- Не понимаю я тебя, Мардан. О чем ты?..
- Да ты хоть имеешь представление, что такое местное правительство? С людьми я, положим, найду общий язык. А как быть с Чеменли, Бабадагом? Как быть с селями, что хотят съесть Сенгергая? Ведь они тоже на человека надеются, на местное правительство. Разве не так? Если в Чеменли пересохнет хоть один родник, я буду считать, что это моя вина, с Карадага придет сель опять я буду виноват.
- Мардан, - вдруг посерьезнела мать, - мне и в голову не приходило, что у местного правительства может быть столько забот.
- А раз так, принеси-ка мне мои молоток и мастерок. В детской комнате они, под шкафом.
- На что тебе молоток и мастерок, а киши?
- Ты сначала принеси, а потом увидишь, на что они мне, А еще, если нетрудно, достань из сундука шелковый платок.
- Что это тебе взбрело на ум? - улыбнулась мама, но пошла и принесла сначала молоток и мастерок, а затем открыла сундук и достала оттуда цветастый платок. - Ой, да это же мой девичий платок, еще когда я была невестой...
Она уже собралась было положить его обратно в сундук, но отец остановил ее.
- Правда? Вот и хорошо, Саялы! Это как раз то, что нужно. Неси его сюда!..
Отец подошел к столу. Меня разбирало любопытство. Я приподнялся на кровати, решив узнать, что же произойдет дальше.
- Вот возьми, Саялы, и заверни все это в платок и положи на дно сундука, - и отец протянул маме молоток и мастерок.
В ее удивленных глазах я прочитал: не свихнулся ли отец?
- Что с тобой, Мардан, разве молоток и мастерок заворачивают в шелковые платки?
- Заворачивают, Саялы, заворачивают. Если бы я мог, я бы в золото их завернул. - Сказав это, отец снова двинулся к окну. - Не только Чеменли, пусть бы весь земной шар отдали в мое распоряжение, а все равно остался бы уста Алмарданом.
- Ты прав, Мардан. - Мама аккуратно завернула в свой девичий платок молоток с мастерком, которые все еще продолжала держать в руках.
Отец уже стоя выпил остывший чай и собрался уходить.
- А ты не будешь завтракать?
- К завтраку я вернусь. Пусть ребята проснутся... Скрипнула дверь, ведущая на веранду.
Мама тоже ушла на кухню. Я торопливо оделся и подошел к отцовскому "звездному окну". Так же, как он, опершись рукой о раму, посмотрел на Бабадаг. Что же там такого видел отец? Почему каждый раз, когда он вглядывался в гору, у него в глазах появлялся особый блеск. Мне хотелось разгадать эту тайну. Но Бабадаг был самой обыкновенной горой. Снежная вершина сверкала в лучах восходящего солнца. Узкие, пересекающиеся тропинки на заросших густых склонах были безлюдны.
Над снежной пикой Бабадага, на белом фоне медленно плывущих облаков, кружила какая-то птица. Вдруг она камнем устремилась вниз. Легкие птичьи перья закружились в пыльной буре.
Я чуть не расплакался, поняв, что не смогу помочь птице, бьющейся в когтях хищного ястреба. Именно в этот момент я услышал волшебные звуки, будто затянул свою песню скитающийся по извилистым тропкам странник. Это была кеманча дяди Мурсала. От волнения волосы зашевелились у меня на голове. Дядя Мурсал не играл на своей старой кеманче, а заставлял ее петь человеческим голосом. Хотя я не мог видеть дядю Мурсала, который играл на веранде своего дома, расположенного значительно выше нашего - в махале Демирчиляр, я легко представлял себе, как он держит кеманчу на колене, как, наклонив голову, прислушивается к ее звуку. Тихий, нежный, тоскливый голос кеманчи отзывался эхом на склонах Бабадага, вливался в отцовское окно, будто окрашивая летнее утро розовым светом. Кеманча рассказывала мне что-то, и я ее понимал, но ответить не мог, потому что мне был неведом ее язык, мне только хотелось ее слушать и слушать.
Кеманча смолкла, я вышел из дому и пошел к Искендеру.
Я взобрался в Гаяалты запыхавшись.
Потоки селя с Карадага недавно прошли по этому склону. Каменистая земля была вся в трещинах. На ней росли только колючки, крепко вцепившись в нее корнями, кизил да лесная мушмула. Я огляделся. Отца не было. "Наверное, пошел в правление", - решил я и медленно зашагал по тропинке в махал Демирчиляр.
Все вокруг было залито теплым солнечным светом. Окна домов светились всеми цветами радуги. Полевые цветы легонько покачивали нежными лепестками. Ветки деревьев, склонив верхушки, роняли на землю утреннюю росу. А горы уже были спокойными, светлыми, величественными. На изумрудном небе выделялись две точки - это были орлы, они будто парили рядом с солнцем.
