Мы с Ланой по-разному отреагировали на арест Макса. Я разделила с ней печаль и отчаяние, но это не смогло затащить меня под воду. Внутри меня было слишком много зла и агрессии, которые просто не позволили этому случиться. Она же чувствовала себя ответственной за все это.
Я не виделась Лакланом около недели. Да это и не имело значения, потому что с тех пор все изменилось. На протяжении лета я отлично потрудилась, отталкивая его в самый дальний угол своего сознания, но стоило мне увидеть его, как все мои усилия тут же оказались напрасными. Казалось, словно мою голову зажали в тески. Она стала тяжелой, как будто я была на грани мигрени. Даже сейчас, я методично потирала виски.
Лана лежала на диване. Ее тело было укутано пледом. Волосы собраны в растрепанный пучок. Ее кожа была бледно-молочного цвета, как у людей, которые совсем не бывают на улице. Я позволяю беспокойству начать бурлить во мне. Я не могла сидеть здесь, сложа руки. Я спрыгнула со своего стула и хлопнула в ладоши.
— Тебе нужно встать с дивана, — объявила я. — Нужно съесть что-нибудь.
Лана посмотрела на меня, словно забыла, что я вообще находилась в комнате. — Я уже ела. — Она указала на пустую тарелку, стоящую на полу.
— Да, но кусок тоста не считается. Не поверишь, но твоему телу необходима энергия, чтобы функционировать.
Лана посмотрела на меня тяжелым взглядом, после чего перевела взгляд на телевизор позади меня.
Я схватила пульт и выключила его. Лана издала небольшой протест, когда я села рядом с ней. Я громко вздохнула и прислонилась к ее ногам.
— Давай, — произнесла Лана. — Выскажись.
Я посмотрела на нее, сведя брови на переносице.
— Я знаю, что сейчас тебе хочется все выплеснуть.
Я вздохнула. — Я не хочу все выливать на тебя. Я просто хочу, чтобы ты взбодрилась. Сейчас все… немного странно.
— Ты говорила мне тоже самое год назад. — Лана начала разминать руки. — Ты возвращаешься на учебу?
Я слегка напряглась. — В следующем семестре. Мне же больше нечего не остается, как продолжить учиться, верно? — Я посмотрела на Лану и слабо улыбнулась. Она не стала улыбаться мне в ответ. — Мои родители хотят, чтобы я вернулась на учебу.
— Но ты сама-то хочешь вернуться туда?
— Наверное, да, — ответила я тихо.
Я встала и начала мерить шагами комнату, оттягивая воротник рубашки, вдруг почувствовав, будто задыхаюсь. — Как я могу сейчас сфокусироваться на чем-то ином? Мне кажется, будто весь мир вокруг меня рушится.
— Может быть, он всегда рушится вокруг нас.
Мне хотелось сказать ей, чтобы она не сотрясала воздух. Нет ничего нового в уклончивых фразочках Ланы; она неделями делала подобное. Но сейчас ее слова начали проедать мой разум, делая меня параноидальной и посылая мурашки по спине.
— Что это значит? — спросила я.
Лана пожала плечами, не отводя взгляд. Она смотрела мне прямо в лицо. — Мне просто кажется, что правда, наконец, настигает тебя, нас обеих, а ведь это именно то, чего я всегда хотела избежать. Я надеялась, что этого никогда не произойдет…никогда. Мой отец уничтожает людей, окружающих меня.
Когда она договорила, в квартире стало настолько тихо, что вы могли бы услышать, как из крана падает капля воды.
Мы ничего больше не произнесли вслух. Ее слова эхом пронеслись в моей голове.
Я встала и вышла из комнаты.
Мы старались избегать друг друга всю оставшуюся часть дня.
Я проснулась от непонятного грохота и сразу же села, чувствуя, словно меня вырвали из сна. У меня ушло некоторое время, чтобы вернуться в реальность, и когда я это все-таки сделала, то посмотрела на часы. Было почти шесть часов утра.
Дезориентация не ушла. Я пришлось приложить усилие, чтобы остановить свое тело и не дать ему завалиться вперед. Я чувствовала онемение, хотя внутри меня был орган, размером с мой кулак, который не прекращал неистово биться. Я прижала ладонь к сердцу и сделала несколько глубоких вдохов. Спустя несколько минут мое сердцебиение все еще не могло нормализоваться, и я сдалась. Выбралась из постели. Мои ноги тряслись, когда я открыла дверь и высунула голову в темный коридор. Полоска света виднелась из-под двери ванной. Я выкрикнула имя Ланы. Мой голос был кристально чистым и твердым, но она не ответила мне.
Наконец, я вышла в коридор. В квартире было убийственно тихо. Я слышала все: кровь, шумевшую в моих венах, свое затрудненное дыхание и свои шаги по ковровому покрытию.
Когда я дошла до двери, то уже собралась постучать, но засомневалась на миллисекунду. Внутри меня была крошечная часть, которая была напугана и настойчиво твердила мне не заходить внутрь.
Я мягко постучала. Мои глаза закрылись, когда ответа не послышалось.
— Лана? — произнесла я.
Я услышала, как по ту сторону двери открылись и закрылись шкафчики. Затем последовали всхлипы.
— Лана, я вхожу, — сказала я, открывая дверь.
Открыв дверь, я сделала всего лишь шаг и замерла. Лана смотрела на свое отражение с ножом, прижатым к левому запястью.
Я аккуратно подошла и произнесла ее имя. Она даже не посмотрела на меня.
— Что ты делаешь? — спросила я.
Она моргнула и продолжила смотреть на себя. Поворачивая голову в разные стороны и осматривая свои черты критичным взглядом.
— Моя кожа идеальна, — произнесла она, оставляя царапину на запястье. Ее рука начала дрожать. Я резко вдохнула. — Но знаешь что? — Она склонила голову на бок и посмотрела на меня через зеркало. Я в ответ перевела взгляд на ее отражение в зеркале. Лана может сколько угодно думать, что она безнадежна, но я вижу в ней человека. Того, кто должен бороться всю жизнь, чтобы выжить. Если она пройдет это испытание в своей жизни, то ее уже будет невозможно остановить.
— Но внутри у меня столько боли, — произнесла она. — И она продолжает умножаться.
— И думаешь, если будешь резать себя, то исправишь это?
— Да.
Я попыталась вразумить ее. Я сказала, что мы можем куда-нибудь сходить, куда угодно, лишь бы она почувствовала себя лучше. Не голодна ли она?
Лана отказалась от всего.
Я попыталась снова. — Как насчет того, чтобы выпить чего-нибудь, что заставит тебя уснуть? Ты примешь это, заснешь, а завтра поймешь, что новый день лучше предыдущего. Ты сможешь все обдумать!
Лана посмотрела на меня, все еще через зеркало, словно я была сумасшедшей. — Мне не нужны снотворные. Я знаю, как заставить боль исчезнуть. — Лана подняла нож. Лезвие сверкнуло на свету, и мое дыхание застряло в горле.
— Просто отдай мне нож, — умоляла я.
Но Лана больше не была со мной. Я видела в ее глазах, что она застряла в тайнике своих воспоминаний. Уплывая все дальше и дальше от реальности.
— Ты не понимаешь, — произнесла Лана.
— Так объясни мне. — Я сделала еще один шаг в ванную и закрыла за собой дверь. Мы были единственными людьми в квартире, но я по-прежнему ощущала потребность в закрытых дверях. Казалось, будто я закрывалась от всего мира ради этого слишком личного разговора. — Заставь меня все понять.
Она посмотрела на меня, будто я сумасшедшая. — Это, — она помахала ножом в воздухе, — единственный способ заставить боль уйти.
— Нет, это не так, — быстро ответила я.
Нож вернулся к ее запястью. Она настолько сильно сжимала металл, что ее костяшки побелели, а пальцы начали неконтролируемо дрожать. Я выжидала идеального момента, чтобы сделать выпад вперед и выхватить нож из ее рук, не причиняя боли никому из нас.
— Лана, если ты просто….
— Позволишь мне сказать? — закричала она.
Я прижалась к двери. Я никогда не слышала, чтобы она на кого-то поднимала голос, особенно на меня.
Я в защитном жесте подняла руки. — Да. Да. Можешь говорить. Вся сцена твоя.
Она тяжело дышала, не сводя глаз со своего запястья, словно то разговаривало с ней.
— Однажды… — медленно начала Лана. — Когда мне было двенадцать, у моей бабушки была подруга, работающая в церкви. Они сидели в гостиной моей бабушки и разговаривали, а я подслушивала их, стоя за дверью. Бабушка спросила, как эта женщина чувствует себя. У женщины же, которой было около тридцати лет, на коленях была упаковка салфеток. Как я знала, она потеряла ребенка на 20 неделе. И на вопрос моей бабушки, она ответила: «Он все еще здесь», — и погладила свой живот. — «Даже несмотря на то, что он ушел, я ощущаю его каждый день». — И она рассказала бабушке, что иногда поднимает рубашку, ожидая увидеть округлившийся живот, но, когда ничего не видит, её посещает непреодолимое желание умереть. Моя бабушка сказала ей не думать об этом, сказала что суицид — это грех.
Лана продолжала смотреть на нож. Она так крепко его держала. Наконец, я решилась сделать шаг вперед, держа руки вытянутыми передо мной.
— Но ты знаешь, что эта женщина ответила? Она сказала: «Неужели, суицид — грех? Я знаю, что мой сын сейчас в безопасности. Он в безопасности и счастлив. Я же, в свою очередь, просто хочу быть рядом с ним. Я хочу смерти». Сначала я думала, кто может хотеть смерти? — Лана посмотрела на меня, действительно на меня, не обращая внимания на мои вытянутые руки и осторожный взгляд. Она тяжело рассмеялась, после чего продолжила: — Для меня, смерть была ужасающей. Большинство людей борются с ней так долго, как только могут. Но эта женщина желала ее. Но затем я подумала кое о чем. Может быть, эта женщина поняла то, что остальные так и не смогли. Когда слез и злости недостаточно, может быть смерть — это единственный гарантированный способ положить конец боли.
В ее глазах были слезы.
— Раньше я думала, что оскорбления и унижения прекратятся. Но теперь понимаю, что это не прекратится никогда. Так почему я должна пробираться через боль? Почему бы не покончить со всем этим?
Слезы капали на ее запястье. Некоторое время мы обе смотрели на ее идеальное запястье, омраченное слезами.
Лана надавила. Кожа вокруг лезвия стала белой. Я дернулась вперед, но было слишком поздно. Она провела лезвием по одному запястью, а затем и по второму.
У нее ушло всего лишь несколько секунд, чтобы вскрыть оба запястья. На лезвии даже не осталось ни капли крови.
Нож упал на пол. Лана вздохнула и посмотрела на меня. Я ожидала увидеть ужас в ее глазах из-за того, что она сделала, но она выглядела счастливой, словно испытывая облегчение.
Она улыбнулась и посмотрела на кровь, которая медленно начала подниматься к поверхности и стекать по ее рукам, капая на пол, напоминая кровавые слезы.
— Вот дерьмо, — выдохнула я, переводя взгляд между ней и каплями крови на полу. Я почувствовала онемение и перестала дышать.
Жизнь медленно вытекала из нее, а она подняла руку в воздух, наблюдая, как эти слезы щекочут ее призрачно-белую кожу.
— Все исчезает, — произнесла она с благоговением.
Мое дыхание возобновилось короткими вздохами. Кровь вызывает у меня приступ тошноты. Я снова задержала дыхание и сделала шаг вперед. Я продолжала удерживать взгляд на лице Ланы, фокусируясь на ее губах. Они были изогнуты в маленькую улыбку. Я попыталась представить счастье и смех, вместо безнадежности и отчаяния, окруживших меня.
— Лана, что ты только что сделала? — спросила я. Мой голос был немного слабый.
Ее тело осело около моего мертвым грузом. Я потянулась к полотенцу и, когда сделала это, поскользнулась на ее крови. Мы обе дернулись назад и ударились о стену с громким стуком.
Лана прижалась головой к моему плечу. Я дышала медленно, в оцепенении уставившись в потолок. Моя голова пульсировала. Свет вокруг меня помутнел.
Мы обе сидели в абсолютной тишине. Единственным звуком, повисшим в воздухе, было мое затрудненное дыхание и слабые вдохи Ланы.
— Она была права, — наконец, прошептала Лана. — Ты в безопасности, когда мертва.