кулак врезается противнику в ребра, и я слышу хруст ломающихся костей.
Пресвятые угодники! Он только что сломал ему ребра одним ударом.
Джеймс начинает барахтаться подо мной, стараясь столкнуть меня. Этого не будет. Он не победит меня. Только не тот, кто визжит как десятилетняя девчонка.
Одним быстрым движением я поднимаю колено и бью прямо по семейным драгоценностям. Он мычит, но ‒ что удивительно ‒ не ослабляет хватки. Я вижу, как по его лицу разливается выражение боли. Я закатываю глаза, ‒ меня уже тошнит от этого недотроги, ‒ а затем бью лбом по его уже сломанному носу. Раздавшийся треск не может не радовать.
Льется кровь, и его руки отпускают меня. Я не успеваю скатиться с него, как кто-то хватает меня под мышки и ставит на ноги. Я откидываю голову назад, изо всех сил стараясь врезать ему хорошенько, но промахиваюсь. Две больших мускулистых руки обхватывают меня, крепко прижимая к твердой груди. Теплое неровное дыхание касается моего уха.
‒ А ты можешь постоять за себя, Блейз (прим. перев. ‒ с англ. «огонек»), ‒ я сразу узнаю этот голос, будто слышу далеко не первый раз. Плечи расслабляются, и я пытаюсь обернуться.
‒ Подожди, ‒ говорит он, хватаясь за скотч на моих запястьях, и срывает его, освобождая меня.