Мне даже показалось в эту минуту, что не только Чеменли - весь мир охвачен тишиной и покоем. И душа моя наполнилась гордостью, я будто впервые увидел родное село: эти дома под красной черепицей, разукрашенные веранды. Вдруг я вспомнил отцовский молоток и мастерок. На большинстве этих домов есть их следы.
Почти каждый дом в Чеменли украшен фигурками животных и птиц. На крыше наших соседей, на доме Шахназ, - красочные павлины, веером распустившие хвосты. На доме Искендера куда-то бежит маленький олененок, выпучив огромные глаза. Сталкивающиеся закрученными рогами бараны, горные козы, как бы желающие перепрыгнуть через крышу, скачущие с крыши на крышу, с чердака на чердак пушистые белки, лисицы, вот-вот готовые ожить и разбежаться по тесным переулкам нашего села. Эти фигурки служили опознавательными знаками наших безымянных улиц, ненумерованных домов.
Минуя эти знакомые адреса, я продвигался к верхней части села. Не доходя центра, перед правлением сельсовета я увидел отца, сидевшего на деревянной скамье у больших ворот. Он все так же неторопливо скручивал самокрутку. Он увидел меня и сделал знак рукой, чтобы я подошел.
- Что с тобой, сынок? - участливо спросил он, внимательно меня оглядывая. При этом он встал, видимо собираясь пересесть на другое место. Куда ты так рано?
Когда он повернулся, чтобы изменить положение, я увидел сзади него морщинистую шею. Раньше я как-то не замечал этого. На шее отца, на задубевшей под солнцем бронзовой коже, протянулись перекрещивающиеся глубокие морщины, похожие на трещины в высохшей от жажды земле. Нет, это были даже не трещины, а скорее пирамида из ровно нарезанных черных брусков.
Эта пирамида так меня поразила, что я не мог отвести от нее глаз.
Отец как будто понял мое состояние.
- Молчишь? Видно, и ты, и твоя мама думаете, что я радуюсь новой должности? - тихонько спросил он. - Вот видишь... Раньше всех явился в сельсовет и уселся перед правлением.
Я не ответил; опустив голову, ждал, что он еще скажет.
- Садись рядом, - он указал мне место на лавочке, - поговорим немного.
Я сел.
- Это хорошее предзнаменование, что, вступая в новую должность, я могу поговорить с тобой. Кто у меня есть на этом свете дороже тебя...
- Ты мог поговорить со мной и. дома... Что скажут...
Папиросный дым, выпускаемый сквозь короткие седые усы, смешивался со странной улыбкой на его губах. Отец так ласково посмотрел на меня, так мягко улыбнулся, что я снова ощутил какой-то странный озноб.
- "Что скажут..." - Отец с легкой иронией повторил мои слова. - Дело не в том, сынок. Кто что скажет - меня мало интересует. Но сегодня, вот здесь, - он рукой дотронулся до своей груди, - будто соорудили мельницу мыслей... Знаешь, Эльдар, ты ходишь в школу, читаешь книги, каждый день что-то узнаешь. В этом нет ничего удивительного. А я с недавнего времени тоже будто сижу на уроке. Или читаю какую-то книгу. Одна мысль рождает другую. Со вчерашнего вечера я столько всего передумал, ты не можешь себе представить...
- Правильно мама говорит, тебя обрадовала новая должность...
- Обрадовала? Нет, просто вчера я был совсем другим человеком. Что же произошло? А ничего, это и есть жизнь. Человеку свойственно меняться каждый день, иначе он будет походить на камень или скалу. Недавно я был в Гаяалты. Видел черные расщелины, и сердце у меня разрывалось...
- Что же делать, это сель, ведь существует поговорка: его сила так же непреодолима, как сила народа.
- Вот молодец, какое хорошее изречение пришло тебе на ум, сьшок. А я вот хочу, чтобы сила народа превзошла силу селя. Надо нам в Гаяалты разбить такой сад, чтобы эта плешь больше не знала, что такое сель.
- Сад? Да там же только камень да галька.
- Камень в человеческих руках тоже кое-что значит. Но нужна вода, много воды. - Отец на мгновение умолк. Он уже забыл о моем присутствии и разговаривал как бы сам с собой. - Хорошо, что сегодня я вышел из дому так рано. Иначе я многое бы потерял.
- О чем ты? - поинтересовался я.
- Сегодня утром мир показался мне таким прекрасным, таким ясным... Но он не так совершенен, как нам иной раз кажется. Я заглянул в него поглубже. И понял, что он, как ребенок, нуждается в постоянной заботе...
В это время из-за его спины послышался приятный голос: